— Это же не картина! — воскликнула Гленда восторженно. — Это же настоящее окно!
— Настоящее, — подтвердил я, мягко удерживая ее за плечо и протягивая ей транквилизаторный пистолет. — Ты умеешь им пользоваться?
Она мельком взглянула на него.
— Умею, — и, как загипнотизированная, подошла к прозрачной стене.
Я взял Гленду за руку, вложил в ладонь пистолет и сомкнул ее пальцы вокруг рукояти.
— Я и представить себе не могла, что снаружи так здорово! — сказала Гленда.
— Ну и смотри сколько угодно, а мне нужно идти. Здесь, в подлокотнике, кнопка. Выключишь, если надоест.
— Зачем? Это же так прекрасно!
— Хочу тебя предупредить: вон там, в развалинах, иногда что-то вспыхивает… Может быть, это вредно для глаз.
— Ну, когда начнет вспыхивать, тогда и выключу А пока я хочу смотреть, смотреть!..
— Ладно, до встречи. Постараюсь скоро вернуться.
— Подожди!
— Не могу. Я и так потерял много времени.
— Но там только что кто-то пробежал! Какой-то человек!
— Где?
Она показала в направлении руин. Я напряг зрение, но ничего не увидел.
— Он исчез, — сказала Гленда.
Она, кажется, даже не заметила, как я вышел из комнаты отдыха — до такой степени ее увлекло зрелище ночного пейзажа.
Бегом, бегом по коридору — к нише, в которой выход из Дома. Все три люка, расположенные один за другим и снабженные самостоятельными системами защиты, были распахнуты настежь.
Я выскочил наружу и приостановился лишь для того, чтобы проверить, заряжен ли револьвер.
Ночь была прохладная, туман, пронизанный лунным сиянием, стлался над равниной. Незнакомые запахи кружили голову. Впрочем, ощущение новизны быстро пропало. Ведь я бывал здесь раньше… когда-то очень давно.
Привычно двинулся по пересеченной местности в сторону древних развалин. Тишину нарушали лишь странные стрекочущие звуки, но я не понимал, кто их издает, — птицы или насекомые. Каменистая тропа была влажной и скользкой, и, когда она уводила вниз, я с головой погружался в туман. В очередной раз выбравшись на ровное место, я заметил свою длинную черную тень, — так ярок стал свет луны. Огромное и безупречное круглое светило поднялось над горизонтом. Клочковатые облачка то и дело застили его белый лик, зато небеса были чисты и искрились бесчисленными звездами.
Странные чувства я испытывал. Неуверенность в себе, сомнение в правильности предпринятых действий, даже какую-то робость… кажется, меня угнетало зрелище звездного неба… Как упорно старались мы внушить и себе, и другим, что со звездами связаны лишь непристойные или во всяком случае двусмысленные ассоциации… действовал на нервы и этот безжизненный холмистый пейзаж… Ведь я впервые за столько столетий находился вне Дома! И преследовал некоего таинственного врага, который двигался в направлении не менее таинственных руин.
Таинственные руины? А вот это что-то новое. До сих пор я не считал их таинственными. Руины просто были, были всегда, и тот факт, что сейчас они казались таинственными, как нельзя лучше свидетельствовал о происходящем в моем сознании процессе переосмысления себя и окружающей действительности. Я вдруг понял, почему никогда не интересовался этими развалинами. Да потому что в незапамятные времена знал кое-что об их происхождении. Кое-что, но далеко не все… Впоследствии, однако, мое любопытство, как меч о камень, притупилось о некий пласт подсознания.
Сколько же самых разных вещей я забыл? Быть может, что-нибудь из наследия предков могло мне сейчас пригодиться… А вдруг, преследуя этого человека, который знает, кто он такой, так же хорошо, как знаю себя я, и который вдобавок присвоил еще и опыт четырех предыдущих предков (только об одном из них, о Джордане, я имел хотя бы смутное представление) — вдруг, преследуя его, я бегу навстречу собственной гибели?
Ну что же, пусть будет, что будет. Нам давно пора выяснить отношения. Я надеялся, что и мой враг придерживается того же мнения.
А ведь не случайно он выбрал место для схватки не просто за пределами Дома, а именно поблизости от развалин старой крепости. При этой мысли мне стало особенно не по себе, но я не понимал почему…
Эх, если бы я, а не он выдернул эти штекеры!
Я бежал, настороженно озираясь, ожидая засады из-за каждого камня, хотя и чувствовал (каким-то, наверное, седьмым чувством), что у него своя, особая тактика и не станет он сейчас на меня нападать.
А вдали лежали покрытые мраком руины. Ни вспышек, ни даже слабого мерцания. Лишь черные тени, отбрасываемые ими на серебристую землю, становились короче по мере восхождения луны.
Я старался двигаться как можно тише, но шум моего дыхания слышался, наверное, за милю. С холма мне открылся вид на всю равнину. Здесь, на вершине, повеяло легким холодным ветерком, туман рассеялся. Противника моего нигде не было видно.
Во имя торжества идей пацифизма и ради сохранения стабильности в Доме я должен был уничтожить этого человека. Но и его намерение убить меня очевидно. Вот только за что?.. за что? Это оставалось для меня загадкой. Одно, впрочем, я знал совершенно точно: он намерен вывести людей из Дома и поэтому заслуживает смерти. Правда, в моем к нему отношении прослеживался определенный нюанс: если с любым другим заблудшим я бы расправился без колебаний, то упорство Блэка и, главное, его несомненная незаурядность возбуждали мое любопытство. Да, мне было интересно, какими принципами он руководствуется.
Относительно непогрешимости собственной концепции я не сомневался. Я полагал, что человеческую природу необходимо изменить, и был уверен, что принудительное моральное совершенствование возможно. И вот сейчас, огибая неглубокую, покрытую рябью лужу, я впервые удивился: «А откуда во мне такая уверенность?»
Вопрос этот касался не содержания моих воззрений, просто мне вдруг захотелось понять, откуда они у меня взялись. Мне казалось, что я думал так всегда. Но если дело обстояло подобным образом, то… я даже вздрогнул, осознав, что, да, конечно, мы оба унаследовали многовековой опыт наших с ним общих предков, но ему-то за счет большего количества выдернутых штекеров этот опыт ближе и, если можно так выразиться, «роднее». С другой стороны, он вместе с этим опытом должен был приобрести и соответствующее нашей духовной традиции мировоззрение, но вот тут были возможны варианты: либо изначально Блэк не был, что называется, потерянным человеком, и теперь, после того как он выдернул вышеупомянутые штекеры, его взгляды изменились к лучшему, либо (а такой поворот в положении дел тоже нельзя было не учитывать) опыт четырех древнейших наших пращуров был в нравственном отношении столь неоднозначен, что, обладая им почти в полном объеме, Блэк мог продолжать свою злокозненную деятельность, оставаясь самим собой, но сделавшись еще сильнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
