доплачивая крысам за охрану.
– Тысяча…
– Верну.
– За каждого!
– Вот дерьмо, – пробормотал Дес и сразу как-то сник.
А после их ждал нудный монолог о том, как подобает вести себя взрослому, разумному мужчине. И Дарт в целом мог бы со всем согласиться, если бы наставления не звучали из уст Гленна. Зная многочисленные истории из жизни этого «проповедника», Дарт едва сдерживался, чтобы не отвесить какой-нибудь едкий комментарий. Десу тоже было тяжело: он нервно трепал узел повязки, скрывающей запястье, и старался не смотреть на отца.
Их спасла госпожа Мэйбер. Она вошла в гостиную, неумело держа поднос с чайным сервизом. Если бы дело и впрямь касалось чая, его бы подала одна из золотых жужжащих пчелок – служанки ждали за дверью, и еще минуту назад Дарт слышал, как они увлеченно перешептывались, забыв о приличиях. Госпожа Мэйбер просто искала повод, чтобы появиться.
– Смотрю, вы все уладили, – сказала она невозмутимо, игнорируя гнев супруга, который прервался на полуслове. – Самое время выпить чаю, мальчики.
Ее мягкий голос и домашняя суета сгладили острые углы их разговора. Она вручила каждому по чашке, а потом села рядом с сыном, словно обозначив, чью сторону заняла. Гленн остался на своем диване в одиночестве.
– Скажи-ка мне, Дарт, – хмурясь, снова заговорил он, – ты тоже так общаешься с родителями?
– У меня нет родителей, господин Гленн. Как большинство лютенов, я из приютских.
– Оу, мне жаль.
Пожалуй, это был первый случай, когда тон Гленна прозвучал по-отечески ласково, а сам он хотя бы изобразил какое-то подобие сочувствия. Но уже в следующий миг на его лице вновь проступила надменная гримаса, предназначенная сыну.
– Вот видишь. Ты не ценишь то, что у тебя есть родители и дом. Все устраиваешь протесты. А для кого-то семья – непозволительная роскошь.
– Семья – это не портреты в золотых рамах, па-па, – последнее слово Дес произнес по слогам, будто дразня его.
Гленн раздраженно вздохнул и закатил глаза к потолку.
– Ты невыносим…
– О, мое любимое начинается. – Дес легонько толкнул Дарта в плечо, все еще надеясь заручиться дружеской поддержкой, однако тот не собирался участвовать в семейных разборках.
– Иногда я отказываюсь признавать, что положил жизнь к ногам этого неблагодарного олуха, – заявил Гленн куда-то в пустоту, не обращаясь конкретно ни к кому, но желая, чтобы все его услышали.
– Увы. Иметь одного ребенка – все равно что идти на охоту с одним патроном. Никаких гарантий, нет права на ошибку и велик риск остаться ни с чем, – парировал Дес, с вызовом глядя на отца. Они сидели друг напротив друга и зачем-то пытались прикрыть чувства обидными словами, будто вели нескончаемую партию в «молчуна».
Ощутив, как стремительно развивается конфликт, госпожа Мэйбер вновь попыталась вмешаться и многозначительно кашлянула, точно подавала сигнал о спасении.
– Благодарю вас за помощь, но мне пора, – сказал Дарт и вернул чашку на поднос. – Служба не ждет.
Гленн безучастно кивнул, точно считал свое молчание суровым наказанием для них. Дарт не стал его разочаровывать.
– Дес, ты со мной?
– В моем доме его зовут Дейлор Максимиллиан! – сердито рявкнул Гленн. Вид у него был такой, словно он собирался плеснуть горячим чаем Дарту в лицо.
– У короткоименных на это аллергия, – попытался отшутиться тот.
– Вот видишь, па, никому не нравится твоя скороговорка, – сказал Дес, уходя.
Гленн выдал в ответ кислую гримасу и на вежливое прощание Дарта никак не отреагировал.
Госпожа Мэйбер проводила их до ворот и напоследок попыталась по-матерински вразумить Деса:
– Не обижайся на отца, милый. Он искренне переживает за тебя. И по-своему любит.
– И я его обожаю, мама, – с сарказмом ответил Дес. – Пошлю ему открытку с признаниями.
– Десми, ну хватит, – сконфуженно пробормотала она. Сейчас ее голос источал столько нежности, сколько не смогло бы вместить в себя ни одно из его настоящих имен. Пожалуй, господин Гленн разозлился бы еще больше, услышь он, как супруга зовет сына «чужим» именем.
На прощание они обменялись вежливыми улыбками, каждый с облегчением принимая момент расставания.
Оказавшись за воротами, Дес решительно зашагал вниз по улице. Он знал район Зеленых холмов так же хорошо, как Дарт – тоннели безлюдей. Дорога то спускалась, то поднималась, взмывая вверх многоступенчатыми лестницами. Это была другая сторона района богачей – не помпезные кварталы с роскошными фасадами домов, а потайные закутки, лазейки и утопающие в зелени подворья. Благодаря Десу удалось сократить путь, хотя и пришлось преодолевать заборы, газонные лужайки, чьи-то сады и даже частную пристань.
Пройдя через арку, скрытую зарослями дикого винограда, они оказались на улочке рядом с Серпом – пешеходным мостом.
Половину пути они говорили о пустяках и не касались того, что с ними произошло. Но, преодолев многолюдный мост и оказавшись на тихих улочках, где их не могли подслушать, они осмелились обсудить то, что действительно их волновало.
– Как думаешь, кто убил ее? – спросил Дес и пнул камень, попавшийся под ноги.
– Спроси позже, когда буду детективом.
– Что, если это с подачи папаши Монке? Узнал об их плане и…
Дарт покачал головой. Обычно такие совпадения порождали неверные версии, к которым усиленно подбирались подходящие факты. Рин говорил о таких «прав по неправильной причине».
– Скорее всего в этом замешана Община, – предположил он. – Мы знаем, что они ищут Доу. И раз он не горит желанием заявлять о себе, то его пытаются разыскать любыми способами.
– Община – это поселение религиозных фанатиков, а не преступная банда.
– А ты что-нибудь знаешь об их религии?
Дес стушевался. Они и впрямь не имели представления о том, что творилось за каменными стенами Общины. Лина назвала ее «гиблым местом», а сын главы выбрал скитания, лишь бы не оставаться там. Это уже говорило о том, что не добродетель скрывается в крепости на окраине города. Дарту довелось побывать в ее пределах, пробравшись туда во время Ярмарки под видом артиста. И хотя на первый взгляд Община казалась безобидным поселением инакомыслящих, корни проблемы уходили намного глубже. Разжигание розни и слепая ненависть к безлюдям, использование детского труда, из-за чего множество сирот стали рабами на полях, нажива под видом благотворительности, жадность и беспринципность их лидера – разве этого недостаточно, чтобы осознать опасность Общины? В конце концов, именно она вскормила Элберта и насытилась бы сама, не прояви их глава недальновидную жад- ность.
Возможно, Дес подумал о том же, потому что в итоге сказал:
– Ты прав. Мы ничего не знаем.
И всем было удобно не знать: власти, простым горожанам, благотворителям, тем, кто отправлял сирот «на перевоспитание», и самим жителям Общины. Каждый видел в ней свою иллюзию.
