— Им еще надо многому научиться, но они страстно желают идти в бой.
— Они полностью под вашим командованием, — сказал Мансо, извлекая из кармана сложенную в несколько раз стопку бумаг.
— Учебное плавание «Борзой» станет вашим первым заданием в составе кубинского флота.
— Большое спасибо, команданте!
— Я предоставляю вам провести последние приготовления перед первым боевым выходом. А теперь мне надо поговорить с вождем.
Он нашел вождя у кровати, тот сидел, обхватив голову руками. Поднос с завтраком стоял нетронутым на столе у открытого окна. Мансо взял стул и сел перед стариком.
— Вождь, — сказал Мансо, — я хочу вам кое-что показать.
Команданте посмотрел на него красными глазами.
— Мне больше не на что смотреть, — произнес он.
— Нет, вам нужно еще посмотреть на это. — Мансо передал ему пожелтевший конверт с бечевкой на сургучной печати.
— Что это?
— Откройте.
Его пальцы тряслись, когда он распечатывал конверт. Кастро что-то бормотал, но Мансо не прислушивался. Он следил за глазами старика, когда тот вынимал стопку выцветших черно-белых фотографий.
— Мерседес Охоа, — сказал вождь.
— Вы узнали ее.
— Конечно.
Он держал фотографию прямо перед собой. Мансо видел ее тысячи раз.
Двое молодых любовников стояли у лагеря в Сьерра-Маэстра, взявшись за руки. Женщина молода и прекрасна. Она освещена лучами солнца. Мужчина тоже улыбается. Он полон могущества, словно завоеватель, пришедший из джунглей. У него глаза победителя.
— Есть и другие снимки, вождь, — сказал Мансо. — Посмотрите их.
Фидель поднял глаза и увидел, что Мансо нацелил дуло золотого пистолета прямо ему в сердце. Он вздохнул и аккуратно положил фотографии на кровать.
— Так, значит, это правда, — сказал Кастро.
— Вы знали?
— Подозревал.
— Моя мать была для вас никем. Вы просто воспользовались ею, как куском плоти, и оттолкнули.
— Это неправда.
— Лжец!
— Думай что хочешь. Застрели меня. Но пощади Фиделито.
— Да, конечно. Вашего настоящего сына.
— Я прошу тебя — пощади его.
— В таком случае я хочу, чтобы вы, на благо государства, сказали перед камерами то, что я вам написал. И тогда, если вы все еще будете желать смерти…
— Ты исполнишь последнюю волю отца — сын останется жить, отец умрет. Клянешься?
— Клянусь, отец.
35
Рафаэль Гомес играл на полу с дочерьми в куклы, и в это время зазвонил телефон. Рита подняла трубку после третьего звонка. Она была на кухне, готовила любимое блюдо Гомеса — цыпленка с рисом.
— Тебя, дорогой, — сказала она.
Гомес заметил, что она снова стала называть его «милый» и «дорогой». Прогресс! Он на порядок меньше стал пить пива. Да и водки тоже. Стал приходить домой, обходя стороной развлекательные заведения. Пока никаких поползновений на Риту под одеялом, но он чувствовал, что это время близко. Можно уже трогать за грудь, по крайней мере.
Жизнь просто прекрасна, когда ты миллионер. Даже если нельзя пока тратить деньги.
— Кто звонит, дорогая? — спросил Гомес. — Мы тут ужасно заняты с Кеном и Барби. Не наденут же они сами купальники, а пора уже на пляж!
— Кто звонит, скажите, пожалуйста? — услышал он голос Риты. — Это Хулио Иглесиас, — сказала она, прикрыв рукой трубку и гримасничая.
— Хорошо, хорошо. Я возьму трубку в спальне. Спасибо, дорогуша.
Она встревоженно взглянула на него, когда он оставил детей в комнате и рванул в спальню.
Ничего, скоро настанет чудесное время. Он сделает их такими богатыми, что все эти мелочи перестанут что-либо значить. Забежав в спальню, он плюхнулся на кровать и снял трубку.
— Это Элвис, — сказал он.
— Ого, сам король рок-н-ролла! Какая честь для меня.
— В чем дело, Хулио?
— Я Иглесиас.
— Извини. Слушай, Иглесиас, я сейчас немного занят, поэтому…
— Ах вот как. Ты занят. Ну, тогда…
— Нет, нет. Я только имел в виду, что… ну, сейчас мне несколько неудобно разговаривать, понимаешь?
— С тобой всегда как-то неудобно разговаривать, Элвис. Тебе что, жена не передает наши послания? Мы ни хрена не слышали от тебя уже целую неделю.
— Может потому, что мне нечего говорить…
— Все в порядке?
— Все отлично.
— Ты правда готов?
— Правда. Такая же правда, как то, что белый медведь не гадит в лесу.
— Пардон? Что ты сказал?
— Я говорю, конечно же готов. Медведь готов. — Гомес, думая все время о плюшевой игрушке, засмеялся.
— Ну, тогда хорошо. Все хорошо. Мы уже близки к намеченной цели, Элвис. Очень.
— Очень близки?
— Да, амиго.
— Что ты имеешь в виду?
— Думаю, тараканам пора разбегаться из отеля. Понимаешь, о чем я?
— Да, понимаю. Пора освобождать номера.
— Верно. Но не сегодня. Когда придет время, я или Хулио свяжемся с тобой. RC у тебя?
— Да, у меня. В гараже.
— Помнишь, что нужно делать, когда тебе позвонят?
— Нажать маленькую кнопочку слева и, когда она начнет мигать, поставить время на тридцать часов.
— Отлично. Ты не настолько глуп, как говорит Хулио.
— Скажи Хулио, что я готов дать по его жалкой заднице в любое время.
— Я шучу, Элвис, расслабься. У тебя голос какой-то напряженный.
— Напряженный? С чего бы это он был напряженный? Я ведь каждый день убиваю по несколько тысяч человек.
— Такое ощущение, что у тебя еще дурные мысли за душой. Думаю, нам стоит об этом поговорить. Знаешь ли, деньги не будут выданы тебе до тех пор, пока ты не выполнишь наше задание в полной мере. Улавливаешь?
— У меня нет денег? Что, черт возьми, ты…
— Я этого не говорил. Деньги есть. Но их ты не получишь без пароля. Это цифровой код, который позволит тебе снять деньги со счета. Понимаешь, Элвис?
В этот момент Рита сунула свою голову в дверной проем.
— Дорогой, ужин готов. Ты можешь оторваться от телефона?
— Пожалуйста, дорогая! Дай мне секундочку. Я уже заканчиваю.
— Раз уж он к тебе дозвонился, скажи ему, что я обожаю его старый альбом, где он поет дуэтом с Вилли Нельсоном, — сказала Рита и хлопнула дверью.
Господи! Эта шпионская чертовщина его уже совершенно измотала. Он посмотрел на руку, в которой держал трубку, она снова тряслась.
— Послушай, Иглесиас, я свое дело сделал. Ваша биологическая бомба спрятана так, что ее никто на земле не сможет отыскать. Ты позвонишь мне, скажешь заветное слово, и все твои бактерии разбегутся из бутылки, как китайцы с подгоревшими штанами с пиротехнической фабрики.
— Хорошо, хорошо. Я уверен, ты нас не подведешь. Кроме того, тебе есть что терять.
— Я не стану рисковать миллионом, приятель, уж поверь мне.
— Речь не только о деньгах, сеньор.
— Что это значит, черт возьми?
— Если ты не сделаешь в точности — именно в точности того, что я тебе прикажу, если будет хоть малейший намек на глупость, трусость или сомнение с твоей стороны, ты потеряешь не только деньги, Гомес.
— Может, скажешь мне, что ты имеешь в виду?
— В Майами у тебя живет тетушка Нина. Она не будет страдать. Девятимиллиметровая пуля в затылок, и все. Однажды ее труп обнаружат в багажнике взятой напрокат машины на дне болота где-нибудь в Эверглейде.
— Ты…
— Потом, конечно же, есть твоя милая Рита. Но она будет последней. Перед тем как умереть самой, она будет лицезреть смерть двух ваших дочерей. Их имена — сейчас посмотрю… Тиффани и Эмбер. Сначала Тиффани, потом Эмбер, затем Рита. Они, в отличие от тетушки, будут умирать медленно. Соображаешь, Элвис?
— Думаю, ребята, вы там все обкурились. Наезжаете на меня просто, чтобы…
— Удачи, Элвис. Просто я хочу дать тебе понять, с кем ты имеешь дело. Мы следим за каждым твоим шагом. Будь хорошим мальчиком. Мы скоро свяжемся с тобой.
— О Господи, как вы меня уже достали, — сказал он и положил трубку. — Как меня все достали.
36
Он вел свой маленький шлюп в крутой бейдевинд вдоль сверкающей на солнце лазурной бухточки. С северо-востока дул освежающий бриз, и «Пустельга» с приличным креном развивала скорость до восьми узлов, приближаясь к острову Свиньи. Впереди, между Свиньей и ближайшим соседом — островом Сосновый Риф бурлило течение. Он должен был поменять галс до входа в течение, а потом безбоязненно заходить в лагуну.
— Мы ляжем на другой галс через несколько секунд, — сказал Алекс.
— Я могу чем-то помочь? — крикнула Вики, сидевшая на палубе прямо за мачтой. Ее кожа была обильно намазана кремом, чтобы не обгореть, за спиной развевались длинные локоны. На ней был ярко-красный купальник, поверх которого красовался полупрозрачный шелковый топик.
Алекс не ответил, он смотрел на едва трепещущий парус. Вики не знала, злился ли он на нее за разговор прошлой ночью.