Вообще-то, я не столько слышал, сколько чуял. Уже около десяти минут нашу стоянку окружали какие-то существа, запах был мне вроде бы знаком, но, в то же время, и чужд. Как только отдалился от света, сразу стал видеть лучше, глаза расслабились. Источники запаха были уже близко, засели в кустарниках, не шумели.
— Я знаю, что вы здесь. Убью, если заставите ждать.
Никакой реакции. Повторил уже рыком, как гуль.
Они зашевелились, стали подниматься. Горные гули — если верить дескрипторам, — сильно отличались от равнинных. Более массивные, мускулистые, со спинами, покрытыми серой и белой шерстью и широкими приплюснутыми головами. В темноте горели красные глаза, большие горбаты носы жадно принюхивались, а из пастей капала слюна. Семь, десять, шестнадцать… двадцать две особи от десятого до четырнадцатого уровня. Неплохая стайка, мне бы такую. А ещё один альгуль, особенно массивный и мохнатый, с предплечьями, обмотанными ржавой цепью и ожерельем из крупных копейных наконечников на шее.
Вожак постарался максимально выпрямиться, но всё равно был заметно меньше меня, подошёл, стал нюхать. Его мускулистые руки свисали вдоль туловища и чуть спереди, как у обезьяны. Двадцатый уровень.
— Ходячая еда, — харкнул он, глянув мне за спину.
— Вижу, синтаксис у равнинных и горных гулей довольно схожий, более сложное общение между алгоритмами не нужно, — вздохнул я. — Впрочем, гули Лэнга намного развитее в этом отношении. Прекрати таращиться, эта ходячая еда — мои запасы.
— Запасы? — прорычал альгуль.
— Еда на потом.
Эта концепция их потрясла, мобы стали переговариваться, трясти головами, а вожак раздражённо заворчал:
— Не бывает на потом. Еды мало всегда.
— Разумеется, с нашими-то аппетитами. Но здесь вы еды не найдёте.
— Жадничаешь, — прорычал альгуль, скрючивая толстые пальцы, — сам всё сожрёшь!
Воздух был стылый, зловонное дыхание гулей превращалось в парок, они боялись, как и положено нашей породе, но присутствие альгуля даже их превращало в силу. Двадцать две особи, да ещё и не мусор, каким был я сам в начале. И вожак большой, уверен, несмотря на разницу в уровнях, он сможет прокусить мою броню. Что делать? Гаргуль в голове кипел от ярости, он хотел разорвать и сожрать этих наглых тварей, а я размышлял, стоило ли поддаваться? В конце концов это были даже не живые существа, — алгоритмы, агрессивные, тупые, придуманные именно для того, чтобы настоящие люди развлекались, побеждая их. Почему бы не дать разминку лапам?
— Возможно, потому, что в любом из этих несчастных может сидеть такой же невезучий индивид, как я, чувствующий всю боль и беспомощность.
— Что?
— Сам с собой говорю. Вот. — Вывалил из инвентаря всё, что осталось от дикого йети. — Тут достаточно, чтобы немного приморить червячка, берите и уходите, завтра может повезти больше.
Гули подались вперёд, но альгуль зарычал.
— Мало. Возьмём ещё одну ходячую еду, выбирай сам, какую? Можем мокрую, но мелкую, можем большую, но сухую. Какую?
Я вонзил когти ему в левое плечо и рванул. Оглушительно затрещали мышцы и жилы, рука с хрустом вышла из сустава, а бывший хозяин завыл на все окрестные горы. Я ударил его наотмашь, разворотив шипами костяшек половину морды, а потом навалился, давя всем весом, пока не сложил альгуля пополам.
Всё-таки, это тело было невероятно сильно.
Вскрыть череп оказалось не так просто, — у альгулей толстые кости, когти соскальзывали со лба, раздирая шкуру. Мне надоело и в ход пошли зубы. Когда в голове не осталось ни мозга, ни квинтессанта, добыча перестала быть интересной.
— Ешьте и убирайтесь.
Я пошёл обратно к лагерю.
— Всё, сегодня они нас не потревожат.
— Вообще-то, — мумия почесала парик, — я слышала голоса в голове, как будто канопа пытается говорить со мной из того ящика. Просто хотела узнать, не слышишь ли их ты?
— А… нет, не слышу. Где гоблин?
— Прячется в топтере. Ты харкал, рычал, а когда в темноте поднялся вой, его и сдуло. Как тебе этот тюбик? Горчичный цвет, — просто прелесть!
Усмехнувшись про себя, я сел и уставился на походную горелку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})* * *
Ведьма вернулась по утру, забрала свою шляпу и осмотрела пейзаж при свете солнца.
— Ангус, если ты успел принести хоть немного пользы, то сейчас мы можем не лететь в Щедрые Холмы, а направиться прямиком к следующей канопе. Итак?
— Может тебе её прямо из сумки сейчас вытащить? — оскалился гоблин.
— А ты можешь?!
— Елизавета, он просто дерзит. Ангус любит быстрый и нечестный заработок, ради которого не нужно долго трудиться, он оппортунист и авантюрист самого низкого пошиба. А тут приходится рисковать, да ещё и отрабатывать долг. Ему просто лень, теперь станет понемногу саботировать миссию, надеясь, что мы устанем и вышвырнем его куда-нибудь.
— На какую-нибудь уютную родную помойку? — Лиззи поняла суть происходящего и её тон изменился. Мумия наклонилась к гоблину, и, как бы между прочим, поправила золотую маску. — Послушай, Гнус, я очень устала от этой иссушенной оболочки, я ничего не чувствую, не могу есть и пить, не могу спать по-настоящему. Я нежить.
— Заметил… — выдавил он.
— Ты представляешь, каково это, застрять в теле мертвеца?
— Н-н-нет…
— А хочешь представить? Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз могла себя нормально потрогать?
Так вот, что её мотивировало?
— Я… я не очень…
— А хочешь, я потрогаю тебя?
— Нет!!!
— Тогда прекращай уже дёргать смерть за яйца! Мне нужно живое тело! Мне нужна рабочая пищеварительная система, гладкая кожа и мои кривые линии, ты понял?!
Археолог был испуган до полусмерти, его колотила крупная дрожь.
— Хорошее внушение, — одобрила Мэдлин, — но надолго этого не хватит. Ангус из тех, кого нужно сразу же вешать за малейшую провинность, иначе он так ничего и не поймёт. Такое в него заложено ядро характера.
— Кнут уже задействован, теперь нужно закрепить пряником, — сказал я. — Можешь намекнуть, что, по окончании сотрудничества он не только расплатится с долгами, но и получит кое-что сверху.
Ведьма задумчиво провела пальцами по краю поля шляпы, её лицо источало холод.
— Надеюсь, ты не намекаешь…
— Что? — Я не сразу понял. — А. Нет. Единственное чудовище, которое может оттенять твою красоту — это я. Ну, пока ты сама не решишь иначе. Намекни на материальную награду. А поскольку своё слово надо держать, мы даже обманывать его не станем. Один Драгоценный — тоже материальная награда.
— Имеет смысл, — кивнула она и добавила громче: — Елизавета, продолжишь кошмарить его в пути, пора отправляться.
Мы полетели на север.
* * *
До Щедрых Холмов добрались только к вечеру, весь день провели в небе. Были ранние сумерки, когда под днищем «Драконьей мушки» барханы сменились холмами.
Пасторальная идиллия. Изумрудно-зелёные травы, огромные цветочные луга, стада, передвигающиеся по земле как живые облака; высокие фахверковые мельницы и деревеньки, на две трети утопленные в ландшафте. Я никогда не видел ничего подобного в реальности, всё это навевало чувство уюта и покоя.
В этот раз Мэдлин решила переночевать с нами, так что вопросом ночлега озаботилась сама. Она достала из инвентаря потрёпанную книжку в дешёвом переплёте и около десяти минут изучала её страницы.
— В «Большом путеводителе Лиги Праздношатающихся Созерцателей по приютным местам» указано, что близ южных границ субрегиона есть деревенька Дормстон. Можно переночевать в тамошней таверне, но рецензенты очень хвалят частный пансион на холме Штрумпова горка. В большом смиале живёт одинокий пожилой полурослик, который иногда безвозмездно принимает гостей. Все удобства, обильное питание, видеовещание, и… УЮТ. Надеюсь, я смогла передать это? УЮТ. Рецензенты делают на это особое ударение. Из негативных сторон: гостить можно не более трёх суток с перерывом не менее трёх месяцев между визитами; хозяин может отказать в гостеприимстве без явных причин; спальные места рассчитаны на малорослых индивидов. Особо уточняется крайняя нежелательность вступать с НИПом в конфликты любого рода. Что думаете?
