Все эти предположения в той или иной степени имели право на существование. Ведь о предках я не знал абсолютно ничего, так же как и о происхождении моих гуманистических взглядов. Безусловно, они были разумны, но их возникновение отнюдь не являлось результатом каких-либо логических выкладок. Нет, они были просто составной частью того, что я, может быть несколько неудачно, называл «духовной традицией». Сущность же этой традиции мне неведома!
Так вот, если допустить, что и Блэк ощущает связь с ней не менее отчетливо (и даже более, ведь он теперь на четыре поколения старше меня), то как раз это обстоятельство могло обернуться в его пользу и помочь ему сохранить независимость от моего образа мыслей… Быть может, более древние пласты нашего коллективного опыта были проникнуты духом жестокости и насилия! Впрочем, принципы гуманности, содержавшиеся в памяти семьи, не могли же не повлиять на нынешнее состояние его личности. Во всяком случае, я на это надеялся.
А вообще наше противостояние напоминало некий лабораторный эксперимент, когда два химических вещества, о природе которых ничего не известно, помещают в одну пробирку, чтобы определить, как они взаимодействуют…
Выходит, самое уязвимое место — это мое прошлое? Действительно, оно не представлялось мне таким прочным, как настоящее, ибо в нем могло наличествовать нечто способное поддержать и ободрить моего врага. Ведь ради чего, собственно, производилось частичное самоубийство при каждой смене связного? Ради чего вставлялся штекер в гнездо? Делалось это не только с целью облегчить адаптацию личности к новым, после слияния, условиям жизни. Процедура действовала облагораживающе, очищающе, из сознания каждого нового связного удалялось все, что в данную эпоху мы считали асоциальным и угрожающим спокойствию общества.
Например, сейчас я, обладая определенными качествами Винтона, был способен на такие поступки, при одном упоминании о которых Ланж Младший или Энгель содрогнулись бы в ужасе; не исключено, что кто-нибудь из них даже грохнулся бы в обморок. Но мне-то эти качества пришлись как нельзя кстати, иначе нечего было и думать о схватке с Блэком. Впрочем, меня тоже передергивало от отвращения при мысли о том, что придется воспользоваться этими допотопными средствами, придется проявить жестокость, насилие… Но ведь и мой враг был анахронизмом. Другие методы борьбы с ним обречены на провал.
Что же таилось за теми четырьмя выдернутыми штекерами? Это меня не на шутку тревожило. Я помнил, кем был недавно, знал, кем стал теперь, метаморфоза эта произошла со мной вполне безболезненно, и все мои поздние «я» (Ланж Младший, Энгель, Кэрэб) вспоминались просто как перепады мимолетных настроений. Также и не уничтоженные Винтоном качества личности Джордана прижились во мне, а те, что были загнаны в подсознание, просвечивали, как сквозь темную воду, лишь в моменты эмоционального напряжения. Тогда Джордан становился моим демоном-искусителем и пытался оказать на меня влияние. Кстати, в общих чертах мнение о нем я уже составил. Похоже, это был изрядный сукин сын, отнюдь не обремененный грузом моральных запретов.
Вот я и опасался: а не может ли так случиться, что четверо моих наидревнейших предков поддержат не меня, а Блэка? Я всю жизнь чуть ли не за волосы поднимал себя над собой! И не сиди во мне неукротимая воля к самосовершенствованию, что тогда? Неужели я был бы подобен Блэку? Ведь мы — одна плоть, одна кровь. Я не понимал, как такое возможно, но опровергнуть этот факт не мог. В сущности, нас отличала друг от друга лишь приверженность разным идеалам. И вот за эти идеалы мы, две ипостаси одной и той же личности, готовы в буквальном смысле слова перерезать друг другу горло!
Чувство, переполнявшее меня сейчас, было очень сходно с тем, что недавно заставило Энгеля бежать вдоль ряда трезвонящих телефонов. Только теперь я знал точно, что, сними я тогда трубку — и ответил бы мне мой собственный голос.
Напряженно вглядываясь в пелену тумана перед собой, я трусил по этой странной местности, то и дело огибая воронки или груды каменного щебня. Я старался не терять самообладания и все время был начеку, потому что ощущение опасности начало во мне усиливаться.
Миновал небольшой кратер с оплавленными краями. Почти сразу за ним начался подъем, и я долго взбирался по склону холма, оскальзываясь на каменных обломках, пока не достиг вершины — в трех четвертях мили отсюда явственно различались те самые развалины.
Я тотчас спрятался за камень и уже украдкой стал изучать открывшуюся панораму. Равнина, озаренная лунным сиянием, лежала пустая и голая, разве что изредка пролетали над ней какие-то крошечные существа, может быть, птицы, они то снижались почти до самой земли, то взмывали к небесам.
Развалины все так же оставались в тени. Я еще на мгновение задержал на них взгляд, а потом обернулся. Черный корпус Нулевого крыла с желтым квадратиком окна посередине стены, обращенной к равнине, находился от меня на порядочном расстоянии. Снова повернулся к развалинам и тут наконец увидел его.
Он вынырнул из-за невысокого зубчатого хребта, который зигзагообразно разделял равнину.
Я немедленно бросился в погоню, скатился с холма, рискуя свернуть себе шею и увлекая за собой шумные оползни мелкого блестящего гравия. Больше не было надобности скрываться, я засек его, засек!
Лишь только рельеф местности выровнялся, перешел на бег. Теперь мне стало ясно, почему Блэк покинул стены Дома. Он стремился к развалинам крепости, и это меня испугало сильнее, чем если бы он неожиданно выскочил мне навстречу. Нужно было помешать ему добраться туда. Ведь он знал о прошлом семьи больше меня, и я подозревал, что там, в развалинах, у него припрятано какое-то оружие, благодаря которому он получит надо мной превосходство.
С холма вниз, а потом опять в гору. Все вокруг было завалено щебнем, оплавленными каменными обломками. Бежать стало труднее, но я не сбавлял темпа и постепенно его нагонял. Интересно, заметил он преследование? И когда? Может быть, всего минуту назад? Неважно. Я, хотя уже порядком запыхался, был ближе к нему, чем он к своей цели.
Блэк снова обернулся и — увидел меня! Замер на миг, а потом припустил в прежнем направлении. Не имело смысла открывать по нему огонь. Мы были слишком далеко друг от друга. Выругавшись, я тоже поднажал из последних сил. Нельзя было показывать ему, что я выдохся. Он должен был поверить, что сил у меня достаточно и я догоню его, как бы он ни старался ускользнуть.
Блэк опять обернулся, а я, весь в мыле, был от него уже на расстоянии слышимости человеческого голоса. Он постоял, как бы раздумывая, потом побежал снова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
