— Вы не были…
— Тук-тук-тук! — На пороге показалась Антуанетта Нинабер; она несла на подносе кофейные кружки.
Нинабер живо подскочил к жене и взял у нее из рук поднос.
— Спасибо, милая!
— Пожалуйста, — безмятежно, как раньше, улыбнулась его жена. — Все в порядке, милый?
— Все просто замечательно.
— Угощайтесь печеньем, — предложила она и вышла.
Нинабер молча протянул детективам поднос. Потом сел.
— Вам придется объяснить, в чем дело.
— Вы сегодня утром не были в Хаут-Бэй между шестью и половиной седьмого утра?
— Нет, я ведь вам сказал…
— Подумайте как следует, мистер Нинабер, — сказал Петерсен.
— Ради бога, сержант, я прекрасно помню, где я был.
— Я лейтенант.
— Ах, извините, лейтенант, — довольно раздраженно сказал Нинабер.
Ему не нравится, когда Петерсен задает вопросы, подумал Яуберт. Богатый расист, ублюдок.
— Вы в курсе того, что в нашем городе появился так называемый маньяк с маузером?
Нинабер пожал плечами:
— Да. То есть… Я, конечно, читаю газеты. И по телевизору что-то говорили…
— Мистер Нинабер, у вас есть маузер-«черенок»?
— Нет. Неужели вы… Да в чем дело?
— Можете объяснить, почему вашу машину, темно-красный БМВ пятой серии, номер СY 77, сегодня утром видели перед домом Александера Макдоналда, последней жертвы маньяка с маузером?
Нинабер выпрямился и даже привстал с места.
— Как бы я… Нет. Вы полицейские. Вам должно быть известно, что номерные знаки легко подделать. Я ведь уже объяснил, что около шести утра я был на работе.
— Кто может это подтвердить?
— Подтвердить, что я был на работе? Никто. Я специально приезжаю на работу пораньше. Чтобы побыть одному и поработать в тишине и покое.
— Значит, в шесть утра вы были на работе?
— Да. — Нинабер вздохнул с облегчением. Вот олухи эти полицейские!
— А ваша работа далеко от Хаут-Бэй?
— Совершенно верно.
— Значит, мистер Нинабер, вам не о чем беспокоиться, — сказал Яуберт и увидел, как сидящий напротив человек расслабился.
— Верно, — сказал Нинабер.
— Но мы вынуждены просить вас об одном одолжении.
— О каком? — Нинабер подозрительно прищурился.
Яуберт решил слегка исказить факты.
— Только вы в состоянии нам помочь. Вопрос необходимо прояснить до конца. Мы охотно верим, что вы сегодня утром не заезжали в Хаут-Бэй. Но у нас имеется свидетель, который утверждает, будто видел ваш БМВ и выходящего оттуда мужчину, который показался ему смутно знакомым. Поэтому мы просим вас поехать с нами. В нашем управлении есть так называемая комната для опознания. Мы собираем несколько человек приблизительно одного телосложения и цвета волос. Свидетель должен опознать лицо, которое он, по его словам, видел. Поскольку вы ни в чем не виноваты…
Оливер Нинабер побледнел.
Он долго молча смотрел на Яуберта и Петерсена.
— По-моему, мне пора звонить моему адвокату.
28
Оливер Нинабер солгал жене, объясняя, почему он уезжает вместе с незваными гостями. Он сказал, что полиции требуется его помощь.
— Беспокоиться не о чем.
В здании на Касселсвлей пришлось долго ждать, пока приедет адвокат Нинабера. Они расположились в комнате для допросов, за столом с прожженной сигаретами столешницей.
Адвокат Нинабера почти вбежал в комнату. Он был коротышка лет сорока, с очень большой головой, толстыми губами и практически без подбородка. Коротышка с порога начал возмущаться условиями, в которых содержится его клиент. Нинабер велел ему замолчать:
— Фил, я приехал сюда добровольно.
Адвокат сел, расстегнул замки на дорогом кейсе, достал блокнот, вытащил из нагрудного кармана ручку и посмотрел на Яуберта снизу вверх.
— Можете продолжать, — кивнул коротышка, как будто требовалось его официальное согласие на проведение допроса.
Яуберт промолчал, лишь удивленно поднял брови.
— Фил, сегодня утром я был у дома Александера Макдоналда. Того самого типа, которого прихлопнул маньяк с маузером.
— Ш-ш-ш! — прошипел адвокат, надувая толстые губы.
Нинабер посмотрел на Яуберта:
— Он позвонил мне. На той неделе. Во вторник или среду, не помню. Интересовался, не хочу ли я открыть салон красоты в Хаут-Бэй. У него, мол, имеются лишние деньги, которые он намерен инвестировать во что-нибудь. Он присмотрел на главной улице неплохой дом, но хочет для начала найти арендаторов…
— Макдоналд? — уточнил Петерсен.
— Да, — кивнул Нинабер. — Но я вовсе не…
— Александер Макдоналд? Рыбак? Такой рослый, рыжий? — С каждым новым вопросом Петерсен все больше мрачнел.
— Ну… Я не знал, как он выглядит…
— У человека долгов на сто тысяч, и вдруг он ни с того ни с сего звонит вам и спрашивает, не хотите ли вы открыть салон в здании, которое ему даже еще не принадлежит?
— Лейтенант, будьте добры, дайте мне возможность докончить, — произнес Нинабер. Слово «лейтенант» он выговорил чрезвычайно язвительно.
— Мы вас слушаем, — кивнул Яуберт.
— Я объяснил ему, что так дела не делаю. То есть… я ведь его даже не знаю. Во всяком случае, я не собирался открывать салон красоты в Хаут-Бэй. В общем, я ему отказал. На следующий день он позвонил мне снова. Я узнал его по голосу. Он говорил по-английски, но с акцентом. Как тот парень из Уэльса, который комментирует матчи Кубка четырех наций…
— Пяти наций, — сказал адвокат.
— Что? — встрепенулся Нинабер.
— Кубок пяти наций.
— Ничего подобного. — Нинабер покачал головой и начал считать, загибая пальцы: — Англия, Уэльс, Шотландия и Ирландия.
— Оливер, ты совсем заработался. Еще Франция.
— Но ведь Франция…
— Александер Макдоналд. — Яуберт подался вперед, расправил плечи и опустил голову, как будто собирался забодать Нинабера и адвоката. Голос его стал похож на рычание собаки.
— Извините. Итак, он мне перезвонил. На следующий день. Говорил то же самое. Не хочу ли я открыть салон, если он купит здание.
— Какое здание? — спросил Яуберт.
— Не знаю, какое здание.
— Он должен был упомянуть название.
— Он и упомянул. Кажется, «Марина Плаза» или что-то вроде того. Не помню. Я даже не стал записывать адрес. Я так дела не веду.
— А дальше?
— Я снова ему отказал. Больше он не звонил. До вчерашнего вечера. Он позвонил мне домой. Та же старая история, здание и салон. Тогда я сказал: «Послушайте, меня не интересует ваше здание — ни сегодня, ни в другое время». Тут он заявил: «Я тебе яйца оторву, голландец паршивый!» Вот так. И еще всякое… Что отрежет мне… ну, пенис и засунет его в ухо. Представляете?
— Погодите, погодите! — сердито перебил его Петерсен. — Вы пытаетесь убедить нас в том, что моряк, человек, которого неоднократно обвиняли в нанесении тяжких телесных повреждений и причинении ущерба чужой собственности, угрожая расправой, употребляет слово «пенис»?
— Слушайте, лейтенант, я точно не помню, в каких выражениях…
— Господа, господа, — засуетился адвокат. — Вы не вправе ожидать, чтобы мой клиент дословно запомнил телефонный разговор, который имел место двадцать четыре часа назад. Вы допрашиваете его, как преступника. Вы давите на него. Он же человек… Прошу вас!
— Он лжец. — Петерсен встал и повернулся к Нинаберу спиной.
— Отлично. Он грязно ругался. Мне обязательно повторять всю его брань?
Слова Нинабера повисли в воздухе.
— Вы уж постарайтесь. — Яуберт откинулся на спинку кресла, подозревая, что Петерсен намерен сыграть роль «злого полицейского».
— В общем, он грязно ругался. Мне надоело слушать, и я бросил трубку. Через полчаса он перезвонил. Извинился за свою несдержанность. И попросил меня хотя бы взглянуть на дом. Совершенно потрясающее место. И он сделает мне большую скидку. Он говорил очень убедительно. Тогда я подумал: легче избавиться от него самым дешевым способом. Взглянуть на дом. То есть это дешевле, чем менять телефонный номер. Я объяснил ему, что времени у меня нет. Тогда он предложил встретиться на следующий день, рано утром. До работы. Я согласился. Мы договорились на следующий день. Мне хотелось поскорее все закончить, поскорее от него избавиться. Мы договорились, что я приеду в шесть утра к нему домой. И мы поедем смотреть дом на моей машине. Макдоналд сказал, что его машина вся пропахла рыбой. Поэтому утром я поехал в Хаут-Бэй. Но опоздал, потому что не сразу нашел его дом. Когда я приехал, он лежал на пороге, и пуля попала как раз… как раз в…
— Пенис, — подсказал Петерсен, поворачиваясь к Нинаберу.
— Совершенно верно. В пенис.
Адвокат поцокал языком.
— Вы лжете, — заявил Петересен.
— Вы не имеете права так говорить, — возразил Нинабер.
— Я имею право говорить все, что захочу.
