Громов отмахнулся — не любил он ханжеских разговоров про «девичью честь», в конце концов это для каждой девчонки — ее личное дело, и нечего в чужую жизнь своим фарисейским мурлом лезть!
— Добрый вечер, почтенные господа, — присев, молодой человек издевательски постучался в трюм. — Во-первых, хочу осведомиться, как вам понравился ужин?
— Смотри сам им не подавись, каторжник! — злобно зарычали снизу… Похоже, что это был боцман.
— Ну как хотите, — усмехнувшись, Андрей повел плечом. — Можем вас и вообще не кормить — подыхайте, кому от этого плохо-то?
Приложив палец к губам, он кивнул своим спутникам, и те отошли от люка, встав неподалеку, у мачты.
— Эй, эй! — через пару минут забеспокоились снизу. — Вы здесь еще? Не слушайте старого дурня…
— А мы и не слушаем, — подойдя ближе, Громов погремел засовом и распахнул люк. — Просто вот тут подумали и решили вернуть вам корабль.
С минуту, а то и больше, пленники переваривали услышанную новость и, конечно же, дружно сочли ее за издевательство. Впрочем, кто-то все же осведомился:
— Шутите?
Андрей покачал головой:
— Ничуть. Но для этого вы кое-что должны сделать… Для начала я хотел бы поговорить со шкипером.
Чернявый шкипер оказался весьма любезен и особого зла не держал — в схватке ему выбили зуб, однако же не пристрелили, не проткнули насквозь и не проломили голову, так что, по мнению Громова, моряк имел все основания быть довольным.
— Нам нужно попасть во Флориду, — подведя шкипера к штурвалу, объяснил молодой человек. — Знающих моряков средь нас, как вы давно догадались, нет, но курс — что по звездам, что по солнцу — я лично определить вполне способен, так что менять его не советую. Какой здесь ближайший испанский порт?
— Сан-Агустин, — немного подумав, отозвался шкипер. — Но если мы туда войдем… вы ж говорили, что вернете судно?
— Верну, верну, не сомневайтесь, — Громов похлопал моряка по плечу. — Ближе к гавани мы спустим баркас и свалим.
— Э… кого вы хотите свалить? — не понял сленга шкипер.
— Уйдем, говорю, — но для этого мы должны как можно скорее добраться до… как там его — Сент-Огюстен?
Моряк усмехнулся:
— Так французы говорят. Сан-Агустин — если по-нашему.
Присматривать за шкипером оставили двух подростков из поселенцев, и те, гордые оказанным доверием, радостно заулыбались.
— Ты с той стороны сиди, — приказал Громов. — А ты — там. И, ежели вдруг разбойник что-то задумает — к примеру, сбежать, бросившись в море, или пробраться к трюму — освободить своих — немедленно поднимайте тревогу!
— Хм, разбойник, — уныло пробурчал моряк себе под нос. — Это кто еще разбойник-то?
Андрей, конечно, расслышал сие бурчание, но оставил его без внимания, строго-настрого наказав подросткам глядеть в оба.
Само собой вышло так, что Громов оказался нынче за старшего, и, стало быть, теперь отвечал за всех, в том числе — за пленников, за рабов и за судно тоже. По словам шкипера, до Сан-Агустина еще оставалось два дня — не так уж много, но тем не менее на эти два дня нужно было организовать народ, да и вообще — сообразить, кому и как конкретно вести дела с испанскими властями, к коим, кстати сказать, все поселенцы испытывали законное недоверие — они-то ведь в Южную Каролину плыли. Между прочим — колонию частновладельческую, не государственную, Андрей, правда, не помнил, как звали хозяина, да не особенно-то и интересовался — наверное, какой-нибудь напыщенный, словно индюк, английский лорд.
Теплая южная ночь накрыла «Эулалию» своим ласковым покрывалом, в небе горели звезды, и медная половинка луны висела над бушпритом, словно цепляясь кромкой за черные волны. По совету шкипера — как и всегда, ночью — оставили один блинд, остальные паруса спустили — мало ли? Поскрипывали снасти, и слабый ночной ветерок раздувал оставшийся парус.
— Сеньор Андреас!
Не успел молодой человек открыть дверь в каюту покойного капитана, как сзади подбежал мальчишка, один из тех, кого Громов оставил присматривать за шкипером.
— Что такое? — обернулся Андрей. — Только не говори, что разбойник бросился в море!
— Не, не бросился, — парнишка заулыбался. — Просто велел передать, что мы сейчас идем в беде… боде…
— В бейдевинд, — догадался Громов. — Ну что ж — это понятно.
— И еще сказал, что рано утром надо поменять… что-то поменять надо.
Лейтенант рассмеялся:
— Наверное, галс. Ладно, уж это-то мы сможем. Беги, служи — утром сменим. Да! Там кормовой фонарь… зажги-ка от него свечку.
— Свечку?
— Сейчас… поищу.
Войдя в капитанскую каюту, Громов нашарил на столе подсвечник и, вытащив свечу, отдал подростку. Тот притащил ее обратно уже пылающую, и молодой человек, отпустив парня, внимательно осмотрел помещение, особенно тщательно проверяя всякого рода шкафчики и матрас. Сразу же был обнаружен судовой журнал — собственно, его и искать не пришлось, лежал на самом видном месте, — а кроме того, бронзовый письменный прибор, пара дорогих пистолетов и початый бочонок рома. Никаких документов на ссыльных Андрей не нашел — то ли капитан просто забыл из взять, то ли куда-то задевал… а, может, их и вообще не было, а имелась лишь устная договоренность — поди, теперь, узнай.
Ха! Молодой человек вдруг хлопнул себя по лбу: ну какой же он дурень-то! Судовой журнал! Там же должен быть список пассажиров… а ну-ка, глянем… ага! Вот он.
Пробежав взглядом записи, Громов быстро отыскал и себя, и своих товарищей по несчастью:
«Гонсало Санчес, крестьянин, арендатор земли в Матаро. Причинил увечья хозяину поместья, за что приговорен алькальдом и местным судом к трем годам каторги и десяти годам ссылки… Сильвио Дайвиш, мещанин из Барселоны, бывший домовладелец, приговорен… пять лет каторги и ссылка на… ого! двадцать лет — за кражу серебряной братины из монастыря на горе Монтсеррат».
Андрей ухмыльнулся: вот ведь гад, Головешка! Братину у монахов увел — и как такого не покарать Святой Деве? Ладненько, их дело…
«Рамон Кареда, каменщик…»
Ну этот хоть про себя не врал, действительно — каменщик.
«В течение трех лет во главе многочисленной организованной им шайки тайно похищал цемент и другие материалы со строительства собора Святой Эулалии».
Вот волк! Тут Громов хохотнул, не сдержался — то-то соборы по шестьсот лет строили! Можно и на тысячу лет затянуть, ежели цемент воровать «многочисленными шайками»… Так… а дальше у нас… он сам — Андреас Громахо. И что там? Хо! Растрата казны форта Монтжуик! Ох, ничего ж себе — у них там что, еще и казна была?
Честно говоря, чего бывший сеньор лейтенант никак не ожидал, так это непонятно откуда взявшегося обвинения в казнокрадстве. Хотя… как раз вполне понятно: никакой политики, казнокрад — и точка. Интересно, что Мартину приписали? Оп…
О Мартине Андрей не прочитал ничего — страница в журнале оказалась вырванной. Даже не одна — несколько… то ли в них что-то заворачивали, то ли кто-то хотел что-то скрыть — а зачем? От кого теперь скрывать-то?
В дверь осторожно постучали:
— Сеньор лейтенант? Ты здесь, Андреас?
Громов распахнул дверь:
— Рамон! Да заходи же, не заперто. Чего такой скромный?
— Да думал, мало ли ты не один, а с какой-нибудь поселянкой, — махнув рукой, каменщик уселся за стол. — Знаешь, я ведь только что отсюда парочку выгнал, Пташку с девчонкой — ишь, отыскали себе местечко. Не по чину!
— Интере-е-есно… И что они тут делали? — вспомнив вырванные листы, насторожился молодой человек.
Рамон хмыкнул и поглядел на бочонок:
— Да ничего интересного — целовались просто. Даже друг дружку не лапали… впрочем, может, и дошло б до чего — да я помешал, выгнал. Каюта-то теперь — для тебя, Андреас, ты ж у нас нынче за старшего. А в бочонке-то что?
— В бочонке? Ром, я думаю. Хочешь, так попробуем — стаканы вон, в шкафчике, у двери.
Ром оказался на удивление неплохим, забористым и пахучим — но пах приятно.
— А ничего, — крякнув, похвалил Каменщик. — У покойника капитана губа была не дура. Так ты все же решил — к испанцам?
— Ну а куда? — Громов поставил на стол опустевший стакан. — К англичанам нам, наверное, тоже бы можно — конечно, не в Чарльстон — да ведь до них еще плыть и плыть, а Сан-Агустин — он вот, под боком.
— Поселенцы в Сан-Агустин не хотят, — оглянувшись на дверь, тихо промолвил Кареда. — Слышал, как они промеж собою шушукались. Хотят к англичанам.
— Ха! — Андрей хлопнул себя ладонями по коленкам. — Ну наглецы! Это после всего-то?
— Думаю, они хотят пленных просто убить да выбросить море. А потом все свалить на пиратов. Что ты так смотришь, Андреас? — каменщик ухмыльнулся и пододвинул стакан ближе к бочонку. — Староста их, Охейда, к тебе еще не подходил?
