Что касается гвардии поручика И. И. Бахметева, то он изначально оказался определен асессором (младшим сотрудником коллегиального следственного присутствия) в канцелярию, презусом которой стал его многолетний старший однополчанин майор И. И. Дмитриев-Мамонов. Как уже говорилось, канцелярия Ивана Дмитриева-Мамонова получила в производство подборку уголовных дел, возбужденных фискальской службой России в отношении сенатора князя Я. Ф. Долгорукова, сенатора П. М. Апраксина, главы Мундирной канцелярии М. А. Головина и сибирского губернатора князя М. П. Гагарина.
Помимо Ивана Бахметева асессорами в канцелярию были определены капитан Семеновского полка И. М. Лихарев и капитан-поручик Преображенского полка Е. И. Пашков (о нем еще пойдет речь). В 1718 году асессором канцелярии дополнительно был определен капитан-поручик Семеновского полка А. Г. Шамордин. Таким образом, попав в следственную канцелярию, Иван Иванович оказался в привычной ему среде давних сослуживцев-семеновцев.
В полной мере представить следственную деятельность И. И. Бахметева к настоящему времени не удалось. С одной стороны, как известно, архив канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова сгорел при пожаре в Московском кремле 29 мая 1737 года, с другой — сам Иван Иванович, повествуя об этих событиях в декабре 1754 года, ограничился более чем лаконичной фразой: «…по имянному… указу определен к следственным делам в канцелярию с маэором Дмитриевым-Мамоновым»{604}.·
Вместе с тем, как уже не раз упоминалось, крупнейшим из уголовных дел, находившихся в производстве канцелярии Ивана Дмитриева-Мамонова, было так называемое «сибирское», фигурантами которого, помимо М. П. Гагарина, стала большая группа сибирских администраторов, и уже в 1719 году в правительственном делопроизводстве канцелярию все чаще именовали «Сибирской».
В числе иных гвардейских офицеров И. И. Бахметев был включен в состав специального судебного присутствия, учрежденного для рассмотрения дела отрекшегося от прав на престол царевича Алексея Петровича. На приговоре царевича к смертной казни{605} подпись гвардии поручика Ивана Бахметева стоит 85-й по счету.
Следует отметить, что работа в следственной канцелярии не освободила И. И. Бахметева, как и других асессоров и презусов, ни от прежних строевых обязанностей, ни от участия в боевых действиях. В 1718 и 1721 годах Ивану Ивановичу довелось принять участие в последних за Великую Северную войну «походах на галерах» — в десантных операциях непосредственно на побережье Швеции. За эти годы он успешно продвинулся в чинах: в 1719 году стал капитан-поручиком, а 1 января 1721-го — капитаном, командиром 4-й роты Семеновского полка{606}.
Какбытони было, не вызывает сомнений, что И. И. Бахметев внес посильный вклад в расследование «сибирского дела». Своеобразным эпилогом чего стало описанное выше исполнение им в ноябре 1721 года именного указа о перевешивании на цепь останков казненного Матвея Гагарина.
По причудливому изгибу судьбы, всего двумя месяцами ранее, в сентябре 1721 года, были взяты под стражу и отправлены в Санкт-Петербург родной дядя Ивана Бахметева, упоминавшийся саратовский комендант Дмитрий Ефремович, и его сын майор И. Д. Бахметев, обвиненные губернатором Артемием Волынским в «многих воровствах»{607}. Несмотря на то что оба они были приговорены к выплате значительного штрафа, эта история никак не повлияла на карьеру гвардии капитана И. И. Бахметева.
В следственной канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова Иван Бахметев проработал до самой ее ликвидации в 1723 году. Насколько возможно судить по сохранившимся фрагментам делопроизводства канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова, последним документом, который подписал Иван Бахметев, явилось уже упоминавшееся постановление канцелярии от 9 декабря 1723 года о посмертном повешении тела бывшего томского коменданта Р. А. Траханиотова{608}, приговоренного к смертной казни Нижним воинским судом и скоропостижно скончавшегося до приведения приговора в исполнение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Однако место асессора следственной канцелярии И. И. Бахметев сменил первоначально на иную следственную должность. Дело в том, что в начале января 1723 года, вернувшись в Москву из Персидского похода, Петр I занялся подготовкой судебного разбирательства обвинений, выдвинутых друг против друга обер-прокурором Сената генерал-майором Г. Г. Скорняковым-Писаревым (о нем еще пойдет речь) и вице-президентом Коллегии иностранных дел сенатором бароном П. П. Шафировым.
В рамках этой подготовки император запросил список гвардейских офицеров, находившихся в тот момент в бывшей столице, предполагая выбрать из них судей для будущего специального судебного присутствия. В представленном 8 января списке Петр I собственноручно отметил семь фамилий, включая И. И. Бахметева{609}. И хотя в составе судебного присутствия, сформированного 9 января, Ивана Ивановича не оказалось (как и отмеченного в том же списке И. Е. Пашкова){610}, очень скоро он был привлечен к его деятельности.
17 января император распорядился назначить гвардии капитанов И. И. Бахметева и А. Г. Шамордина «особливыми асесорами» для расследования выделенного в отдельное производство дела «о росходе парижском»{611}, по которому П. П. Шафиров обвинялся в хищении казенной валюты в период сопровождения царя в зарубежном путешествии 1716–1717 годов. Иными словами, Иван Бахметев был назначен следователем судебного присутствия (очень скоро преобразованного в постоянно функционировавший Вышний суд). В этом отношении Ивана Ивановича (как и Авраама Шамордина) следует признать первым судебным следователем в истории государства и права России.
Оказавшийся в январе 1723 года в статусе подсудимого барон Петр Шафиров (1673–1739) неоспоримо являлся одним из наиболее выдающихся сподвижников Петра Великого. Сын холопа, Петр Павлович начал трудовой путь со скромной должности переводчика и впоследствии сумел стать одним из руководителей дипломатического ведомства России. Именно П. П. Шафиров сыграл ключевую роль в заключении 12 июля 1711 года Прутского мирного договора с Турцией, благодаря которому российская армия сумела благополучно эвакуироваться из опаснейшего «прутского котла», в котором рисковал сложить голову и гвардии прапорщик И. И. Бахметев.
Однако все заслуги Петра Шафирова никак не отменяли серьезных подозрений в совершении им череды криминальных деяний. Сложность предстоящего Ивану Бахметеву и Аврааму Шамордину расследования заключалась в том, что по делу отсутствовали какие-либо улики, в частности соответствующие приходо-расходные документы.
Неудивительно, что дело по обвинению П. П. Шафирова в казнокрадстве, выдвинутому секретарем Федором Протопоповым, разбиралось Юстиц-коллегией и закончилось тем, что последний в декабре 1720 года был осужден на пожизненную ссылку на галеры — за «неправый донос»{612}. В довершение всего 15 января 1723 года П. П. Шафиров подал императору повинную челобитную, в которой признал два эпизода из выдвинутых против него обвинений, но ни словом не упомянул о хищении казенной валюты{613}.
Как бы то ни было, 13 февраля 1723 года Вышний суд, сочтя доказанными два эпизода превышения П. П. Шафировым должностных полномочий и эпизод служебного подлога, приговорил его к лишению чинов, орденов, конфискации имущества и смертной казни{614}. Приведение приговора в исполнение было назначено на 15 февраля, местом публичной «экзекуции» была определена площадь у здания Московской конторы Сената в Кремле{615}.
