– Ну-ка, ну-ка! – Робин заинтересованно поднял бровь.
Маленький Джо насупился, почесал небритый подбородок.
– Роб, ты знаешь: я в речах не мастак. Брякну чего – потом извиняйся, а это еще хуже… Ничего плохого я к тебе не имею, ты же знаешь… Но! Шеей мы своей рискуем? Вот в этот раз пришлось русским притворяться, что на Шварценеггера похож… Ну, ладно – я. А знаешь, как я за Джо перетрухнул? И в первый раз, когда вас через оцепление менял, и во второй, когда ее «интеры» скрутили… А что если мы с Джо сами для себя пожить хотим? Не, мы всегда тебе поможем, в этом не сомневайся! Только нас же, как собак бешеных, по всему миру гоняют, а мы всё убегаем, убегаем… Удача – девка непостоянная: сегодня она у тебя с ладони ест, а завтра – сам понимаешь…
И ради чего всё это? Ради лучшего мира? Да сколько бы мы пуп ни рвали, всё едино – деревянный он, неподъемный. Уж ты и родственникам Тука помогал, половину Камбоджи рисом обеспечил; в Африку лекарства гнал, и в Центральную Америку, и в Среднюю Азию… И всё равно СПИД свирепствует, да и других болячек немерено.
Ты вот этот… как его?.. оружейный паритет блюдешь. И это хорошо – только без толку. Хоть я и дурак, но понимаю: нельзя деньги разделить так, чтобы всем было в кайф. Деньги созданы богатыми, и это не просто бумага, это здесь – в мозгах обретается. Мозги надо менять, мозги! Попы, вон, прости господи, когда это поняли! Они все с именем Его на устах, а если Он вновь объявится – поди, опять на крест отправят… Потому как, если Он – идея, то ею можно вертеть как хочешь, а вот самим Богом командовать не получится.
И потом, как бы ты ни старался, не выйдет у тебя без крови-то! И поумнее нас люди были – не получается…
Я тебя знаю долго, много дерьма вместе одной ложкой вычерпали. И сколько смертей на тебе, знаю. Это в книжечку армейскую сорок два человека записано, а на самом-то деле их за сотню! Их кровь к тебе вопиет. Ты же просто совесть свою хочешь успокоить!
А я не говорю, что против, – сам не ангел. Мы все, которые за тобой пошли, не ангелы. Ну, разве что Джо… Но для нас важно каким-то нужным делом заниматься, знать, что мы не зря рискуем, а ради какого-то высшего смысла. Только мир не переделать, и всё равно большая часть людей – бараны. Посмотри, кому мы помогаем! Мы действуем – а они стоят с протянутой рукой и ждут подаяния. Мы, значит, хотим им лучшей доли – а они как жили, так и живут дальше. Привыкли, чёрт побери! Их бьют, убивают, эксплуатируют, смешивают с чем угодно – а они только жалобно смотрят. И мы – убийцы, воры и грешники – должны, как слоны, подпирать лень этих «праведников»?
Видишь ли, всё имеет конец: и удача наша, и любая дорога. Нас же за это в каталажку и отправят, а то и просто закопают по-тихому или в нейтральных водах на корм рыбам пустят… А потом легенды сложат! Может, даже фильм снимут… И мы тоже превратимся в идею, поскольку идеей управлять можно, а нами – фиг!
Вот я и подумал – а чего мы бегаем по проложенным лабиринтам? Ну много ли нам надо? Мы ведь можем построить свою жизнь так, как хотим. Анархия, говоришь? Пусть анархия, я – за! Прикупим островок и будем жить по своему разумению. Мир не переделать, а собственную судьбу – можно.
Да и глупо это: средства в руках, руки сильные, а мы с чужими баранами нянчимся…
Я вот за Джо перетрухнул, а всё почему? Да люблю я ее, понимаешь? Как мне жить, если я ее потеряю? Озверею, и меня уже больше никакими высшими смыслами будет не отпоить. Сгорю сам, но и других за собой потащу. И как тогда получается, Роб? Выходит, ты еще больше зла расплодишь, чем было?
Да и сам ты… Я же знаю – любишь. Она, хоть и «ледью» себя назвала, и фингал тебе под глазом поставила, но без нее ты озвереешь. А она уйдет, поверь мне. Уйдет. Так, может быть, и тебе пора путь изменить? О себе подумать?
Маленький Джо внезапно замолчал и отвернулся к иллюминатору.
Джоан вздохнула.
Робин, ошарашенный этой тирадой, после небольшой паузы сказал:
– Знаешь, Джо, ты зря всё держал в себе. Да, ты прав, мы давно знакомы. И всё это время я не перестаю тебе удивляться… Чего дураком-то прикидываешься постоянно? Значит, говоришь, пора завязывать? Момент настал?
Хейзерсейдж пожал плечами:
– Ты не думай, что я шкура…
– Я не думаю. Всё нормально. Кстати, ребята, я вам не рассказывал, что мой предок был графом Хантингтонским[13]?
* * *
Шариф чиркнул зажигалкой, прикурил и выпустил дым через нос. Закашлялся. Любимые сигареты Марион были крепкими, но запах их дыма напоминал о ней. Понаблюдал немного за клубами, поднимающимися к светильнику, затем вновь взял в руки глянцевый журнал.
На развороте – фотография: нарядные мужчина и женщина, явно из английской знати, стоят на лугу, улыбаются фотографу, на сгибе локтей у них переломленные ружья. Подпись гласила: «Роберт и Марион Хантингтон на открытии чемпионата по стендовой стрельбе в Мансфилде[14]». В руках у Марион была понравившаяся ей два года назад на IWA «Беретта».
– Надо было купить тебе ее, – пробормотал Ноттингем. – А ты молодец, Роберт, молодец…
В мужчине на фотографии совершенно нельзя было узнать легендарного предводителя Шервудской бригады. Впрочем, Шариф знал, что Роберт отлично мог маскироваться и придумывать себе правдоподобные легенды для прикрытия. Согласно официальной версии, Робин Локсли умер в одном из монастырей Тибета с перерезанными венами[15]. Но Шариф в это никогда не верил, тем более сейчас – глядя на счастливое лицо Марион.
Что ж, Бригада распалась – хоть какое достижение. Впрочем, Скэтлока с Туком так и не взяли, они до сих пор в розыске. При попытке их задержания в тайваньском публичном доме погиб капитан Гай Гизборн – от «дружественного» огня. После этого происшествия Ноттингем ушел в отставку.
Мельник всегда был призраком – растворился, залег на дно. Его дело передали отделу экономических преступлений. А Джон Хейзерсейдж и Джоан Литтл считались пропавшими без вести. Патрульным катером в сомалийских водах была найдена их яхта Sons of Anarchy. Пулевые отверстия, следы крови, но никаких тел не обнаружено. В одной из кают на стене висела призовая винтовка памятного чемпионата CheyTac – B.L. Swagger. Сейчас яхта и винтовка пребывали в хранилище улик.
– Я знаю, Робин, ты оставил ее мне… Это мой приз, хоть и утешительный… Свой ты взял. Теперь моя очередь.
Последние слова отдавали двусмысленностью, поскольку Ноттингем собирался заняться тем, чем занимался последние годы Локсли – кражей. Он просто обязан был достать свой приз. Это дело принципа. Шариф настолько проникся «Баллистикой», что стал четко представлять, как достигнуть любой цели, выстроив математическую модель развития событий – как траекторию полета пули. Честолюбие не давало спать: Ноттингему жизненно необходима была победа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
