– После битвы на восточном побережье мы остались с тобой вдвоем, я и ты, тебе тогда сравнялось три года! – горячо продолжала она, немного переведя дух. Все, что она столько лет держала в себе, теперь рвалось наружу.[16] – Мы остались вдвоем, все нас бросили! Никто не хотел позаботиться о вдове конунга и о будущем конунге, все разбежались спасать свои шкуры! Торбранд Тролль очень хотел захватить нас, он еще за два года до того, когда только погиб твой отец, требовал, чтобы меня и тебя отдали ему в залог! И все те трусы с моим подлым братцем Гримкелем во главе соглашались нас отдать, чтобы только спасти свои грязные шкуры, но я не позволила! Я увезла тебя на восточное побережье. Мы нашли приют у Хельги Птичьего Носа, тогдашнего хёвдинга. Меня хотел взять в жены Хеймир ярл, нынешний конунг слэттов, тогда еще наследник. Мы уехали бы с ним в Слэттенланд, и ты вырос бы в довольстве и почете, как положено сыну конунга, и Хеймир дал бы тебе дружину, чтобы ты отомстил за отца. Но Хельги помешал: он навязал Хеймиру ярлу свою дочку в жены! Говорят, она быстро померла: это боги наказали ее! Я не хотела там больше оставаться… Через два года судьба снова повернулась к нам лицом: вот-вот я должна была увезти тебя в Слэттенланд, к старому Хильмиру конунгу… Но та мерзкая ведьма помешала. Квитты проиграли битву, и мы с тобой остались в пустой усадьбе, безо всякой защиты, вдвоем… Но я поклялась, что ты не попадешь в руки фьяллей, что я спасу тебя от них, чего бы мне это ни стоило! И я унесла тебя из той усадьбы, надев платье рабыни. Я сама пошла навстречу фьяллям, и они загнали меня в какой-то сарай вместе с другими. Никому и в голову не пришло, что вдова конунга со своим ребенком сама пойдет к ним в руки. Они увезли нас с тобой на Квартинг и продали там. Я сказала, что мое имя – Иса, и никто не знал, что перед ними Далла дочь Бергтора из рода Лейрингов! Фьялли продали меня Вебранду за марку серебра, как простую рабыню! И прибавили эйрир за тебя! И еще говорили, что «женщина эта молода и красива, только у нее есть недостаток – неприветливый взгляд и угрюмый нрав»! Если бы они знали! Если бы они знали! Но боги спасли нас. Они сохранили тебя, Бергвид сын Стюрмира, чтобы ты мог вернуть все, что у тебя отнято. Теперь ты мужчина, ты вернешь себе власть над Квиттингом и отомстишь нашим врагам за все. И Торбранду с его женой-ведьмой, и мерзавцу Хельги Птичьему Носу, и Хеймиру, и всем, всем! И начнешь ты прямо сейчас! Верни себе наследство предков, которое забрали те мерзавцы!
Бергвид поднял взгляд на мать. Целая лавина образов и ощущений разом обрушилась на него и оглушила: перед его глазами прошла целая война, которой уже сравнялось семнадцать лет. Да, он знал, что мать его родом квиттинка, что она попала в рабство из-за войны… но могло ли ему прийти в голову, что она стояла в самой середине этой войны! Какие-то люди, которых он не видел и не знал, но имена которых его мать произносила с таким глубоким чувством… Торбранд Тролль, Хеймир ярл… Гримкель, подлый братец… Бергвиду мерещились какие-то лица, нечеткие и очень выразительные разом. Сколько зла они ей сделали, эти низкие люди! Битвы и тинги, поражения и удачи, помощники и враги, море и земли, надежды и разочарования, корабли и чужие дома – сколько всего пережила и повидала эта маленькая женщина, наделенная таким несгибаемым гордым духом! Бергвид всегда уважал свою мать, но сейчас она стала в его глазах вровень с самой валькирией Брюнхильд. Сердце в нем трепетало при мысли, что молодая женщина знатного рода шла по разоренному войной берегу, совсем одна, беззащитная, в чужом платье, с ребенком на руках, сама шла навстречу рабству, чтобы спасти будущего конунга… его, Сва… Бергвида! Да, конечно, его звали Бергвидом, звали целых три года, и он помнит свое имя! Как он мог забыть?
Бергвид задыхался от гордости, что приходится сыном такой выдающейся женщине, что кровно причастен к этим волнующим, грандиозным событиям. «Вёльсунг-сага» бледнеет рядом с сагой о Далле дочери Бергтора! И ведь он, Бергвид, сопровождал ее во всех превратностях судьбы! Он был младенцем, но на руках у матери он сопутствовал ей, его глупые детские глаза видели всех этих людей, которые так много для нее значили… И ему уже казалось, что он так же тесно привязан к этому славному и мрачному прошлому, что оно не кончилось, не прервалось, а лишь затаилось, как огонь под слоем пепла, и вот наконец вспыхнуло, осветило ему дорогу судьбы! Осенним днем в запахе ветра Бергвиду чудился запах весенней грозы. Молния разбила его неведение и беспамятство, он вспомнил самого себя и снова стал тем, кем был от рождения – Бергвидом, сыном Стюрмира и Даллы! Все эти грозные события происходили как будто вчера… но как хорошо, что теперь он мужчина и может постоять за себя и свои права! Он, Бергвид сын Стюрмира, законный конунг квиттов! С каждым мгновением Бергвид рос в собственных глазах: высокий род, слава, обиды и обязанность мести делали его огромным, как эта ель, как гора. Неведомые силы бурлили в нем и рвались на волю, и ветер торжествующе ревел, словно признал в нем брата.
– Ты можешь все! – добавила Далла, судорожно покашливая и стараясь одолеть кашель, мешавший ей говорить. – Ты – конунг, твоя сила в десять, в сто раз больше силы простых людей! На тебя смотрят боги! Попроси их – и они не откажут тебе! Проси богов наслать бурю на твоих врагов – и они тебя услышат! Твоих врагов выбросит на камни, а Дракон Памяти, кубок твоих предков, волна принесет к самым твоим ногам! Только ты достоин владеть сокровищем твоей матери. Иди! Ты должен вернуть его мне.
Далла вскочила с камня и сильно рванула сына за руку. Ветер трепал края ее темного плаща, за ее спиной разворачивалась глубина долины, полная ветра. Казалось, сейчас женщина взлетит, как валькирия. Нет, даже те две великанши, что конунг Фроди посадил за жернова молоть ему золото и счастье, не прятали в себе таких исполинских сил, как эта маленькая, исхудалая, замученная лихорадкой и кашлем женщина. Все эти годы она носила в себе огонь, и он выжег ее изнутри. Хрупкая оболочка прогорала, огонь готов был вырваться наружу, с ревом и треском смести и поглотить все… Сильный, здоровый восемнадцатилетний парень стоял перед ней в ужасе и благоговении, восхищенный и подавленный своей ослепительной и грозной судьбой, которую воплощала его мать.
– Иди! – Далла махнула рукой к морю. – Ты видишь – там паруса! Они спустили корабли на воду! Иди к ревущей сосне и попроси у богов бури! И ты увидишь, как эти паруса окунутся в волны, ты увидишь, как волны будут лизать перевернутые днища, ты услышишь жалкие крики тех наглецов, которые посмели запереть тебя в бане! Ты увидишь мертвым, утонувшим того мерзавца, который зовет себя Лейрингом, но смеет идти против чести и долга, отнимает законное право у того, кто много его выше! Иди и возьми твое наследство из его холодных мертвых рук! Иди!
И Бергвид пошел вниз с перевала, не смея даже оглянуться. Слова матери, смешанные со свистом ветра, звенели и бились у него в голове. Так могла бы приказывать богиня, а ее слова вместе с приказом дают и силу его исполнить. Бергвид все ускорял шаг, и идти вниз по каменистым уступам горы казалось все легче и легче, как будто сам он с каждым шагом становился все сильнее и сильнее. Дышалось легко, по жилам разливалась мощь. Буря? Он найдет бурю для своих врагов! И весь мир узнает, что конунг Бергвид сын Стюрмира больше не считает себя рабом по имени Сварт!
Далла опустилась на камень, судорожно кашляя и давясь. Она задыхалась, на лице ее было мучение; хотелось посмотреть вслед сыну, но не хватало сил поднять голову. Она столько мечтала об этом часе, и вот он настал, но вместо торжества ее переполнило чувство потери. Она привыкла к мысли, что сын – это меч в ее руке, и вот этот меч вырвался на волю, а она осталась, одинокая и бессильная, выполнившая свое назначение и не нужная никому. Захотелось вернуть его, но поздно – он далеко, за шумом ветра он ее не услышит, и нет у нее сил даже встать и крикнуть. Все кончено…
Мучительная боль разрывала грудь. Далла из рода Лейрингов смотрела прямо в глаза судьбе и впервые в жизни, без тщеславия, упрямства и зависти честно осознавала жестокую правду. Она возродила конунга, но ей самой это стоило жизни; может быть, сын ее добьется славы, но она этого уже не увидит. Все существо Даллы кричало о несправедливости судьбы, которая заставляет ее умереть сейчас, когда вот-вот начнется новая, настоящая жизнь, но она оказалась бессильна перед этой несправедливостью, и сознание этого мучило ее сильнее удушья и боли в груди. Все кончено, стремление к мести перестало ее поддерживать, душу залила пустота, и сожженному болезнью телу больше негде было взять сил. Ни чести, ни любви, ни надежды – только холодный камень, рвущая боль в груди и скачущие пламенные пятна перед глазами.
Глава 6
Ветер был попутным, и победители оборотня отплыли от берега в полном блеске славы, распустив цветные паруса. На свой корабль Гельд пригласил и Ярну, чтобы подвезти ее до дома: пешком она добиралась бы целый день.
