– Знаменитый вопрос. Нужно забрать власть у тех, кто не желает с ней расстаться. Переход власти от одной группы людей к другой внутри одного и того же класса называется переворотом и ничего не меняет. Переход власти от одного класса к другому называется революцией, и вот тогда действительно наступают перемены.
Помедлив, он добавил:
– Хотя эти перемены не всегда таковы, на которые рассчитывали революционеры. Революции происходят, когда массы людей поднимаются против своих угнетателей, как это со всей очевидностью делают суфражистки.
Революции всегда сопровождаются насилием, так как, чтобы удержать власть, люди готовы на убийства. Другие же ради свободы готовы жертвовать своими жизнями, и поэтому революции неизбежны.
– Вы революционер?
Он произнес по-английски:
– Даю вам на отгадку три попытки.
Шарлотта рассмеялась.
Смех все и расставил по своим местам.
Пока он говорил, какая-то часть мозга Феликса пристально изучала лицо девушки, наблюдала за ее реакциями. Он почувствовал к ней расположение, и в этом ощущении тепла было что-то знакомое. Он подумал: «Это я должен околдовать ее, но пока что она околдовывает меня».
Тут она рассмеялась.
Улыбка ее была широкой, в уголках карих глаз появились морщинки, голова запрокинулась. Она выставила вперед руки, словно обороняясь, и залилась сочным, грудным смехом.
Этот смех перенес Феликса на двадцать пять лет назад. Он увидел перед собой маленькую избенку рядом с деревянной церквушкой. В избе мальчик и девушка за грубым столом из досок. На печи в горшке варятся щи. На дворе темень, скоро должен вернуться отец. Пятнадцатилетний Феликс только что рассказал своей восемнадцатилетней сестре Наташе басню о путнике и крестьянской дочке. Откинув голову, та хохотала вовсю.
Феликс неотрывно смотрел на Шарлотту. Она была как две капли воды похожа на Наташу. Он спросил:
– Сколько вам лет?
– Восемнадцать.
Тут Феликса осенила мысль, столь поразительная и ошеломляющая, что у него и впрямь перестало биться сердце. Сдерживая волнение, он задал еще один вопрос:
– Когда день вашего рождения?
– Второго января.
Он поперхнулся. Значит, она родилась ровно через семь месяцев после свадьбы Лидии и Уолдена, через девять месяцев после последнего свидания Лидии и Феликса.
А Шарлотта была точной копией Наташи, сестры Феликса.
Теперь Феликсу открылась вся правда.
Шарлотта была его дочерью.
Глава 9
– Что случилось? – спросила Шарлотта.
– А в чем дело?
– У вас такой вид, словно вы увидели призрак.
– Просто вы мне напомнили одного человека. Расскажите-ка мне все-все о себе.
Она нахмурилась. Ей показалось, что у него охрип голос.
– Вы, кажется, простудились, – проговорила она.
– Я никогда не простужаюсь. Ну так, какие же ваши самые первые воспоминания?
На секунду она задумалась.
– Я выросла в загородном фамильном доме Уолденов, в Норфолке. Это великолепное здание из серого камня с чудесным садом. Летом мы обычно пили там чай, сидя под каштаном. Должно быть, мне было года четыре, когда мне впервые позволили пить чай с мамой и папой. Это было очень скучно. На лужайке перед домом не было ничего интересного. А меня всегда тянуло пойти за дом, к конюшням. Однажды для меня оседлали ослика и разрешили покататься верхом. Я видела, как это делают другие, и решила, что сумею справиться. Мне велели сидеть смирно, а не то я упаду, но я им не поверила. Сначала кто-то из взрослых взял поводья и водил ослика вперед-назад. Затем мне разрешили самой взяться за поводья. Все казалось очень простым, и я пришпорила ослика, так как часто видела, как пришпоривают лошадей, но в следующую же секунду я была уже на траве, вся в слезах. Мне даже не верилось, что я на самом деле упала! – Воспоминание вызвало у нее новый взрыв смеха.
– Похоже, у вас было счастливое детство, – произнес Феликс.
– Вы бы так не говорили, знай вы мою гувернантку. Ее зовут Марья, и она настоящая русская баба-яга. «У маленьких девочек всегда чистые руки» – вот ее любимое выражение. Теперь она постоянно сопровождает меня повсюду.
– Тем не менее, вас хорошо кормили, одевали, вы никогда не страдали от холода, а если болели, то тут же приходил доктор.
– Разве все это делает человека счастливым?
– Мне бы этого было достаточно. А какие ваши самые лучшие воспоминания?
– Когда папа подарил мне пони, – ответила она без промедленья. – Мне ужасно хотелось пони, и вот моя мечта сбылась. Я никогда не забуду тот день.
– А какой он?
– Кто? Феликс смутился.
– Лорд Уолден.
– Папа? Ну...
«Хороший вопрос», – подумала Шарлотта. Для незнакомца Феликс проявил к ней удивительный интерес. Но еще больший интерес она сама испытывала к нему. В его вопросах вдруг прозвучала такая грусть, которой не было еще несколько минут назад. «Возможно, это из-за того, что его собственное детство было безрадостным», – подумалось ей. Она пояснила:
– Мне кажется, что папа ужасно хороший человек...
– Но?
– Но он относится ко мне, как к ребенку. Я знаю, что, вероятно, жутко наивна, но я и останусь такой, если не буду учиться. Он не станет объяснять мне все, как... ну, как это делаете вы. Ужасно смущается, когда речь заходит о... мужчинах и женщинах, ну, понимаете, а когда говорит о политике, то взгляды его кажутся немного, скажем так, старомодными.
– Это вполне естественно. Всю жизнь он получал, что хотел, и безо всяких трудностей. Вполне понятно, что он считает мир превосходным, за исключением нескольких маленьких проблем, которые со временем решатся сами собой. Вы любите его?
– Да, правда бывают моменты, когда я его ненавижу.
Под пристальным взглядом Феликса она вдруг почувствовала себя неуютно. Он словно впитывал в себя ее слова и запечатлевал малейшее движение лица.
– Папа удивительно симпатичный человек. А почему вас так это интересует?
Он улыбнулся ей странной, загадочной улыбкой.
– Всю свою жизнь я борюсь с сильными мира сего, но мне редко доводится разговаривать с кем-либо из них.
Шарлотта понимала, что причина совсем не в этом, и слегка задумалась, почему же он ей лжет. Возможно, его что-то смущало. Обычно именно по этой причине люди не всегда были с ней откровенны. Она заметила:
– Я отношусь к сильным мира сего не в большей степени, чем любая из собак моего отца.
Он улыбнулся.
– Расскажите мне о вашей матери.
– У нее слабые нервы. Иногда ей приходится принимать лауданум.
– Что такое лауданум?
– Лекарство, содержащее опиум.
Он удивленно вскинул брови.
– Это может быть опасным.
– Почему?
– Я всегда считал, что прием опиума ведет к распаду личности.
– Вовсе нет, если это делается в медицинских целях.
– А, вот как.
– Вы скептичны.
– Я всегда такой.
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу сказать, что если ваша мать нуждается в опиуме, то видимо, она скорее несчастлива, чем больна.
– Отчего же ей быть несчастливой?
– Вам лучше знать, она ваша мать.
Шарлотта задумалась. Была ли маман несчастлива? Совершенно очевидно, что довольной, как, например, папа, она не была. Она слишком много нервничала, часто безо всякого повода выходила из себя.
– Она неспокойна, – проговорила Шарлотта. – Но я не нахожу причин для ее несчастья. Возможно, на нее подействовало то, что она покинула родину.
– Это вполне вероятно, – сказал Феликс, но голос его прозвучал не слишком уверенно.
– А у вас есть еще братья или сестры?
– Нет. Моя лучшая подруга кузина Белинда. Мы с ней одного возраста.
– А другие друзья у вас есть?
– Друзей нет, просто знакомые.
– А другие кузены и кузины?
– Братья-двойняшки, шести лет. Конечно, в России у меня полно двоюродных братьев и сестер, но я никогда их не видела. За исключением Алекса, который намного меня старше.
– А чем вы собираетесь заняться в жизни?
– Ну и вопрос!
– Так вы не знаете?
– Я еще не решила.
– И каковы варианты?
– На самом-то деле, это очень существенный вопрос. Я хочу сказать, что от меня ждут, что я выйду замуж за молодого человека моего сословия и заведу детей. Вероятно, мне придется выйти замуж.
– Почему?
– Ну, видите ли, после папиной смерти замок Уолденов не перейдет ко мне. – Почему же нет?
– Он сопутствует титулу, а я не могу стать графом Уолденом. Поэтому дом достанется Питеру, старшему из близнецов.
– Понимаю.
– А зарабатывать себе на жизнь я не смогла бы.
– Отлично бы смогли.
– Меня ничему не учили.
– Ну, так научитесь сами.
– Чем бы я смогла заняться, по-вашему?
Феликс пожал плечами.
– Разводите лошадей. Откройте магазин. Идите куда-нибудь служить. Станьте профессором математики. Напишите пьесу.
– Вы говорите так, словно я могу заняться тем, чем захочу.
