— Воля вана закон для меня... — начал было гун, однако вновь услышал скрип доспеха. Повелитель чуть напрягся и был на грани недовольства. — Слушаюсь, Лаоху, — и поднял взгляд на светлейшего.
Тот продолжал приветливо улыбаться:
— Слухи о победе уже достигли Хучена. Но я хочу услышать все подробности.
— Армия врага разбита и бежала на север через горы, — отчеканил Фу.
Лаоху сделал несколько шагов. Его лицо стало задумчивым. Доспех с изображением тигра продолжал тихо побряцивать в такт тяжелой поступи.
— Много ли си[3] удалось захватить?
Фу качнул головой:
— Нет.
Ван обернулся и окатил военачальника недоуменным взглядом. Тот стойко выдержал его.
— Немного си?
— Нет совсем, ван.
Кажется, сие известие заставило Повелителя изумиться еще больше:
— После такой славной битвы их должно было остаться очень много. Почему не удалось привести?
— Во время боя не сдавались, — молвил Фу, — надо отдать должное, бились как голодные волки. Хоть и Шэ.
— А что произошло потом?
Гун на секунду замялся, но затем решительно ответил:
— Когда мы обратили их в бегство, на поле меж холмов опустился туман. Сильный. Они воспользовались им. А ловить врага средь пелены тяжело. Я не хотел подставлять бойцов.
В памяти всплыли странные чувства, что испытал Фу сразу после боя. Мороз по коже. Пар изо рта. Как будто кто-то смотрит на него сквозь непроглядную завесу. Шум осыпающейся земли и рухнувших камней...
Гун едва заметно тряхнул головой. Незачем забивать голову пустяками.
Лаоху вновь стал мерить шагами зал. Вид его оставался задумчивым. Не глядя на военачальника, он молвил:
— Разумное решение. В твоем даре полководца я никогда не сомневался. Что ж, есть си или нет, это не так важно. Важно, что мы преподали им урок. Уверен, теперь захватчики посягнут на наши земли еще нескоро. Можно вернуться к внутренним делам, — он снова посмотрел на Фу, — а ты заслужил отдых и почет, мой друг. Первому можешь предаться уже сегодня. А через несколько дней я устрою торжества в честь тебя и великой победы. В Хучен как раз должны прибыть новые партии меда, — Лаоху слегка нахмурился, — и гонцы с известием из одной деревни.
— Что-то случилось? — сухо, но учтиво поинтересовался гун.
— Нет, — отмахнулся ван, — просто дошли слухи о сохранившемся наследии язычников. Необходимо было проверить.
Фу молча поклонился.
— Возвращение в Хучен прошло хорошо?
— Возле ворот видел оборванца, которого пустили, куда не следует, — тут же ответил военачальник.
Выгораживать Танцзина он не собирался. Фу искренне считал, что если человек совершил промах, то обязан понести наказание. Особенно, если на нем лежит такая ответственность, как охрана ворот.
— Это неприемлимо, — равнодушно ответил Лаоху. Подобные мелочи его слабо интересовали.
— Я велел Танцзину найти нарушителя и наказать тех, кто допустил.
— Что-нибудь еще?
Ван заметил, как мышцы лица Фу слегка напряглись, когда он ответил:
— По пути я встретил главного советника.
— Между вами состоялся разговор?
Фу молча кивнул.
Лаоху ухмыльнулся правым уголком рта:
— Вижу, что не очень приятный. Впрочем, как и всегда.
— Ты знаешь мое отношение к нему, — сухо изрек гун.
— Мне ли не знать, — махнул рукой Лаоху, продолжая вальяжно вышагивать, — ты же считаешь его предателем.
— Он и есть предатель.
— Это было давно. Больше десяти лет прошло с тех пор. И Юншэн не сделал ничего, чтобы заподозрить его в дурных намерениях.
— Он из рода чжунов, — презрительно молвил Фу, — думает лишь о них, себе и...
— Довольно, — мягко, но решительно прервал ван, — давай не будем позволять старику вставать между нами. Оно того не стоит, Фу.
Военачальник молча поклонился, признавая за Повелителем право решать. Однако в глубине души был с ним не согласен.
— Юншэн способный управитель, — добавил Лаоху, — без его знаний и умений Хучен не достиг бы того процветания, что имеет сейчас, — ван развел руками, — оглянись. Город растет. Люди богатеют. Амбары ломятся от зерна, кубки от меда, а животы скота от корма. Нам уже тесно за этими стенами, и я собираюсь возводить новые, — он на секунду умолк, а затем продолжил, — вот почему жаль, что ты не привел с собой си.
— Прости мою оплошность, светлейший ван, — не поднимая головы, сухо молвил гун.
Правитель подошел к нему, ухватил за плечо и хорошенько встряхнул:
— Брось этот унизительный тон, Фу! Разве я сказал, что ты в чем-то виноват? Знаешь в чем твой главный недостаток?
Военачальник поднял взгляд и не увидел на лице Лахоу и доли раздражения. Оно оставалось все таким же по-отечески снисходительным.
— В чем, Повелитель?
— Ты принимаешь все на себя, — улыбнулся ван, — даже сущую мелочь, — и
