– Вито имеет пару карманных копов, но это никак не влияет на расстановку сил в Майами. Банатти под колпаком у федералов, – докладывал он в Нью-Йорк крестному отцу. – Федералы всегда на шаг впереди. Каноза силен. Мы поторопились с наездом на него. Мы не застали его врасплох. Они предупреждают Канозу обо всех наших планах. Надо убедить дона Банатти договариваться о мире на условиях Канозы. С ним можно будет разделаться спустя какое-то время, на холодную голову, и то только если спецслужбы снимут свою плотную опеку с его персоны. Они стерегут его как курицу – несушку золотых яиц. Возможно, он выполняет какую-то работу для ЦРУ. Он заключил с ними сделку, и они закрывают глаза на его бизнес. Он крепкий орешек. Нужна передышка.
– Ты получишь передышку, Мао, – был ответ из Нью-Йорка, – только для того, чтобы тщательно подготовиться к ликвидации Канозы. Неважно, сколько тебе потребуется на это времени – год, два или даже три года. Он обидел моего близкого друга и верного союзника Вито. Кстати, для тебя он – дон Банатти. Надеюсь, Каноза сдохнет по твоей милости, а то в последнее время твои мишени поражают посторонние ребята. Ты хорошо понял?
– Понял хорошо… – согласился Мао. Прощай, крепкий сон! Его уделом становилась духота. Здешний климат раздражал однообразием, пальмы Маорицио считал скудным пейзажем. Придется застрять в Майами на неопределенное время и терпеть воинственные речи недалекого Банатти. Дона Банатти. И его убогого окружения, интригующего друг против друга, а заодно и против теряющего власть пожилого дона. Вито не дано разглядеть очевидную угрозу, что исходит от своих. Разве возможно ему доказать, что его собственный племянник Дик, похожий больше на утконоса, чем на Цезаря, как его в ущерб самому себе величает дядя, представляет для семьи не меньшую опасность, чем явный враг Каноза. Куда ему понять. Мысли Вито написаны у него на лбу. Это обезоруживает семью. В ближайшее время он наверняка сделает еще пару отчаянных попыток отомстить Канозе и вернуть свои деньги и сломает на этом безнадежном предприятии последние зубы. «А еще он будет ненавидеть меня и жаловаться дону Франческо. Остается надеяться, что Каноза убьет этого жалобщика быстрее, чем я шлепну Канозу, – мелькнула шальная мысль. За ней пронеслась другая: – Утешает обилие загорелых красоток. О чем это я? Надо учиться на чужих ошибках… Попка. И все-таки у этой блондинки с солнцем на пупке отличный зад…»
* * *– Давай еще раз, и поподробнее, – наслаждался хорошими известиями дон Орландо. Опирающемуся на трость Рикардо Сикейросу Каноза позволил сидеть в его присутствии. Ребята из «Альфы 666», подразделения коммандос дона Орландо, великолепно сделали свою работу, и Сикейрос приложил к этому немало усилий. Он заслужил подобное поощрение, от чего сиял как младенец при виде леденца. Для него расположение дона являлось лучшей наградой.
– Мы вели клиента из Майами, – уже в который раз пересказывал Рикардо. – Макаронники приставили к этим нью-йоркским гастролерам кучу телохранителей. Мы настигли их в Лэйк Буэна Висте близ Орландо. Эти ублюдки решили прибарахлиться – зашли в бутик на пересечении Плаза и Даунтауна под конец рабочего дня. Час пик. Тут я приказал снайперу, бывшему морпеху Леонсио из третьей боевой пятерки, вы его знаете, занять позицию в доме напротив и отправил с ним еще двоих ребят – Освальдо и Фелипе. Ребята в считанные минуты нашли удобное помещение с прекрасной зоной видимости. Это был офис туристической конторы. Кроме одного охранника-ирландца, там уже никого не было. Освальдо перерезал горло этому бывшему копу, и Леонсио принялся за работу. Он меньше чем за минуту собрал «винчестер-70» и приготовился к стрельбе, подложив под правую кисть мешочек с кубинским песком с Плая Хирон. Не только, чтобы рука в нужный момент не соскользнула, этот мешочек – его талисман, дон Орландо… – Каноза понимающе кивнул, едва не растрогавшись. Сикейрос продолжал: – Леонсио находился почти в трехстах ярдах от клиента, дул легкий ветерок – мили две в час, он определил скорость ветра по колыханию звездно-полосатого знамени на флагштоке у парадного фасада здания, клиент был в перекрестии оптического прицела, и Леонсио задержал дыхание, плавно спустив курок. Пуля попала в висок. Он срезал этого Тони, как мачете стебель тростника. Дальше – дело техники. Ребята ушли незамеченными, спрыгнув с окна с противоположной стороны здания. Винтовку мы, как вы и приказывали, оставили наточке.
– Выдай этой троице, Леонсио и двум другим парням, десять тысяч, пусть съездят в отпуск недельки на две. В Калифорнию. Пусть развеются. Заодно здесь все уляжется, их могли засечь зеваки, хотя не думаю, что найдется хоть один желающий податься в свидетели двойного убийства.
– Тройного, босс, – уточнил Рикардо, – там, в бутике, полиция потом нашла еще один труп – Мигеле Браццо, подозреваемого в убийстве Вертуса.
– Итальянцы подчищают свои огрехи, – резюмировал Каноза, – убирают своих. Сперва шлепнули своего придворного кутюрье, а потом исполнителя. Нам до этого нет дела. Устрой ребятам праздник. Пусть порезвятся.
– Да, сэр, – привстал Сикейрос, собираясь на выход.
– Постой, – остановил его дон Орландо. – Скажи этой сучке, Летисии, что именно я завалил этого макаронника Тони Антинари. И не из-за деловой необходимости. Я сделал это даже не из ревности. Я сделал это из уважения к самому себе. Мою женщину не может осквернить итальяшка. Как, впрочем, и ниггер. Кто бы то ни был, он станет трупом, как только переспит с ней. Они знают, на что идут, когда посягают на мою собственность.
Сикейрос выполнил распоряжение босса, однако Летисия, выслушав эту историю, не только не удивилась, но и не расстроилась. Как всегда. Холодная и далекая от уныния.
6 апреля 2000 года
Вашингтон, федеральный округ Колумбия, США
Хуан Мигель любовался Вашингтоном из мини-вэна. Его везли из аэропорта в Балтиморе в штат Мэриленд, где он должен был остановиться у дипломата из Отдела интересов Кубы. Остальных членов семьи и бабушек Элиана везли отдельно. По пути следования Хуану Мигелю устроили экскурсию через центр американской столицы. Адвокат Грэг Крэйг, нанятый на деньги кубинского правительства, возможно, считался хорошим адвокатом, но был никудышным гидом.
Мини-вэн ехал без остановок, мчась по Индепенденс-авеню мимо грациозного, невзирая на довлеющую мощь, Капитолия и Смитсоновского замка, выстроенного из красного песчаника в нормандском стиле на упавшие на Штаты по завещанию шальные деньги незаконнорожденного англичанина Джеймса Мейси. Тот пожертвовал все свое состояние Соединенным Штатам в пику родной Англии, отказавшей ему в праве носить как фамилию отца Смитсон, так и его титул герцога. Что движило сэром Мейси, решившим после своей смерти передать пятьсот тысяч долларов Штатам, – беззаветная любовь к отцу, его титулу или Конституции США? В мини-вэне об этом никто и понятия не имел, однако водитель резко свернул именно к Конститьюшен-авеню к зданию Организации Американских Государств, объединяющей все страны Латинской Америки и Карибского бассейна, все, кроме Кубы, точнее, всех против Кубы. Затем после светофора повернул на Семнадцатую стрит, проехал вокруг Белого Дома и мраморного монумента Вашингтону к Пенсильвания-авеню и Чайнатауну.
– В районе Пенсильвания-авеню, в центре «Ланзборо» живет генеральный прокурор Джанет Рино, – прорезался голос у Крэйга, его интонации были наполнены если не подобострастием и преклонением, то восхищением и благодарностью. – Сейчас покажу тебе, где ее апартаменты. Вот здесь! Вон окна! Это она ровно месяц назад поддержала предложение судьи Родригес пригласить на судебные слушания отца Элиана. Тебя, мой друг. С тобой у этой вороньей стаи – дорогущих адвокатов Канозы – нет никаких шансов. Теперь они не смогут меня заклевать.
Центр «Ланзборо» с его апартаментами и бутиками выглядел роскошным, а огромный Чайнатаун, расписанный иероглифами и усеянный огнедышащими драконами, ухоженным, не то что в Гаване, где китайский квартал был скопищем смрада и затхлости, привлекающим дешевых проституток и сибаритов-бездельников вне зависимости от рас и цвета кожи.
И все же столица США чем-то напоминала Гавану. Может быть, Капитолием, таким же величественным, возвышающимся над городом, но в отличие от кубинского увенчанным статуей Свободы. Хуан Мигель с удовольствием вспомнил, что в центре Гаваны, над куполами Большого театра, он видел такие же скульптуры, только крылья у них вырастали со спины, а не торчали из каски словно рога. Адвокат Грэг Крэйг объяснил, что на шлеме с орлиными перьями настоял тогдашний министр обороны Джефферсон Дэвис и что сей атрибут символизирует свободнорожденность граждан США.
– Странно, – искренне удивился кубинец. – Если летающий шлем упорхнет в небо, то Свобода останется беззащитной? Так получается? А тот, кто не способен защищаться, может снова превратиться в раба.
