– И снова сердце возгорелось к любви, о Боже, помоги – я не могу иначе…
Генерал вздрогнул, словно пробуждаясь от кошмара, однако когда он заглянул Андрею в глаза, он нашел в них лишь тьму.
– Когда я обрету покой, Андрей?
В душе Андрея закипело раздражение. Разочарование, питаемое поражениями, которые его отец – и Николай! – вечно наносили ему на протяжении всей жизни, разжигаемое памятью о событиях, свидетелем которых Андрей стал всего лишь месяц назад, заставило Андрея впервые в жизни – по крайней мере, ему так казалось – с горячностью бросить в лицо отцу:
– Когда ты умрёшь, отец. Когда ты умрёшь. Но ты ещё не мёртв. Груз ответственности, груз жизни бросает тело в пучину страха и беспокойства, однако он очищает человека, делает его полноценным. Жизнь, о которой стоит вспомнить – хорошая жизнь.
Отец Андрея тяжело оперся о столешницу, словно пытался что-то вспомнить, и кивнул:
– Не Пушкин. Слишком судьбоносно. Слишком полно надежды. А ты знаешь, что Пушкин говорил о надеждах.
– Пушкин как философ, конечно же, во многом опередил свое время, однако слишком часто он находил себя в жизненных горестях. У жизни – свой собственный ритм. Он причиняет боль. Но к этому привыкаешь. А радости её, несмотря на все заботы… ради них стоит жить, отец. – Имя матери жгло ему язык, но Андрей удержался, понимая, что может зайти слишком далеко. Он смотрел на то, как отец отворачивается и пожимает плечами, словно его сын всё-таки произнес неназванное имя.
Как долго может скорбеть человек? При мысли о том, что он может когда-нибудь потерять Дану, Андрея прошиб холодный пот. Столетия скорби, которые пожрут меня.
Но чувство ответственности, полученное от человека, который, кажется, больше не жил… Андрей сделал новую попытку.
– Где Николай?
– Почему именно я должен это знать?
– Ты его непосредственный командир.
– Где-то на манёврах. Кажется, – последние слова едва слышно слетели с губ генерала, и все-таки Андрею было больно их услышать. Он снова подумал о том, что его отец почти присоединился уже к его матери. Ты никогда и не возвращался с её похорон, не так ли, отец?
Андрей сглотнул, после чего отдал ещё один образцовый воинский салют.
– Сэр, я прошу перевести меня в боевую часть.
Несмотря на ощущение реальности ситуации, Андрей всё не мог избавиться от мысли, что где-то за сценой Николай дергает за ниточки. Он должен понять, во что превратился Николай. Я должен ему это показать. Даже если эта демонстрация вот уже годы, как была до боли необходима, Андрею конфронтация с братом казалась все более угрожающей. Пришло время, чтобы всё прояснить.
– Ага, – последовал ответ и сгорбленный старик повернулся, чтобы взглянуть на Андрея. Выражение лёгкой растерянности в глазах отца стерло последние его воспоминания о великом генерале. Генерал никогда не производил впечатления растерянного.
– Я прошу немедленного перевода в боевую часть. – Как?
– Я ещё не забыл о своей ответственности, – в Андрее снова вскипел гнев, заставив его слова прозвучать гораздо более эмоционально, чем хотелось. И опять это чувство, словно он попросту впитывает мои слова – они его совершенно не трогают.
– А ты что, не на активной службе?
Андрей сжимал зубы до тех пор, пока боль едва не разорвала челюсти. Немедленно заболела голова. Он медленно обернулся к отцу и с ужасом понял, что тот ничего не помнит. Ничего из своей работы. Он попросту не помнит о годах, которые я провел в изгнании в академии.
– В боевую… часть… сэр! – Это были единственные слова, которые Андрей смог протолкнуть сквозь сцепленные зубы. Он снова почувствовал, что вот-вот взорвётся и превратится в кучку пепла на полу.
Какое-то время старик просто стоял и смотрел на Андрея, потом взмахнул правой рукой, словно отгораживался от вопроса.
– Поговори с моим адъютантом, он все сделает.
– Я получу собственное подразделение, сэр?
– Всё, что хочешь.
– Сэр! – пролаял Андрей, ещё раз отдал салют и развернулся к двери. Ему казалось, что этим движением он стряхнул с себя остатки уважения к генералу – к человеку, когда-то был моим отцом. Достигнув выхода, он вновь услышал голос отца:
– Цитата?
Андрей остановился, ухватившись вспотевшей рукой за металлическую ручку двери, за которой расстилалась неожиданная свобода, и взглянул назад. – Сэр?
– Ты мне ещё не сказал, чьи это были слова.
Если Андрей в своей жизни и глядел на кого-нибудь когда-нибудь ошарашенно, то именно в этот момент. Редко он был настолько уверен в том, что собеседник сошел с ума.
– Ну? Кого ты мне процитировал?
Андрей снова повернулся и, выходя, без всяких эмоций ответил:
– Тебя, отец.
23
Неподалеку от Новой Москвы
Норафф, Эдем
Миры Пентагона
15 февраля 2801 года
Холодный воздух заставил Андрея передёрнуться, но он отогнал неприятное ощущение. Широкими шагами он пересек плац, торопясь поскорее вернуться в кокпит своего «Экстерми-натора». Хотя манёвры продолжались уже две недели, запах нафталина и застоявшегося воздуха всё ещё витал в его машине. Каждый раз Андрей чувствовал, что этот запах напоминает ему, как долго его мех простоял законсервированным в ангаре, как долго он не сидел за управлением. Андрей снова вздрогнул, сознавая, что виной тому не холодный воздух, а опасение быть вновь отлученным от работы мехвоина.
– Андрей! – он глянул вперед и увидел генерал-майора Карсона, который скорым шагом направлялся к нему.
– Сэр! – Андрей шагнул к нему навстречу в суете походного лагеря и отдал салют. Завывание проезжающего мимо ховера на мгновение заглушило любые другие слова. Тяжёлые шаги боевых мехов неподалеку заставляли дрожать землю так, что, казалось, эта вибрация щекочет ступни.
Широкоплечий друг и командир Андрея ответил на военное приветствие гораздо свободнее и помахал рукой, как бы намекая на ненужность всех этих формальностей меж друзьями.
– Я хотел тебя ещё раз поблагодарить за поддержку во время допроса. Очень здорово ощущать себя свободным от подозрений.
– Само собой, сэр. Я всего лишь помог своему командиру. Мне-то с самого начала ясно было, что герой Звёздной Лиги не может быть замешан в контрабанде оружия, сэр.
– Нет, не было, – говоря это, Карсон подошел ещё ближе, словно хотел посвятить Андрея в какую-то тайну. – Мне все равно, что ты об этом думаешь: твои слова для меня многое означают. И мне хочется верить, что это именно твоя дружба со мной повлияла на твои показания. Естественно, в хорошем смысле.
Впервые за много лет Андрей почувствовал некоторое оцепенение. Он открыл было рот, чтобы возразить, но Карсон прервал его:
– Нет, – сказал он, делая быстрый жест рукой. – Я ничего от тебя не желаю слышать, кроме «пожалуйста». Вы так не полагаете, майор?
Хотя в голосе Карсона и слышался отчетливый подтекст, Андрей почувствовал легкость, вызвавшую на его губах улыбку.
– Пожалуйста.
Карсон ответил дружеским тычком в плечо, который сделал бы честь даже Джес. Без пяти минут перелом ключицы. Андрей всерьез усомнился, что стукнувшая его рука состоит из плоти и крови. Больше похоже на сталебетон.
– Отлично, – продолжил Карсон. – Мне кажется, теперь самое время тебе поговорить с твоим посетителем.
– Э… сэр?
– Генерал-майор Керенский ожидает тебя в моей командирской палатке.
Более удивленным Андрей вряд ли смог бы быть. Он неделями пытался отыскать Николая. А теперь, совершенно неожиданно, он появляется из ничего, без предупреждения… Как это понимать?
Карсон поймал взгляд Андрея и дружелюбно кивнул.
– Андрей, если есть что-то, что я могу сделать для тебя – только скажи.
Какой-то момент Андрею хотелось списать слова Карсона в разряд общих фраз, однако тот задержал его взгляд, ухватив его за плечо. В глазах друга Андрей прочёл подтверждение того, что его слова ни в коем случае не были простой вежливостью. Годы их дружбы, к которой Андрей так и не привык, ощущались даже в им самим выбранной изоляции. Он слишком долго полагал себя в полном одиночестве – за исключением разве что Даны. Но теперь, в этот неожиданный момент дружеской близости, Андрей понял, что дружба, которую он заключил в первые тяжёлые годы колонизации, оказалась сильнее брони любого меха. Мои друзья напоминают о себе как раз тогда, когда нужны мне больше всего.
Карсон – Андрей все ещё не мог решиться назвать вышестоящего офицера по имени – и Уин-дхэм, Джейсон и Раймонд, даже Стивен: друзья, которых Андрей слишком долго не замечал.
