– Я просила у мамы щенка, а привели тебя.
Усмехаюсь и сажусь вместе с Камилой, складывая руки у себя на коленях, чтобы не было соблазна её обнять. Она откидывается на спинку, и мы долго молчим, разглядывая отдыхающих. Тишина не в тягость, я наслаждаюсь её присутствием.
– Будет лучше, если для всех ты так и останешься моей сестрой. Не хочу рисковать, – говорю, стараясь замаскировать грусть и растущий внутри протест. Потому что я хочу целовать её на каждом углу, когда мне вздумается, и я готов на весь мир закричать, что эта девочка моя и только моя… Но во Вселенной есть закон большого «НО», и в данном случае он сработал против нас.
– Согласна, – тихо отзывается сестрёнка, смотря в другую сторону.
– Я бы поступил иначе, если бы и дальше планировал петь и подписал контракт, я бы нашёл способ оградить тебя от нападок журналистов. Живут же знаменитости со своими девушками, жёнами, и ничего. Но какой в этом смысл, если через четыре месяца я уеду, а через год вообще перестану этим заниматься?
Камила повернулась ко мне и улыбнулась, как только она умеет. В этой улыбке больше чувств, чем в любых, даже самых громких словах.
– Я всё понимаю, не парься, – легко говорит она и незаметно касается моей руки. Дрожь пробирает тело, мы прячем наши руки, а я получаю возможность ощутить гладкость её кожи. – Так действительно будет лучше. И, знаешь, я благодарна тебе. Спасибо, что пытаешься меня спасти от своей дико бешеной популярности!
Мы усмехаемся, и я опускаю голову, чтобы только Ками не увидела, сколько всего скрывается от неё в моих глазах. Ей ещё рано знать, как сильно я слаб в её присутствии.
– А я в душ хочу, – внезапно произнесла мелкая и улыбнулась мне. – Я грязная, кстати, – спокойно добавляет, но я уже не слышу: мой мозг рисует нас в душе. Да, сестрёнка, ты умеешь отвлечь от грустных мыслей. Господи! Я раскис, как девчонка. Осталось обложиться сладким и включить слезливый сериал. А, точно, я это и так постоянно делаю.
– Люблю грязных девчонок! – хищно смотрю ей в глаза, уже представляя, как я её связываю, но решаю отвезти «грязную девчонку» домой.
– Давай заедем, переоденемся и пойдём, куда скажешь. Подумай, чего бы ты хотела? Может, кафе, ресторан, прогулку, мосты посмотреть, кинотеатр… помогай, Камила, у меня не такая бурная фантазия.
– Я хочу провести вечер дома… – тихо произносит она. Моё сердце замирает. Боже, как она это делает?
– С тобой.
Вселенная, если ты слышишь, убей меня, чтобы не мучился. Хотя нет, не убивай. Я сам сначала разделаюсь с заразой, а потом можно и тот свет посмотреть.
– Монополия, карты, домино, фильмы? Что тебе по душе? – предлагаю одно, а думаю совсем о другом. Нельзя, чтобы мелкая узнала, какую власть надо мной имеет, это сделает меня слабым и беззащитным. Я и так рядом с ней превращаюсь в желе.
– Предлагаю заняться домашними делами и учёбой, а потом… – Камила подняла на меня хитрый, немного дерзкий взгляд и потянулась к моему уху. – Как насчёт уединиться в моей комнате, без всех этих людей и… мы могли бы вместе начать вышивать крестиком, – усмехнулась зараза.
– Крестиком, говоришь? У меня есть другая идея… – многозначительно поиграл бровями, заставив малышку смутиться. – Пошлячка, – прокомментировал я. – Я всего лишь говорил о фильме с мороженым: прошлый раз мы так его и не посмотрели. Или ты могла бы научить меня делать хвостики.
– А тебе не нужно на репетицию?
Снял сигнализацию и открыл для Камилы дверь. Я ещё и джентльмен, оказывается.
– Нет. Нам дали заслуженный отдых перед премьерой «Мастера и Маргариты». За неделю до представления возобновим. Так что завтра я весь в твоём распоряжении, а в воскресенье концерт.
– Точно, – Камила поморщилась и села в машину.
Почему-то меня разозлила такая её реакция. Хотя знаю почему: я хочу разделить с ней всё, чем занимаюсь, хочу её присутствия рядом, и это становится ненормальным, каким-то маниакальным желанием полностью обладать этой девчонкой с голубыми невинными глазами.
– Не хочешь, можешь не идти. Мне всё равно, – нет, чёрт возьми! Мне не всё равно, но ты об этом не узнаешь. Я и так стал похож на тряпку – и это всего за сутки, что будет дальше?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Камила не начала оправдываться или стараться объяснить, она могла обрадоваться внезапному освобождению, но не сделала этого.
Она тронула меня за плечо, привлекая внимание, и стоило мне повернуться – притянула меня за воротник рубашки и поцеловала…
Подавил стон, цепляясь за малышку, прижимая к себе сильнее, но целуя ласково, с чувством. Пересадил к себе на колени и одним ловким движением откинул спинку. Опустил руки на упругую попку и слегка надавил, отчего в моём животе разлилась сладкая нега.
– Всегда мечтала закидать тебя тухлыми помидорами, пока ты поёшь свои песни, – прошептала Камила, оторвавшись от моих губ.
– Ты мечтала обо мне? – решил подловить.
– Ты слишком много о себе мнишь, – усмехнулась она и снова потянулась к губам. Её затуманенный взгляд был краше любой картины Пикассо, круче заходящего солнца.
– Я рад, что ты приехала, – погладил девушку по голове и прижался губами к горящей щеке. – Без тебя этот город был не таким ярким и живым.
– Ох, Макс! – усмехнулась Камила, пытаясь сесть ровно. – Не знала, что ты романтик.
– А я не знал, что девчонка может быть такой сушкой. Та настоящий сухарь, Камила Сергеевна! Тебе всего семнадцать, где твой сопливый розовый настрой?
– Мой сопливый настрой сбил сводный брат, когда вылил отбеливатель на мои любимые чёрные джинсы.
Я рассмеялся, вспоминая это пятнистое безобразие.
– Поехали?
Камила выдохнула и пересела на своё место. Я подумал, что её место – рядом со мной, и эта мысль показалась естественной.
21.
Глава двадцать первая
Камила
Потянулась в крепких объятиях и зевнула, оглядываясь по сторонам, пытаясь сообразить, сколько сейчас вообще времени. Судя по тому, как солнце пробивается свозь шторы, часов одиннадцать не меньше.
– Не ёрзай, мелкая, – просипел Макс, уткнувшись мне в изгиб шеи. Ну, здравствуйте, мурашки! Давно не виделись. И обязательно так реагировать на каждое прикосновение?
– Я тебе говорила вчера, иди к себе, – фыркнула и попыталась вывернуться. Это просто нереально: находиться с ним в одной кровати. Да, приятно, просто безумно приятно! Но я ведь не железная. У меня гормоны, пубертатный возраст.
Макс приподнялся на локте и заглянул мне в глаза.
– Хочешь опять поспорить?
О, да! Я помню, чем закончился вчерашний спор. И не надо так красноречиво выгибать бровь. Брат решил на деле доказать, что спорить с ним не следует, и вообще, половина кровати в этой комнате по праву принадлежит ему. После качественного боя подушками я была насмерть зацелована и полностью обезврежена. Стало особенно страшно, когда брат начал меня связывать моим же поясом от халата. Пришлось уступить.
– Если мы будем спать всё время вместе, я просто не доживу до своего совершеннолетия! – привела весомый, на мой взгляд, аргумент, и попыталась вылезти, но была прижата ещё сильнее. Макс перекатился и придавил своим внушительным телом, полностью обездвижив.
– Доживёшь, – проникновенно заверил он и поцеловал меня в уголок губ. Потом в подбородок и шею, плавно переходя на ключицу. Подалась ему навстречу, запустив пальцы в шелковистые медовые волосы.
Макс оторвался: его замутнённый, горящий взгляд зелёных глаз говорил за него.
– Мы устроим тебе крутой День рождения. А «вечер вдвоём» будет завершающим аккордом… – Макс снова потянулся ко мне, но я увернулась.
– Не хочу его отмечать. Зачем? Купим тортик, скромно посидим и скоротаем время в моей комнате. Как тебе такая идея?
Макс рассмеялся.
– В тебе нет ни грамма светского лоска, тяги к прекрасному и чувства авантюризма. Мелкая, ты безнадежна.
– И что? – скептически выгнула бровь, не находя в этом ничего отвратительного. Я же говорю, у нас семейство консерваторов. Мы не излечимы.
