Василий улыбается и хлопает Старика по плечу.
— Твоя оченно умный фельдфебель. Мудрый человек идет с Василий, немецкий голова оставайса на плечах!
— Смотри, своей не лишись, — зловеще бормочет Старик.
— Я не беспокойса о свой голова, — безмятежно улыбается Василий. — Моя живи не дольше, чем хоти великий Кун-цзы. Когда Кун-цзы решай, ты уходи. — Берет Малыша за руку. — Ты большой русский медведь, можешь ломать череп красный один удар. Ты остаесся с Василий, возвращаесся деревня, играй игры с девушка. Ты не делай, что я говори, ты заражайся от месячный у старый шлюх!
Малыш, не понявший и половины этого, несколько раз кивает и приносит торжественную клятву верности, вскинув три пальца.
Как мы прошли через мост, я не помню. Какой-то сержант съездил меня по физиономии, остальные энкаведисты как будто нашли это забавным.
Когда мы наконец приходим в Кожухово, из-за низких облаков с ревом появляются наши «штуки»[97]. Вокруг нас рвутся тяжелые бомбы, разрушая здания и железнодорожные пути. Наконец летчики засыпают район зажигательными бомбами и поливают его из пулеметов.
— «Штуки» помогай нас, — восторженно кричит Василий. — Все НКВД в подвалах, защищай жисти коммунистов. Теперь наша заклади пластиковый взрывчатка, взорви сталинский завод под нос у НКВД. Возвращайся гитлеровский армия, хорошо спи, готовься к следующий поход.
Ефрейтор-бранденбуржец падает между двумя бетонными блоками, и когда мы пытаемся помочь ему вылезти, один блок сползает и придавливает его. Вопли бедняги оглашают ночь.
Бранденбургский фельдфебель приставляет к его затылку пистолет. Это «беретта» с глушителем, предназначенная специально для таких дел. Солдат-диверсантов приканчивают, если они не способны передвигаться. Никто не должен попадать живым в руки противника.
Мы сваливаем еще несколько блоков на то место, где лежит зажатым тело ефрейтора. Может быть, русские патрули не найдут его сразу же. Бомбы разрушили стену вокруг завода ЗИС в нескольких местах. Мы входим с улицы Лизина. Нужно было бы с Тюфелевой Рощи, но ходивший туда на разведку Василий говорит, что тем путем не пройти. Там стоит целая колонна легких танков. Действительно ли это охранная рота НКВД, поджидающая диверсантов, сказать он не может. Но экипажи в машинах. Мы с двумя противотанковыми ружьями Дегтярева не можем вступать в бой с ними. И решаем идти другим путем.
Василий соглашается со Стариком и фельдфебелем-бранденбуржцем, что нужно входить колонной по три, как подразделение. Он полагает, что его погоны капитана НКВД помогут нам пройти, и, в крайнем случае, у нас есть пропуск на территорию завода. Существует риск, что русские ввели пароль, какой — догадаться невозможно. Это может быть самая логичная или самая нелепая комбинация слов. К примеру, нам могут крикнуть «Иван Грозный», а правильным отзывом будет «Дохлая крыса».
Василий пошел на разведку. Мы лежим между товарными вагонами на станции Кожухово, оттуда видно, как выносят раненых из подожженного зажигательными бомбами госпиталя.
— Черт возьми, посмотрите на вон ту, — бормочет Малыш, разглядывающий медсестер в артиллерийский бинокль. — Вот это задница! Так и просится на грех. Черт, как бы я ее сейчас трахнул.
Начинается недолгая, бесшумная борьба за бинокль.
— Мой старый приятель встает на дыбы! — говорит со смешком Порта. — Давно не примерял меховой шубы!
— Нужно было трахнуть ту свинью в Климской, как я, перед тем, как ее зарезали, — говорит Малыш. — Закроешь глаза и представляешь себе, что это гамбургская красотка, пришедшая на бал без трусиков.
Появляется Василий.
— Там повсюду чертов НКВД, — говорит он, тяжело дыша. — При воздушный налета погибай много люди, но мы не делай сейчас большой взрыв. Оттуда увозят раненый. НКВД приехать на бронемашины. Моя думай подожди один час. Кун-цзы говорит: «Никогда не спеши». Действуй спокойно, сохранишь голова на плечах. Моя узнал пароль. Русский кричи «Война», наша отвечай «Яблоко» и иди дальше. Они не соблюдай осторожность. Толстый полковник сказал пароль, когда моя лежи под машина. Они знай, что злой бранденбуржа в Москва. Полковник говори — отрезай ему член и делай ему кушай без соли. Значит, в плен попадай нельзя. Лучше быстро бежи после того, как будет взрыв. Они стать как сумасшедший, искать дурный немса по всей Москва.
— После того, как взорвем завод, — неудивительно, — сухо замечает Штеге.
— Что твоя смотри? — спрашивает Василий, ткнув Малыша в плечо дулом автомата. Малыш все время лежал, неотрывно глядя в бинокль.
— Советскую дырёшку, — шепотом отвечает с похотливой улыбкой Малыш. — Когда они поднимаются по лестнице, видно, что у них под юбкой. Надо было пойти в санитары. Лучше делать уколы солдатам в задницу, чем шастать, взрывая заводы.
— Василий должен немного смотри! Его мальчик давно не бывай в приятный теплый фанза.
Прежде, чем Малыш успевает сообразить, что происходит, Василий забирает у него бинокль. Но вскоре отдает обратно.
— Моя делай предложений, — говорит Василий, — моя есть умный план. Берем русский медсестры в себе, в гитлеровский армий. Говорим, они знают медицинские секреты. Мы развлекай, потом отдавай их генерал. Они кричи изнасилование, мы кричи — грязный коммунистический пропаганда. Что скажете?
— Ему нужно служить в министерстве Геббельса, — усмехается Порта. — Я готов побрататься с ним.
— Когда война совсем конец, наступит мир, мы бросай автоматы, вы ехай с Василий в большой путешествий к мой двоюродный брат в Гонконг. — У брат есть ресторан «Курочка». Много китайса приходи продавай запрещенный вещь. Брат делай большой обеда. Сперва подавай танг-цу-ю. Это вкусный маринованный рыба. Потом мы кушай превосходный фу-рунг-чип-иен. Это курица с креветки. Потом аппетитный пао-янг-рео, спина овцы с овощи. Наша немного отдыхай, потом кушай ченг-чао-цзе, фаршированный блинчики на пару. Потом приходи много красивый женщин из веселый дом, играй с нами в игры, и мы пей сакэ.
— А можно научиться есть палочками? — с сомнением спрашивает Малыш. Пытается поднять двумя штыками кусочек льда, но всякий раз роняет его. — Даже ледышку поднять не могу, — раздраженно выкрикивает он. — Как же, черт возьми, набить рот рисом с помощью ваших палочек?
— За дело, — говорит Старик, затягивая плечевые лямки.
Начинается раздача детонаторов и пластида. Как только с нескольких шашек снимают обертку из промасленной бумаги, вокруг расходится сильный запах марципана.
— Странно, что такие маленькие булочки могут взорвать целый завод, — говорит Барселона, всовывая похожие на карандаш детонаторы в мешочки с опилками.
— Теперь соберитесь с духом, — сурово говорит Старик. — Если кто будет ранен и не сможет идти, кончайте с собой. Лучше отправиться на небо прямиком, чем через пыточную камеру НКВД.
— Говоришь как священник, — усмехается Хайде. — Только «Аминь!» забыл.
— Я был бы не прочь оставить тебя с раной, — рычит Старик. — Любопытно было б узнать, хватит ли у тебя мужества покончить с собой! Не думаешь ли ты, что фюрер ждал от тебя именно этого?
— Нам раздавят яйца, — лаконично говорит Порта.
— С Малышом им придется потрудиться. У него они, как гранитные. Потребуются специальные инструменты!
— Чертов НКВД такой струмент есть, — весело сообщает им Василий. — На Лубянка есть все нужный струмент, однако. Очень умный люди. Иметь все, чтобы заставить дурный немса петь хороший песня для НКВД.
Задняя часть завода в огне. Прямо в воротах стоят три большие пожарные машины, пожарники в медных касках разматывают шланги.
— Чего только не увидишь на войне! — взволнованно шепчет Малыш. — Пожарные машины мне нравятся. Лучше было б стать пожарным, чем идти в армию. Только меня не взяли бы, потому что я попал под арест за попытку поджога.
— Что же ты хотел сжечь? — с любопытством спрашивает Порта.
— Полицейский участок на Давидвахтштрассе! Эти гады схватили меня на месте преступления, когда я складывал растопку. От заключения меня спас психиатр. Сказал, что у меня пунктик относительно полицейской формы. Если б он сказал про пунктик относительно инспектора Отто-так-его-перетак-Насса, он был бы гораздо ближе к истине. Я, собственно, ничего не имею против шупо. Они делали мне много предостережений, когда меня вызывали для беседы с Отто. Недавно один приятель из Гамбурга сказал мне, что, по слухам, Насса перевели в Копенгаген. Если это так, надеюсь, датские подпольщики его прикончат. Иначе никакие они не викинги.
— Тихо ты, Малыш, — шепчет Старик. — Тебя, наверно, в Кремле слышно. Если эти ребята у ворот уловят хоть слово по-немецки, тут же откроют огонь.
— Беда с этими разными языками, — бормочет Малыш. — Вот бы все говорили по-немецки. А так русские сразу разоблачат тебя. Достаточно потребовать, чтобы ты прочел «Отче наш» на их языке, и что тогда? Конец!
