— Ты о чем? — спросила Кира.
— Ну, о заработках, например.
— Господи! — с тоской выдохнула она. — Опять одно и то же! Нет, он не рассказывал! А я, представь, не расспрашивала! Я ни о чем не расспрашивала. И о чем расспрашивать? Неужели снова о машине? Вы все — и Алька тоже! — все помешались на машинах! Но ведь есть же что-то еще, кроме этих дурацких ваших машин!
Петр опешил — так это было неожиданно. Что он такого сказал? Чего она злится?
— Я, пожалуй, пойду, — пробормотал он. — Надо еще за матерью съездить. Да корзины привезти…
После его ухода Кира лежала на тахте и грустно смотрела в потолок, на извилистую сеть тонких трещинок.
В таком положении и застал ее вернувшийся Алька. Он тоже, едва вошел в комнату, как и Петр, в одно мгновение увидел посторонние вещи. Только в обратном порядке: сначала конфеты, потом цветы.
— Ого! Были гости? — спросил он. — Кто был?
— Вадим приходил, — устало проговорила тетя Кира.
— Вадим?! — завопил Алька, словно был не в комнате, а в лесу или на речке. — А зуб принес?
— Ну, конечно, только о твоем зубе я и должна была спрашивать!
— Не о моем. О зубе мамонта!
— Ах! Какая разница.
— Сравнила! Мой зуб и зуб мамонта!
Тетя Кира невольно улыбнулась:
— Не переживай, в следующий раз спросим.
День 156-й
В кино с Валеркой договорились идти на три часа. Хороший фильм — про наших разведчиков. Мишка два раза уже ухитрился посмотреть. И еще, сказал, пойдет.
После обеда Алька зашел за приятелем. А тот вместе с матерью малину на кустах обирает. Даже бабушка им помогала.
— А в кино? — спросил Алька. — Надо раньше пойти, а то билетов не достанем.
— Раньше! — сказал Валерка. — Знаю, что надо, да видишь сколько еще кустов?
— Успеешь. Посмотришь и завтра. — Мать лишь на секунду покосилась в их сторону — проворно обрывала и опускала ягоды в корзину, привязанную к поясу. — Сегодня надо закончить. Осыпается ягода. Последняя.
— Смотри же, рубль обещала дать! — напомнил Валерка.
— Дам, дам, отвяжись! — сказала мать. — Руками-то гляди, потише. Не роняй. С земли ягоду не поднимешь.
— Я сегодня тогда, наверное, не пойду, — пряча глаза, сказал Валерка и вздохнул. — Видишь, дело какое — осыпается ягода.
Алька с пяток минут помогал Валерке собирать малину. И правда, совсем спелая. А сладкая, как мед. Он всего лишь несколько ягод решился положить в рот. Вдруг Валеркина мать увидит? Если и не скажет ничего, так подумает. Жадная. Алька и еще бы немножко помог приятелю, если бы не его мать.
— Тетя-то твоя, — вдруг спросила она, — так ничего в саду и не делает?
— Почему не делает! — обиделся Алька за тетю Киру. — За цветами ухаживает. И я помогаю. Поливаем, бечевкой подвязываем.
— За цветами! — с неодобрением проговорила мать Валерки. Она еще хотела что-то добавить, но Альке совсем не хотелось слушать ее, и он поспешно сказал Валерке:
— Не пойдешь, значит. А я побежал. Вдруг — большая очередь…
Так точно и было. Еще издали он увидел, что тесный закуток, где помещается касса, не вмещает всех желающих попасть на фильм. Он попытался протиснуться в дверь, но какая-то сердитая девчонка в очках загородила дорогу острым локтем и сказала, что ничего у него не получится, пусть занимает очередь в хвосте.
Алька начал было доказывать, что очередь у него давно занята, только девчонку обмануть было невозможно.
— Да-да, — с издевкой сказала она, — мы тут целый час ждем тебя! Все глаза проглядели.
Спорить с ней было бесполезно. Да и толку-то! Проскочишь в дверь, а кто подпустит к окошечку кассы? В хвост, конечно, встать можно, но вряд ли тогда достанется на трехчасовой сеанс. А ждать еще два часа — никакого терпения не хватит.
Пока Алька раздумывал над этой, казалось бы, неразрешимой ситуацией, вдруг откуда-то сбоку протянулась рука с голубенькой бумажкой билета.
— Четвертый ряд тебя устраивает?
Вот чудеса, как в кино! Галка Гребешкова протягивает билет.
— Откуда у тебя? Лишний?
— Ничего не лишний. Тебе взяла. Я у кассы как раз стояла, когда ты насчет очереди заливал. Вместо одного два купила. Ты же так хотел попасть! Или четвертый ряд тебя не устраивает? Других не было.
— Что ты! — без памяти обрадовался Алька. — Самые лучшие места — четвертый ряд!
В эту минуту он нисколько не лукавил. Твердо верил: именно с четвертого ряда удобнее всего смотреть фильм.
— Значит, вместе придется смотреть.
Что это она — «придется»! А сама билет ему купила. Но выяснять эти тонкости Алька не стал. Кто знает, может, она сердится на него, что тогда в пруду корм ей с Маришей не наловил? Он побыстрее отсчитал за билет деньги и хотел отойти. Чего же докучать своим присутствием, если ей сидеть с ним в кино, видите ли, «придется»! Но Галка, спрятав в кармашек платья деньги, спросила, чем занимается он, как проводит время.
Не ответить — невежливо.
— Рыбками занимаюсь, — сказал он напрямую. Не хотелось юлить. Да и зачем врать ей? Она и так знает.
— Алик, — неожиданно сказала она и тронула его за руку, — а я на днях даже к тебе хотела прийти. У черной лиры — помнишь, ты подарил Марише? — детки появились. Двенадцать штучек. Четыре почему-то погибли. Два малька вообще куда-то пропали…
— А ты отсадила их?
— Нет.
— Скажи спасибо, что эти остались. Сегодня же отсади. Их отдельно надо держать…
До самого начала сеанса, пока не погас в зале свет, Алька толковал Гребешковой, как надо ухаживать за мальками, какие сделать ситечки, какие растения положить, как следить за температурой воды…
Мишка не врал: в некоторых местах фильма Алька так сжимал подлокотники кресла, что пальцам было больно. А Галка раза три судорожно хватала его за руку, один раз даже ущипнула. Хорошо, нервы у него крепкие, а то бы закричать мог.
Когда фильм закончился и вышли из темного зала, то сразу зажмурились. Утром и днем было пасмурно, а сейчас полнеба сияло голубизной, солнце светило.
— Ты куда? — спросил Алька. — Домой? — Ему почему-то не хотелось, чтобы Галка сразу уходила. Может, и ей не хотелось расставаться? Во всяком случае, когда она ответила, что идет не домой, а должна заехать в универмаг, то голос у нее был не очень радостный.
— И мне надо в универмаг! — оживился Алька.
И опять он нисколько не лукавил. Хотя ничего и не собирался покупать, но ведь давно же хотел снова побывать там — надо ему наконец выбрать какую-то вещь. А то деньги копит, а так и не знает, на что потратить.
Автобус шел почти пустой, и они устроились напротив друг друга. Удобно: хоть в окошко смотри, хоть на Галку. Алька больше на Галку смотрел. На ней — салатное платье в клеточку, с кармашками. Алька вдруг вспомнил, что в этом самом платье она была и на дне его рождения. Пять месяцев тому назад. Видно, выросла она за это время — совсем короткое стало.
— Где это приложилась? — спросил Алька, разглядывая большую, как монетка, коричневую коросту на ее коленке.
— А-а, — смутилась она, — на тротуаре шлепнулась. — И прикрыла коленку ладонью. — Не смотри.
— И у меня ужасная рана, — сказал Алька и закатил рукав рубашки.
— Вот так рана! Синяк совсем пустяковый.
— А знаешь, отчего синяк?
— Ущипнул кто-нибудь?
— Кто-нибудь! Твоя работа.
— Моя?! — Галка широко раскрыла свои большие и светлые, чуть с зеленью глаза.
— Ты, — хладнокровно подтвердил Алька. — Сейчас, в кино. Когда диверсант нож в него бросил. Я чуть не закричал. Тут нож да ты щиплешь.
— Ой, Алик, прости, пожалуйста! Я не хотела. — Бедная Галка до того покраснела, что Алька искренне сказал:
— Ерунда! В общем, и не больно. Можешь еще раз. Ну… — Он протянул руку. — У меня нервы, будь спок, как у нашего разведчика. Давай, не поморщусь!
Гребешковой было жалко испытывать Алькины нервы.
— Не хочу… Нам скоро выходить…
В универмаге она купила на втором этаже моток розовых шерстяных ниток (сказала, что хочет связать себе какую-то спортивную шапочку — в польском журнале увидела рисунок).
— А ты что покупать будешь? — спросила она.
— Я… — Алька немного стушевался. — Это близко здесь… Сходим?..
В отделе фототоваров он важно разглядывал кинокамеры всевозможных марок, высокие фотоувеличители, там же, на стеклянной витрине, лежала подзорная труба. Привлекали его и фотографические аппараты. «Зоркий-4», «ФЭД-10». На дешевенькую «Смену» Алька и смотреть не хотел. Будто он не в состоянии купить аппарат настоящий, известной марки! Дорогой аппарат. Вчерашняя воскресная выручка, спрятанная все в том же вместительном животе серого пуделя, солидно пополнила его капитал, и теперь покупка фотоаппарата и даже некоторых принадлежностей к нему не выглядела нереальным делом. Для него становилась уже доступной и кинокамера. Или почти доступной. Взять «Экран-4»! Маленький, удобный, три поворачивающихся объектива…