На полу у моих ног – громадная бесформенная груда, окруженная как туманом не успевшей осесть мелкой белой пылью. Входная дверь квартиры отсутствовала. Вместо нее на меня глядела ужасающе страшная амбразура с уродливо острыми краями уцелевшей стены, лишенной штукатурки. Вырванная с коробкой входная дверь, падая, потащила за собой тяжелую бронзовую вешалку с одеждой, большую деревянную полку с множеством предметов и овальное зеркало, к счастью, уцелевшее.
Бог спас меня. Задержись я у холодильника лишнюю секунду…
А дом уже клокотал от криков смятенья и ужаса. На разные голоса, надрываясь, кричали дети. Их никто не утешал. Откуда-то неслись звуки похожие на вой. И вдруг в эту адскую разноголосицу ворвался дребезжащий мужской голос, срываясь на визг. Он кричал: «Выходите! Выходите все! Немедленно выходите – сейчас рухнет дом!»
Он непрерывно повторял эту фразу, усиливая ужас и сея панику.
Мгновенно все звуки переместились на лестницу. Вопли смешивались с топотом сотни ног, падением каких-то предметов, звоном бьющегося стекла. Люди, обгоняя друг друга, мчались вниз, к выходу.
Очень скоро страх охватил и меня. Сквозь него прорывались нелепые вопросы: а как же именины? а куда же деть вареные яйца? Наконец я сообразила, что надо уходить из дома.
Найдя в общей куче дубленку и сапоги, где-то подхватив первый попавшийся платок, наскоро запихнув в целлофановый мешок паспорт и попавшиеся под руку документы, напоследок собрав с портретного столика фотографии мамы и папы, я вдруг надолго задержалась в передней. Волнуясь, кидаясь в разные углы, с ужасом понимая, что уходят драгоценные минуты, я искала ключи от входной двери. Этот психологический туман владел мной несколько долгих минут, пока я вдруг не споткнулась о лежащую на полу дверь.
Одной из последних я выскочила из квартиры, сбежала по пустой лестнице, которая уже на четверть метра отошла от стены. А с потолка тонкими, частыми струйками стекала вода, образовав в подъезде целое озеро.
Я выскочила на улицу в тот момент, когда во всем доме погас свет, и я вышла в непроглядную ночь. Дождь кончился, но усилился ветер – дул с севера. Морозило.
И в этом бесформенном мраке еще более темным пятном – безликая масса людей, плотно окружившая дом, словно боявшаяся потерять с ним связь. Темный пустой дом, несколько минут назад еще полный теплом человеческой жизни, вдруг стал необитаемым. Сгрудившаяся вокруг толпа молчала.
Вырвавшись на свободу, они испытали счастье спасения. Увы, оно оказалось мимолетным. За порогом дома их встретила темная, бесприютная ночь. Усиливающиеся порывы ледяного ветра безжалостно трепали их наспех накинутые, совсем не соответствующие погоде одежды. Холод и полная беззащитность. Это был шок, парализующий волю, отнимающий силы и стремление к борьбе. Толпа стояла молча, перекрыв все дороги. Я остановилась. Страх все глубже заползал в сердце
Что же делать? – спрашивала я себя. Словно озарение вспыхнула мысль: Надо непременно позвонить Юре.
Да, но как, откуда? Где же телефон?
Единственная возможность – Коробковы. Давние друзья, жившие в последнем корпусе нашего жилого массива. С трудом пробравшись сквозь плотное людское кольцо, я вышла на дорогу, ведущую к их дому. Встречный порыв ветра распахнул плохо застегнутую дубленку, сдвинул назад легкий платок, ледяными струями заиграл в волосах. Я ускорила бег. Вот и дом Коробковых: темный фасад, люди спят. Лишь в редких окнах светятся огоньки. И вдруг – о чудо! По мере моего приближения, словно по чьей-то команде, ярким светом одно за другим вспыхивали окна. Испуганные люди просыпались, разбуженные взрывом. А мне представлялось, что Бог в утешенье посылает мне навстречу этот теплый свет. И временами казалось, я слышу голоса вспыхивающих огней: «Не горюй, ты не одна, видишь, как нас много и мы все с тобой!»
Теплая встреча Риты и Коли. Грохотом разбуженный, всколыхнувшийся моим приходом дом. Толпа соседей с трудом помещалась в их трехкомнатной квартире. Проливным дождем падали на меня вопросы. А что я могла рассказать?
Телефон находился в маленькой комнате. И я, слава Богу, наконец осталась одна. Через множество инстанций, безжалостно врываясь в чужие сны, внося смятение и испуг в тихие дома, извиняясь, объясняя случившееся и прося помощи, примерно через час я услышала взволнованный голос Юры. Он сказал, что выезжает немедленно.
А в большой комнате все еще бушевал синклит, переживая нашу беду. Громко, перебивая друг друга, спорили, обсуждая предполагаемые подробности нашего трагического будущего. Общее согласие было лишь в одном. Его кратко выразила полная дама – представительница дома – Мария Тимофеевна. Обращаясь ко мне, она авторитетно произнесла, как печать поставила: «Готовьтесь к самому худшему!»
Это был вступительный аккорд. Далее звучали разные голоса, горьким ядом вползая в мою душу.
«Теперь вас поселят в какой-нибудь барак месяцев на 5».
«Да, да, так было в позапрошлом году на Люсиновской – барак был холодный, без отопления и прожили они там не 5, а 7 месяцев».
«А в переулке у Новослободской тоже был взрыв, их тоже поселили в барак, в каждую комнату по две семьи…»
«А моих друзей после какого-то взрыва полгода держали в доме, назначенном на снос. На 25 человек была одна плита и одна уборная…»
«Какой ужас, – воскликнула худенькая женщина лет 40, – а куда вещи дели?»
«На склад сдали».
И опять вступил голос Марии Трофимовны: «О чем вы говорите? Какие вещи! Половину разворовали, половину поломали. Что там было сдавать на склад?»
Я слушала с нарастающей болью в сердце. И все же как-то недоверчиво: «Неужели такое возможно? Хватит этих разговоров, пора уходить». Я решительно сняла с вешалки дубленку. Рита вскочила:
– Так у тебя даже теплой кофты нет! – воскликнула она возмущенно, и внимательно оглядела мой туалет. – Ты же пропадешь в этой одежде!
Она кинулась к гардеробу. Через полчаса я закрыла за собой дверь гостеприимного дома тепло и солидно одетая.
Спасибо Рите! Она оказалась права. На площадке второго этажа я остановилась. Волнение от услышанных разговоров постепенно нарастало. А вдруг все, о чем говорили эти люди, правда? Чем больше я вдумывалась в услышанное, тем очевиднее оно становилась.
Тягостные мысли захлестнули меня. Услышанное все глубже проникало в сознание, и все безвыходнее воспринималась ситуация. В холодном полутемном пространстве я облокотилась на лестничные перила. Мучительный вопрос, что делать дальше, сверлил мозг. Самой ужасное, что угнетенное воображение не рождало никаких идей.
А, собственно, почему я не сразу поверила? Где основания для сомнений? Это вполне в духе нашего времени, в духе нашего государственного устройства, где человеческая жизнь ничего не стоит, где она самый дешевый расходный товар.
Я опиралась на перила и не могла двинуться с места. Страшно было вернуться в бесприютную темную ночь к онемевшей от ужаса толпе.
Что делать дальше? Конечно, в барак мы не поедем. Есть Юрина квартира. Но вещи – что с ними будет? Нет, не материальная ценность волновала меня. Они – мое прошлое, связь с мамой, моим детством, с родителями. Со всем, что дорого мне в этой жизни.
Ни ответа, ни утешения. Но сколько же можно стоять на этой темной чужой лестнице? И не без некоторого стыда за собственное малодушие, я спустилась вниз и распахнула дверь, собираясь шагнуть в темную пустоту морозной ночи.
Боже мой, что это? Я даже вздрогнула от неожиданности. Глаза, привыкшие к темноте, резанул ослепительно сверкающий свет. Он шел издалека, рождаясь возле нашего многострадального дома. И по мере приближения становился ярче и вдруг разделился пополам. Это два больших «юпитера» весело боролись с окружающей темнотой. Потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к их слепящему сверканию, разобраться и понять происходящее.
Лучи «юпитеров» скрещивались, удваивая яркость, и разбегались в разные стороны. Часть их гасла вдали, часть их, отражаясь в уцелевших стеклах фасада, мелкой россыпью кружилась в воздухе. В этой сверкающей феерии жили, двигались и что-то делали те самые люди, которые еще два часа назад были скованы безликим оцепенением. Сейчас они были совсем другими. Они ожили, обрели себя, оценили размеры беды, случившейся с ними, сопоставили с ней свои силы и вступили в борьбу.
Но ведь само по себе это не могло произойти. В чем, парализованные страхом и отчаянием, они нашли источник этой силы? Все походило на сказку. За два часа возникли и зажглись прожектора. Под одним из них появился письменный стол и стул. За ним сидел мужчина в милицейской форме. Без всякой толкотни и суматохи к нему подходили люди, которых он, не требуя документов, заносил в один из трех списков в соответствии с номерами подъездов. Невдалеке стояли две машины скорой помощи. В одну из них милиционеры сажали людей, нуждающихся в медицинской помощи. Милиционеров было много.
