– Я уверен в этом. Но у меня возникла вполне серьезная идея. Вы превосходно владеете русским – вы могли бы переводить на английский русские романы.
– Вы действительно думаете, что я смогла бы?
– У меня нет ни тени сомнения.
Шарлотта закусила губу.
– Почему так получается, что вот вы в меня верите, а мои родители нет?
Минуту он подумал, а затем проговорил с улыбкой:
– Если бы я вас воспитывал, вы бы непременно жаловались, что вас заставляют слишком много заниматься серьезными вещами и не отпускают на балы.
– У вас нет детей?
Он отвернулся.
– Я не был женат.
Шарлотту это поразило.
– А вы когда-нибудь хотели жениться?
– Да.
Она понимала, что не следует углубляться в эту тему, но ей ужасно хотелось узнать, какова же была романтическая сторона жизни этого странного человека.
– Что же помешало?
– Девушка вышла за другого.
– Как ее звали?
– Лидия.
– Так зовут мою мать.
– В самом деле?
– До замужества она была Лидия Шатова. Если вы жили какое-то время в Санкт-Петербурге, то, наверняка, слышали о князе Шатове.
– Да, слышал. У вас есть часы?
– Нет. А почему вы спрашиваете?
– У меня тоже нет.
Оглянувшись, он увидел часы.
Проследив за его взглядом, Шарлотта воскликнула:
– Бог мой, уже пять! А я собиралась вернуться домой до того, как мама спустится к чаю.
Она поднялась.
– У вас будут неприятности? – спросил он, тоже вставая.
– Наверное.
Она повернулась к выходу из кафе.
– О, Шарлотта, – сказал он.
– Что такое?
– Вы не могли бы заплатить за чай? Я ведь очень беден.
– Конечно, я заплачу.
Он взял из ее ладони шестипенсовик и пошел к прилавку. «Смешно, о чем приходится помнить, когда ты не в светском обществе», – пронеслось в голове у Шарлотты. «И что бы подумала Марья, если бы увидела, как я угощаю чаем незнакомого мужчину. Ее бы, наверное, хватил удар».
Отдав ей сдачу, он придержал дверь при выходе.
– Я немного провожу вас.
– Спасибо.
Феликс взял ее за руку, и они пошли вдоль улицы. Во всю грело солнце. В их сторону двинулся полицейский, и Феликс заставил Шарлотту остановиться и сделать вид, что она рассматривает витрину. Полицейский прошел мимо.
– Почему вы не хотите, чтобы он вас видел? – спросила она.
– А вдруг они разыскивают участников того марша?
Шарлотта нахмурилась. Это показалось ей несколько неправдоподобным, но он в таких делах разбирался лучше.
Они пошли дальше.
– Я люблю июнь, – заметила Шарлотта. – В Англии отличный климат.
– Вы так думаете? Значит, вы никогда не были на юге Франции.
– А вы, очевидно, бывали там.
– Мы ездим туда каждую зиму. У нас вилла в Монте-Карло.
Тут ее вдруг осенило.
– Но ведь вы не думаете, что я хвастаюсь.
– Конечно, нет. Он улыбнулся.
– Наверное, вы догадались, что я придерживаюсь того взгляда, что богатства следует стыдиться, а не гордиться им.
– Вероятно, я должна была об этом догадаться, но вот не догадалась. Значит, вы теперь меня презираете?
– Нет, но ведь и богатство принадлежит не вам.
– Вы самый интересный человек, которого я когда-либо встречала, – проговорила Шарлотта. – Могли бы мы еще увидеться?
– Да, – ответил он. – А платок у вас найдется?
Она вынула из кармана носовой платок и дала ему. Он высморкался.
– Вы уже простудились, – заметила она. – У вас глаза слезятся.
– Наверное, вы правы.
Он вытер глаза.
– Встретимся в этом кафе?
– Это не очень-то привлекательное место, не правда ли? – сказала она. – Давайте придумаем что-нибудь другое. Я знаю! Пойдем в Национальную Галерею. А там, если я вдруг увижу знакомых, мы сделаем вид, что каждый из нас пришел сам по себе.
– Договорились. Может быть, послезавтра в два часа?
– Прекрасно.
Тут ей пришло в голову, что, возможно, она не сможет отлучиться из дома.
– А если что-нибудь случится, и мне придется отменить встречу, могу я дать вам знать?
– Ну... я... не сижу на одном месте...
Тут он сообразил, что такое вполне возможно.
– Вы всегда можете оставить для меня записку у миссис Бриджет Кэллэхэн, Кэмден-Таун, Корк-стрит, девятнадцать.
Она повторила адрес.
– Дома я запишу его. Мой дом всего в нескольких сотнях ярдов отсюда.
Она помедлила.
– Здесь мы расстанемся. Надеюсь, вы не обидитесь, но лучше, если никто не увидит меня с вами.
– Обижусь? – произнес он с этой своей странной, загадочной улыбкой. – О, нисколько.
Она протянула руку.
– Прощайте.
– Прощайте.
С этими словами он крепко сжал ей ладонь. Она повернулась и ушла. «Дома, наверняка, меня ждут неприятности», – подумала она. – «Обнаружится, что меня нет дома и начнутся расспросы. Скажу, что пошла прогуляться в парк. Им это не понравится».
Но ей было все равно, понравится им это или нет. Теперь у нее был настоящий друг. Она чувствовала себя счастливой.
Дойдя до ворот своего дома, она обернулась. Он продолжал стоять там, где они расстались, и смотрел ей вслед. Она осторожно помахала ему. Он тоже помахал в ответ. У него был очень грустный, одинокий вид. Даже беззащитный. «Глупо так думать, – сказала она себе, вспоминая, как смело он бросился ей на помощь в той толпе. – Он очень сильный человек».
Она вошла во двор и поднялась по ступенькам парадного входа.
* * *
Уолден вернулся в загородное поместье с неприятнейшим чувством в желудке. Из Лондона он умчался перед самым обедом, как только полицейский художник закончил рисовать лицо преступника; по дороге, не останавливая машины, заправился тем, что было приготовлено в корзинке для пикника и бутылкой Шабли. Ко всему прочему, он сильно нервничал.
Сегодня должна была состояться следующая его встреча с Алексом. Он догадывался, что тот подготовил контрпредложение и дожидался лишь телеграфного сообщения о том, что царь одобряет его. Уолден надеялся, что российское посольство сообразит передать депеши на имя Алексея в замок Уолденов. Он также надеялся, что это контрпредложение окажется достаточно разумным, и он сможет представить его Черчиллю как свою победу.
Ему не терпелось сразу же приступить к делу, но он прекрасно знал, что на практике несколько минут не играли никакой роли, да и невыгодно было проявлять особенную горячность во время переговоров. Поэтому он немного помедлил в холле, собрался с мыслями и только после этого вошел в Восьмиугольную гостиную (Октагон).
Алекс в раздумье сидел у окна, рядом нетронутый поднос с чаем и булочками. Взглянув на вошедшего, он с живостью спросил:
– Что случилось?
– Этот человек появился, но, боюсь, мы упустили его, – ответил Уолден.
Алекс отвернулся.
– Он приходил, чтобы убить меня.
Волна сочувствия охватила Уолдена. Алекс был молод, наделен огромным бременем ответственности, вдали от родных мест, и вот за ним охотится убийца. Но ни в коем случае нельзя было позволить ему пребывать в меланхолии. Бодрым голосом Уолден начал объяснять ситуацию.
– Теперь у нас есть описание внешности этого человека – полицейский художник нарисовал его портрет. Еще день-два и Томсон поймает его. А здесь ты в безопасности.
– здесь ему тебя не найти.
– Мы считали, что и в отеле я в безопасности – но он все-таки разыскал меня.
– Второй раз этого не случится.
«Плохое начало для переговоров», – подумал Уолден. Надо было каким-то образом отвлечь Алекса от невеселых мыслей.
– Ты уже пил чай? – спросил Уолден.
– Я не голоден.
– Тогда давай пройдемся, нагуляешь аппетит к ужину.
– Хорошо. Алекс поднялся.
Уолден захватил с собой ружье, на зайцев, как объяснил он Алексу, и они отправились в сторону фермы. За ними, на расстоянии десяти ярдов, следовала пара телохранителей, присланных Безилом Томсоном. Уолден показал Алексу свою свиноматку-рекордсменку, Принцессу Уолден.
– Два года подряд она завоевывает первый приз на сельскохозяйственной выставке Восточной Англии, – похвастался он.
Алекс пришел в восторг от добротных кирпичных коттеджей арендаторов, высоких, выкрашенных белым, амбаров и великолепных коней-тяжеловозов.
– Разумеется, от всего этого я никаких доходов не получаю, – продолжал Уолден. – Все тратится на улучшение поголовья, дренажные работы, строительство, огораживание... но всем этим дается пример подражания для арендаторов. А к тому времени, когда я умру, родовая ферма будет стоить гораздо больше, чем когда я унаследовал ее.
– У нас в России невозможно вести сельское хозяйство подобным образом, – заметил Алекс.
«Отлично, – подумал Уолден. – Вот он уже переключился на другой предмет».
Алекс тем временем продолжал.
– Наши крестьяне не станут применять новые методы, пользоваться новыми орудиями, следить за их исправностью. Психологически, если не юридически, они все еще крепостные. Когда случается неурожай и наступает голод, знаете, что они делают? Сжигают пустые амбары.
