Волки оттащили труп Скеллиона Страшная Пасть в лес и закопали под деревом, названия которого история не сохранила. С того дня любая собака не пропустит ни одного дерева, чтобы не помочиться на него, — совершая это, она надеется, что оскверняет монумент незадачливого военачальника. Он вошел в легенду, но не под именем Героя, а под именем Пса, чьи Кишки Протухли. Возможно, соплеменники отнеслись к Скеллиону чересчур сурово, ведь он совершил всего один, хотя и трагический, промах.
Противостояние завершилось победой волков, но поголовье их значительно упало, и, вопреки доводам здравого смысла, они вступили в союз с лесными вепрями, чьи клыки прикончили немало собак. Тем временем с заснеженных горных вершин в мир спустился гигант Гроф, тайный посланник человечества. Он тоже искал себе союзников, рассчитывая, что они помогут ему подготовить людям путь из Хаоса Моря. Поначалу никто из живых тварей не захотел иметь с ним дела, и тогда из облаков и туманов гигант вылепил животных-призраков. Он хотел придать своим созданиям внешность зверей и птиц, сотворенных природой, но природа не доступна подражанию, и из рук Грофа вышли неведомые чудовища. Он попытался вылепить из облака лошадь, но у него получился единорог. Тело орла приобрело в его руках звериные очертания, и в результате получился грифон. Тогда гигант оставил попытки подражать природе и создал вселяющее ужас чудовище — огнедышащего дракона. Собачья мифология, которая несколько разнится от волчьей и лисьей, утверждает, что именно псы освободили мир от творений Грофа, которые тогда во множестве покрывали землю, сбросив их в озеро раскаленной лавы. Чудовищам удалось подняться, но лава, облепившая их, мгновенно застыла, и они превратились в недвижные каменные глыбы.
Хотя затея Грофа с животными-призраками не удалась, гигант не оставил своей цели — подготовить землю к приходу людей. Первыми зверями, которых Гроф привлек на свою сторону, оказались кошки — они сочли, что им заживется легче и спокойнее, когда люди, существа с ловкими и умелыми руками, завладеют миром. Кошки пообещали посланнику человечества помощь и содействие, однако предупредили: после того как люди захватят власть, они, кошки, по-прежнему будут пользоваться независимостью. «Мы будем жить с людьми, но не подчиняться им, — изрекла кошка по имени Калиссимини. — И хотя мы разделим с ними кров, никогда они не станут нашими повелителями, а мы их рабами. Души наши вверены великой кошке Сссалисссалисси, и никому больше. Ко всем другим живым существам, не исключая и тех, кто послал тебя, мы не питаем ничего, кроме презрения. Надеюсь, ты понял нас?»
Гроф принял условия кошек, но, обратившись к собакам, коварный гигант уверил их, что кошки согласились беспрекословно подчиниться людям. Введенные в заблуждение, собаки последовали примеру кошачьего племени. С того самого дня они питают к кошкам неприязнь, полагая, что те обманули их.
Так, с помощью собак и кошек из Хаоса Моря вышли люди, вооруженные пиками, стрелами и луками. С первых часов своего пребывания на земле они принялись охотиться на волков и вепрей и скоро уничтожили их всех до единого. Собаки могли наконец отомстить своим смертным врагам и порадоваться их унижению. Псы верно служили людям, став для них и следопытами, и разведчиками, и сторожами. Более того, когда лошади отказывались таскать по снегу сани, собаки брали на себя этот тяжелый труд. Что касается лошадей, они долго не сдавались в рабство и отчаянно сражались с людьми, но в конце концов уступили и, сгорая от позора, позволили людям взгромоздиться на свои спины, впрячь себя в повозки и плуги. С течением лет они смирились со своей участью и стали такими же верными слугами людей, как и собаки.
Затаив дыхание, О-ха и Камио слушали рассказ своего незваного гостя. Однако, когда Хваткий закончил, оба поняли, что собачья мифология многие события трактует иначе, чем лисья, хотя, конечно, в чем-то перекликается с ней. К тому же история создания мира, которую знала О-ха, отличалась от истории Камио, и оба ночь напролет проспорили, перечисляя имена и подвиги своих героев, названия тех мест, где зародились великие ветры.
— Впрочем, все это мелочи, — наконец рассудил Камио. — Не будем цепляться за них, общего у нас куда больше, чем различий. Подумай только, я родился далеко отсюда — трудно даже представить, как далеко. И все же в детстве мне поведали почти такую же историю. Имена и названия, конечно, не всегда сходятся, но разве дело в них? Суть-то одна!
Прежде чем погрузиться в сон, Камио пробормотал:
— Да, а что же стало потом с твоим Грофом?
— В награду за верную службу люди построили ему на вершине самой высокой горы ледяной дворец со множеством залов и коридоров, — ответила О-ха. — Тысячи прозрачных сосулек украшали его бесчисленные шпили, купола и башни, и все они сверкали и искрились на солнце. Пол был устлан мягким, пушистым снежным ковром, а в самом центре дворца, через главную опочивальню, протекал стремительный холодный поток. Арка над входом была усеяна ледяными бриллиантами из сокровищницы Страны Вечной Зимы, и тайные переходы вели к вершинам всех гор, что только есть на земле. Тучи надежно скрывали дворец, и никто из живых существ не мог увидеть жилище гиганта и посягнуть на него. Гроф долго жил там в блаженном уединении, — продолжала лисица. — Зимы и лета сменяли друг друга, и новое поколение людей, пришедшее на землю, забыло о гиганте, но он был сделан не из плоти и крови, но лишь из людской веры, и, когда эта вера исчезла, Гроф бесследно растворился. Возможно, почувствовав, что люди вспоминают о нем все реже, он мог бы спуститься со своей вершины и напомнить о себе, но он предпочел скрыться в туманах, витающих над болотами, и растаять в забвении, его роскошный дворец погребен под снегом тысячи зим. но, когда люди вспоминают о гиганте, дух его вновь оживает и тогда на снегу можно увидеть его следы.
Камио довольно кивнул:
— Примерно то же самое случилось и с нашим гигантом, Агарфом.
С этими словами он уснул, и вскоре О-ха последовала его примеру.
Ей привиделся кошмар. Ей снилось, она, спотыкаясь, бредет по залитой светом пустоши. Внезапно на пути ее вырастают черные преграды. Да, это решетки из металлических прутьев, о которых ей рассказывал Камио. Тогда она...
ГЛАВА 19
О-ха ощущала себя созревшим осенним плодом, исполненным соков. Мягкая теплота наполняла ее до краев. Она ни словом не заикнулась Камио о том, что беременна, но сейчас это было без слов видно и ему, и Хваткому. Лис, впрочем, молчал, ожидая, что О-ха заговорит о грядущих переменах первая. О-ха же терзало беспокойство — ей мерещились самые разные страхи, и она не хотела, чтобы кто-нибудь, даже отец, присутствовал при рождении детенышей. Если бы она могла сейчас скрыться, тайком родить лисят и вырастить их сама, она бы так и поступила. Потеря первых детенышей оставила неизгладимый след в душе лисицы, и теперь она не доверяла никому, не исключая Камио. Она бранила себя за необоснованную подозрительность, гнала ее прочь, но гнетущие опасения не отпускали ее.
Лисица с интересом наблюдала, как гуси готовятся к перелету в далекую северную страну, где проводят лето и выводят птенцов. Через несколько дней им предстояло отправиться в нелегкий путь. И вот они вперевалку прохаживались туда-сюда, перекликались, набираясь решимости перед долгим странствием, которое некоторым на них будет стоить жизни. «Зачем только они обрекают себя на подобные испытания?» — вновь недоумевала лисица. Вновь не находила поведению гусей разумных объяснений. Как видно, их гнал прочь неугомонный птичий дух. Спору нет, ее, О-ха, тоже порой охватывает неодолимое желание подняться в воздух и полететь навстречу закату. Но, увы, у нее нет двух необходимых вещей — смелости и крыльев, однако лапы-то у нее есть, и ничто не мешает ей стать лисицей-ш а л о п у т к о й. Да, но... но тогда ей придется бросить родные места ради неведомых. Конечно, любопытно было бы повидать мир, но гусей манит в небо не любопытство, а что-то непонятное ей.
С наступлением весны О-ха поняла, что пришла пора оставить болота и вернуться в город. Скоро здесь будет полно охотников и рыбаков.
— Нам надо отсюда уходить, — сказала она Камио.
— Да, конечно, — ответил он и выжидательно взглянул на нее, но она отвернулась.
Она вдруг вспомнила об А-хо — о его страсти, о его безудержной нежности, о том, что он отдал жизнь ради ее спасения. Ей стало горько, что не А-хо отец ее будущих детенышей. Это было несправедливо — вообще-то лисы редко размышляют о справедливости, — но, когда О-ха думала о том, что ее погибший муж лишен даже права на бессмертие в потомстве, она не могла подобрать другого слова. Он умер, спасая детенышей, которых ему не суждено было увидеть. Вскоре все они отправились вслед за отцом, и род А-хо на земле оборвался.
