— Люблю!
Она только успела прошептать ему в губы:
— Сумасшедший!
Пока Семен был в школе, Давид забежал домой, принял душ и поехал в офис. Сашка уже был там, искал на столе какие-то бумаги, но, увидев Давида, сразу бросился с расспросами:
— Как сын? Правда нашел? Твой? Ты уверен?
Давид вальяжно, как мартовский кот, развалился в кресле с огромной улыбкой на губах.
— Не только сына нашел. Но и… — Давид немного смутился, но продолжил, — влюбился я, Сашка!
— В кого?
— В мать Семена, — он запнулся, но быстро поправился, — в приемную мать.
— Ни фига себе! Вот прям за день? Вернее, за ночь? Ты шутишь?
Давид, продолжая улыбаться, помотал головой.
— Вижу, что не шутишь! Но разве так бывает?
— Когда ждешь всю жизнь и знаешь, чего ждешь, то это и за секунду легко понять, поверь мне.
— Класс! Выглядишь ты, конечно… Никогда тебя таким не видел!
— Счастливым?
— Да… — он немного смутился, но спросил: — А ты ведь Але разрешишь видеть сына? Правда?
Давид встал и похлопал племянника по плечу:
— Саш, что за глупые вопросы?
— Ну вдруг приемная мать против?
— Все нормально будет! Будем жить большой шведской семьей, — он засмеялся и продолжил, — шучу. Но если серьезно, то у Семена будут и две любящие матери и два отца. Я даже ему немного завидую.
— И ты прям женишься?
— Ну а как поступают настоящие мужчины? — ответил Давид вопросом на вопрос.
У Сашки зазвонил телефон, он прижал его к уху и, помолчав пару секунд, выдохнул:
— Понял. Сейчас приеду.
Он упал на стул и обреченно сказал:
— Ну вот и все. Та ниточка, которая связывала нас с Алей, порвалась. Врач звонил. Только что прооперировали ее, она потеряла ребенка.
Он обхватил голову руками и заплакал.
Давид схватил стул, сел рядом и обнял его.
— Саш, сейчас все решается. У вас могут быть дети. Пусть не она родит, а от суррогатной матери, но это будут ваши дети.
Сашка посмотрел на него:
— Дав, она… не любит меня… Ребенок хоть как-то связывал нас, а так…
— Как тебя можно не любить? Не говори глупости. Езжай к ней. Обрадуй ее, что я Семена нашел. Жалко, фотографию его не сообразил сделать, но ничего. Пусть поправится, а мы с ним сразу, вместе с тобой, конечно, придем ее проведать. Хорошо?
Алевтина уже пришла в себя после операции.
Она лежала на кровати ровно, вытянув руки по швам, и смотрела в потолок. Слез не было. Только изнутри кто-то грыз, царапал, кусал. А она лежала и терпела эту боль, успокаивая себя тем, что заслужила.
Сашка присел рядом на стул и накрыл ее холодную руку своей:
— Аль… послушай… У тебя могут быть дети! У нас могут быть дети! Да, ты не сможешь родить сама, но мы можем заплатить суррогатной матери! У нас может быть сколько угодно детей! И девочек поднимем вместе. Слышишь?
— Я очень тебя прошу — уходи! — выцедила она. — Я встану на ноги и заберу девочек. А сейчас уходи! И больше никогда не приходи, понял?
— Уйду. Но на прощанье все же скажу, что Давид нашел вашего сына. Его зовут Семен. У тебя номер Давида есть — звони ему, как поправишься.
Сашка вышел из палаты и, еле передвигая ноги, дошел до автомобиля. Открыв дверцу машины, он упал на сиденье и понял, что все кончено и ему надо как-то смириться с этой ситуацией, только вот как? Ему показалось, что сейчас он один-одинешенек на всем белом свете и никому не нужен. Он тихо заскулил, как собачонка и дал себе обещание больше никогда не искать встречи с Алевтиной. Никогда больше! Пусть приходит, забирает девочек, когда его не будет дома, но он ее больше видеть не хочет!
Все! Закрыли тему! Проехали!
Он резко выдохнул, завел движок и поехал домой. Там его хоть ждали люди, которые любили…
Пока Сашка был в больнице, Давид успел встретиться с Аленой и все ей рассказать: про сына, про Марину, про его жизнь, которая изменилась всего за одну ночь.
И еще за эту ночь он понял, что нет у него к Алене тех чувств, которые он когда-то себе придумал. Несомненно, она была ему самым близким и родным человеком и его любовь к ней была безгранична, он бы не задумываясь отдал за нее жизнь, впрочем, как и за ее детей. Но он никогда даже в мечтах не представлял себе, как целует ее. И не потому что это было за гранью дозволенного. У фантазий нет этого порога. Просто его любовь была нежная, глубокая, искренняя, но… братская.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Алена слушала его, раскрыв рот от удивления.
— Жизнь такая удивительная! Девять лет назад я совершил самый гадкий и низкий поступок в моей жизни, о котором вспоминал с содроганием и мерзким послевкусием. А сейчас этот поступок делает меня самым счастливым человеком на свете. Я так рад, что не разменивался, не кидался на первую встречную и ждал… Это того стоит! Быть надо с тем человеком, от которого дрожь по коже и легкое головокружение, с кем теряешь контроль, а поцелуй как наркотик — чистый кайф без примеси и заменителя.
Когда он закончил свою исповедь, она поднялась и, закрыв лицо руками, заплакала.
— Эй, ты чего? — не понял Давид.
Он подскочил и, растерянно расставив руки в стороны, наблюдал за ней. Но Алена вдруг резко и даже немного грубо обняла его и быстро-быстро заговорила:
— Господи, как же я счастлива! Ты не представляешь, как я мечтала увидеть тебя таким! Счастливым!
Она отстранилась, посмотрела в его глаза и закивала:
— Да, да, вот таким счастливым!
И опять прильнула к нему, крепко обнимая и совсем этого не стесняясь.
Это была как гора с плеч. Она почувствовала такое внезапное облегчение, как будто после долгой темной ночи наконец-то появилось солнце.
Он похлопал ее по плечу и тихо сказал:
— Ты не переживай. Я всегда буду рядом.
Она закивала, смахивая слезы:
— Я знаю. Мне главное, чтобы ты был рядом вот таким счастливым. И здоровым!
Они опять прижались друг к другу — как старые добрые друзья и самые родные люди на планете.
А ровно в четырнадцать двадцать Давид стоял на крыльце знакомой школы. Сколько раз он провожал и встречал племянников и даже подумать тогда не мог, что когда-то будет стоять и ждать своего сына.
Семен появился минута в минуту, без опоздания, приветливо улыбнулся отцу и указал пальцем на другую сторону Садового кольца:
— Нам туда!
— Может, на машине? Тебе вроде утром понравился мой автомобиль.
Мальчик упрямо замотал головой и направился в сторону подземного перехода.
Еще через пятнадцать минут они зашли в метро и сели в первый вагон, который направлялся в область. Когда народ в вагоне рассеялся и они присели на скамейку, Давид попытался завести разговор с сыном, задавал вопросы: «Куда едем?», «Какая у нас цель?», но Семен не отвечал. Тогда он решил просто сидеть рядом и наблюдать. Но и это было сложно: сын почти не проявлял никаких эмоций, только когда вагон подходил к станции, мальчик чуть оживал, на пару секунд замирал, но потом опять как будто отключался. Давида очень клонило в сон. Ночь, проведенная в разговорах с Мариной, была невероятной, но сейчас сильно давала о себе знать. Он даже вздохнул, предполагая, как его женщине трудно работается после такой бессонной ночи.
Доехав до конечной станции, они вышли из вагона, подождали состав, который шел в город, и снова сели в него. Пока они ехали, Давид украдкой рассматривал сына и искал в нем черты Алевтины. Но нет, сын получился его точной копией. И не только из-за синих глаз и темных непослушных волос. Даже рот и нос были отцовскими.
На Баррикадной мальчик вскочил и потащил отца на выход. Они еле успели выскочить, но Семен крепко держал Давида за руку, а тот просто таял от счастья.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Они подошли к дому, где жили Семен с Мариной, зашли в подъезд и пешком поднялись на третий этаж. Сын освободил отцовскую руку, вытащил из рюкзака ключи и открыл дверь.
