Когда минуло полсрока, он впервые увидел Сузи, работавшую в центре обслуживания иностранных посетителей. В тот вечер он почему-то был при пиджаке и галстуке — редкий случай. Теперь ему уже трудно было вспомнить, куда он тогда собирался. Картинка-ребус на его галстуке (винт и буква «ю») читалась как приглашение к близости — для тех, кто привык разгадывать ребусы.
«Мне нравится ваш галстук», — сказала она, улыбаясь. Она была чуть моложе его, но во всем ее облике — тонких чертах чуть удлиненного лица, зачесанных назад волнистых рыжеватых волосах, уверенных жестах и очень глубоких светло-зеленых глазах — казалось ему, воплотились тысячелетия. Он хотел было по привычке развязно рассмеяться, но почувствовал, что не может.
Через несколько дней она заехала за ним на спортивном «порше» и повезла в Сан-Франциско в свой любимый кабачок у подножия Телеграфной горы, маячившей над заливом. Йонсон вел себя, как школьник, не зная, что сказать и куда положить руки. После ужина они сидели в скверике возле маяка, боясь в темноте прикоснуться друг к другу. А потом поехали к нему, пробрались тайком в его маленькую комнату. Утром она сказала, что собирается расстаться с мужем.
С тех пор жизнь его в Беркли стала иной. Галстука и пиджака он больше не надевал, но от компании своей отстал, сосредоточился на Сузи и своей докторской. То было светлое время, праздник, который внезапно оборвался много позже в Нью-Йорке, когда он наткнулся на оставленное ею письмо, сообщавшее, что она возвращается к мужу.
Все это было очень давно. Не верилось, что лежавший в темном номере сан-францисской гостиницы встревоженный, средних лет мужчина — тот же Йонсон, к которому с первого взгляда потянулась тогда хорошенькая замужняя женщина.
Он старался вспомнить, когда именно появилось гнетущее чувство близкой беды. Из Нью-Йорка он вылетел полный энергии и желания довести дело до конца. Он был доволен, семинар в Беркли прошел хорошо, его хвалили за выступление, смеялись остроумным репликам. На душе было спокойно, пока он не встретился с Питером Бринкли.
Это был его старый приятель с аспирантских времен, а теперь преуспевающий профессор в отделении политических наук. С иголочки одетый, изрядно полысевший, с холеной бородой клинышком, с полированной дымящейся трубкой, из которой вечно тянулся сизый дымок, в роговых очках. Этот новый Бринкли мало чем напоминал задиристого кудрявого парня в вечно рваных джинсах, известного заводилу их ночных похождений шестидесятых годов. Он уже успел опубликовать в университетском издательстве несколько пухлых томов. Рецензии на его книги временами появлялись даже в «Нью-Йорк тайме бук ревью». Свой профессорский оклад и гонорары за книги он пополнял консультациями быстро растущих фирм Силиконовой долины. Обо всем этом он рассказал старому приятелю без ложной скромности, явно красуясь перед чиновником ООН благополучием и светлыми перспективами своей карьеры.
— Нет ли среди твоих клиентов фирмы «Кальмар»? — спросил его Йонсон.
— Есть, — с готовностью ответил Питер. — А чем она тебя интересует? Это — очень скромная фирма. Насколько мне известно, ни в каких предосудительных связях с транснационалами она не состоит.
— Вот уж и испугался! — улыбнулся Йонсон. — Да, ты должен оберегать своих клиентов от подозрительных деятелей из ООН. Правда, в данном случае никакая опасность «Кальмару» не грозит, разве что быть съеденным при очередном посещении Уолтерса. Кстати, старик еще функционирует?
При упоминании знаменитого в округе ресторана, специализирующегося на дарах моря, Питер проглотил слюну. Гастрономические ассоциации его явно расслабили.
— Мой «Кальмар» не очень-то съедобен. Один бог знает, почему ему дали такое название. И все же, что именно тебя в нем заинтересовало? Ты понимаешь, инсайдеры не любят о нем распространяться. Естественная боязнь за патенты и секреты технологии в век научной революции.
— Именно это меня и привлекает, — заговорил Йонсон, стараясть быть убедительным. — Видишь ли, наш Центр задумал исследовать роль транснациональных корпораций в перспективных областях техники и технологии. Мы обнаружили, что многие небольшие фирмы намного опередили международных гигантов, а те приобщают их к себе и поглощают разными способами. Наши люди составили список нескольких десятков типичных исследовательских фирм, и решено проверить, какие у них отношения с лидерами большого бизнеса.
— Почему же был выбран именно «Кальмар»?
— Это — чистое совпадение. Список составлен по правилам случайной выборки. В районе Сан-Франциско в нем оказался «Кальмар», под Лос-Анджелесом, в Сан-Диего, под Бостоном, в Техасе и других местах — другие фирмы.
Бринкли задумался. Из его трубки струился едва заметный дымок. Так было всегда, когда его мысль работала интенсивно. Если же он слушал невнимательно, дым взвивался клубами к потолку.
— Хорошо, — прервал молчание Питер. — Мне самому неудобно посвящать посторонних в дела фирмы. Но я позвоню туда. Если они согласятся, мы, может быть, съездим вместе. Жди моего звонка завтра. Где ты остановился?
Он позвонил через два дня.
— Готовь угощение, — затараторил он по телефону. — Тебе повезло. «Кальмар» готов тебя принять. Заеду за тобой завтра в два.
Дорога по автостраде заняла минут сорок, потом они еще долго кружили по узким асфальтовым дорогам среди коттеджей, длинных невысоких зданий, сотворенных из дымчатого стекла, и каких-то ангарообразных построек из легкого металла — без окон и видимых дверей. Йонсон много раз бывал в индустриальных парках, но этот, в отличие от других, не баловал взгляд яркими вывесками и размалеванными фасадами. Только подъехав вплотную к главному входу, отдаленному футов на четыреста от дороги, можно было прочитать названия фирм на полированных бронзовых табличках. Такие вывески были на дверях в приемных врачей на Парк-авеню в Манхэттене.
«Кальмар» занимал часть этажа в одном из казавшихся прозрачными зданий. На правах своего человека Бринкли сразу же прошел в глубь помещения, а Йонсон остался в приемной, где за большим столом восседала миниатюрная брюнетка, совмещавшая функции вахтера, телефонистки, оператора телекса и наблюдателя за дисплеем.
Питер вернулся минут через пять и провел Йонсона в просторный кабинет мистера Линдмарка. Линдмарк был худым блондином среднего роста, с длинным лошадиным лицом и подслеповатыми глазами.
— Я оставлю вас на время, есть срочные дела, — сказал Бринкли и тут же исчез. В его обращении к Линдмарку не чувствовалось ни подобострастия человека зависимого, ни снисходительности босса. Но, несмотря на кажущееся равенство, все же ощущалась какая-то разделявшая их дистанция.
«Этот явно не из академии», — подумал Йонсон, посматривая на Линдмарка. Тот, в свою очередь, продолжал его бесстрастно созерцать, вовсе не торопясь начать разговор. Под низким потолком повисла холодная неловкость.
— Питер, должно быть, рассказывал вам о цели моего посещения? — спросил Йонсон, поеживаясь от холодка.
— Нет, — ответил Линдмарк неожиданно густым басом. — Вы, кажется, учились вместе.
Было неясно, спрашивает он или утверждает.
Йонсон повторил сказанное ранее Питеру. Линдмарк бесстрастно выслушал его, но можно было держать пари, что он уже все это знал и, более того, ничему такому не верил.
— Что же вас конкретно интересует? — прогудел он.
Йонсон принялся развивать тему. Транснациональные корпорации скупали в последние годы в собственных странах и за их пределами одну исследовательскую фирму за другой. Иногда это делалось для того, чтобы захватить накопленные фирмой патенты и задел технических разработок. В других случаях расчет был на серое вещество, дефицитное, несмотря на растущую безработицу, даже в новых профессиях, связанных с информатикой. Купленную фирму обычно либо расширяли, обсаживая новыми подразделениями и превращая в исследовательский центр для всего концерна, либо вовсе закрывали, переводя разработки и сотрудников в другое место, иногда в другую страну.
«Кальмар», по мнению Йонсона, имевшего некоторый опыт в таких делах, не был похож на типичную исследовательскую фирму. Даже помещение, которое занимала фирма, ассоциировалось с канцелярией, но никак не с лабораторией или конструкторским бюро. Сам Линдмарк и его сотрудники напоминали скорее чиновников из Вашингтона, нежели ученых, конструкторов, изобретателей, инженеров.
— Видите ли, — сказал Линдмарк, выслушав Йонсона, — мы не любим раскрывать сути своей деятельности. Те, кто основал эту фирму — а я вас заверяю: это люди прозорливые и уважаемые, — считают, что современное исследование не следует предавать гласности, пока оно не воплощено в готовом продукте, который можно выставить для продажи публике по справедливой цене. В этом мы мало отличаемся от любой другой корпорации. Никто не любит, когда ему заглядывают в душу или в карманы. Разумеется, есть проблема отчетности перед обществом, по законам которого мы созданы. Мы уважаем общество и законы. Но, как вы знаете, закон строго различает открытые акционерные общества и те, которые не продают акций свободно. Наша корпорация частная и не обязана давать отчет ни комиссии по ценным бумагам, ни другим правительственным учреждениям. Исключение делается только для представителей налогового ведомства, и этого с нас вполне достаточно.
