— Федя, что с вами? Вы покраснели, — сказала Анна, отодвигаясь.
— Но вырваться из «сейчас» можно только через любовь! Жертвенную любовь! Каждый, любящий жертвенно — черпает в Боге! И только любящий жертвенно — может прозревать тайны замыслов!...
— Во как, во как, — поцокал Белявский. — И что, есть счастливцы, которые презирают?Хоть одного знаете по фамилии?
— Достоевский! — не думая, крикнул Федя. — Достоевский открывал Божий замысел о народе — о русском народе! — ибо сам любил русский народ!..
— Достоевский любил русский народ, — повторил Дмитрий Всеволодович, смакуя. — Достоевский — любил — русский народ...
— Я не понимаю, что именно вас развлекает, — дрожал Федя, — только вы отправляете русский народ в дыру — а Достоевский его поднимал на небесную высоту! Вы хотите защиту сейчас — или старую, или новую, или род, или цивилизацию — нет защиты сейчас! Всё иллюзии!.. Само «сейчас» — сплошь иллюзия, иллюзорность! «Сейчас» — всё равно! Его нет, всё равно...
Федя спутался; потемнение разума, кажется, проходило, и он испугался, подумав, что больше не в состоянии выражать свои мысли. Однако никто, кажется, чересчур не удивлялся.
— И русский народ, — продолжал он потише, трогая себя за голову, — русский народ потому сейчас беззащитен, что Божья правда — выше «сейчас»...
— Не пойму я, — пожал плечами Белявский, — чем вам так не угодило «сейчас»... Почему бы не пожить здесь и сейчас? Буквально для разнообразия...
— Потому что «сейчас» — это мало для русского человека! Позорно мало! Пусть западный обыватель живёт для «сейчас» — ему, может быть, и достаточно, — а если русский пытается жить для «сейчас» только — это приводит к ужасному оскудению, измельчению... измельчанию: у меня есть пример, я сейчас дам послушать... Русский человек — гражданин вечности, призванный показать миру высшую правду!..
— Пия метанол, — аккуратно добавил Белявский.
— Пия... что?
— Метанол. Мы же только что слышали. Вы вообще поняли, что случилось с её отцом?
— Выпил спирта и умер.
— Какого спирта?
— Спирта. Неразведённого спирта.
— А-а, так вы не поняли ничего. Вы спрашивайте, если не понимаете. Она говорит: «вёз древесный спирт продавать». Обычный питьевой спирт — этиловый, этанол. А «древесный спирт» — метанол. Ядовитое вещество. От него слепнут и умирают. И тем не менее — пьют.
— Зачем?
— Очевидно, святого духа хотят! — засмеялся Белявский. — Взыскуют святого духа, аж трубы горят!.. Пьют, потому что спирт.
— Но его нельзя пить?
— Нельзя. Категорически.
— Они просто не знают, что это опасно?
— Все знают, ессесно.
— И всё-таки пьют? Как так, не понимаю...
— Умом Бурунди не понять. Это прекрасно, что вы не понимаете, Федя. Не надо вам понимать. Вы лучше любйте русский народ... издалека. С Достоевским на пару... Как ваша фамилия, кстати? — спросил вдруг Белявский.
— К....шов, — удивился Федя. — При чём здесь моя фамилия?
— К....шов... Породистая фамилия. Звучит как дворянская: К....шов... Стоп, Фёдор К....шов: где-то буквально только что я встречал... в какой-то статье. К....шов — это был такой скульптор?
— Архитектор.
— Точно! В статье про сталинские высотки! Посохин, Руднев, Чечулин и К....шов. Он вам родственник?
— Дедушка, — неохотно ответил Федя.
— Ну во-от! — воскликнул Дмитрий Всеволодович. — Что и требовалось доказать! Высотки строил? Небось, премию Сталинскую получил?
— Две, — ответил Федя, отводя взгляд.
— Ну?! всё сходится!
— Что именно «сходится»? — спросил Федя с тоской. Он пришёл в себя, и на него навалилась усталость. Хотелось лечь и закрыть глаза.
— У бабки брат строил университет — копил плавленые сырки... Правда, что-то там она путает: плавленые сырки, мне кажется, всё-таки появились попозже... Люльки срывались — всё правда, срывались. Кто строил высотки? Кто строил здание МГУ? Зэки строили. И кого волновало, что люльки срываются?..
— Дедушка строил не МГУ —
— Не суть разница —
— Он строил дом на Котельнической набережной...
— Ах, дом на Котельнической? Под непосредственным присмотром Берии? Ещё лучше! Да неважно, разницы никакой нет: просто одним — Сталинские премии, а другим — плавленые сырки...
— Дедушка очень заботился о рабочих!..
— Я с почтением отношусь к вашему дедушке. С гораздо большим, кстати, чем к тем рабочим, о которых он, ни мгновения не сомневаюсь, заботился. Я просто вам расскажу сейчас, откуда у вас возвышенная любовь к народу. Откуда весь этот «божественный замысел», «высшая правда»... У вас откуда. У Достоевского тоже откуда. У всех откуда. Всё сейчас расскажу. Дайте мне ещё двадцать минут в интернете.
XII.
Рассказ снабженца
Смешно сказать: я когда пацаном был, пятнадцать лет, я мечтал всё, это самое, узконосые полуботинки. Знаете, сколько? Девять рублей. Это большие деньги по тем временам. Если бутылка водки стоила два рубля восемьдесят семь копеек. Вырезка, настоящая вырезка — три рубля! Рыбой всё завалено было: заходишь в магазин — изобилие! Коньяк был четыре двенадцать, тоже валялся запылённый — никто и брать-то его не брал...
А зарплата была у отца... скажу даже сколько: пятьдесят семь рублей. Во какие зарплаты были! Жили хреново, мягко сказано. Во многом нуждались — ну а что делать? Такова жисть.
И всё-тки было интересно. Приходилось выкручиваться как-то-либо, пути искать, доставать, приспосабливаться...
Я уже с детства был человек предприимчивый вот в каком отношении: я стал копить. Раньше у всех у ребят была мода: хотелось купить обязательно мотоцикл. Легковую — там даже речи не может идти об этом, купить. Это пожилого возраста ездили на машине. А молодёжь ездили на мотоциклах. Если мотоцикл купил, то это ты уже — во! — первоклассный парень. Ну, я копил-копил-копил — и накопил! Хотя вообще-то к технике равнодушен.
Мать мне говорит: «Сынок, а как же? Ведь денег нет...» Я говорю: «Деньги есть». Она говорит: «Не может быть!» Я говорю: «Вот деньги». «Откуда ты взял?!»
Я говорю: «Накопил на протяжении такого-то-такого времени».
Вот сейчас у вашего поколения такого нет, чтобы действительно к чему-то стремиться, добиться... У вас таких стремлений нету сейчас.
А у меня — прежде всего, я добивался положения в обществе. Обязательно добивался. Я работал в строительном тресте. Меня один человек увидел — такой, в годах уже, — и говорит мне: «Ты, — говорит, — прирождённый снабженец». Я говорю: «Да какой, я в жизни никогда...» «Иди работай в снабжение. Пойдёт нормально, научишься». И что ты думаешь? научился!
У нас такая была Канатчикова база, на этой базе всё было: пиломатериал, лес, изделия из него, паркет был... Тогда славился дубовый паркет. Это самый наилучший паркет был. И вот меня послали, молодого снабженца: «Давай ехай — привези дубовый паркет».
Я приезжаю туда. Ну, представляете, лет двадцать от силы... ну, двадцать три... Прихожу, а там женщины сидят: здоро-овые... «Чего пришёл?»
Я говорю: «Вот у меня наряд на получение дубового паркета».
«А у нас его нету».
Я говорю: «Как это нету? Он у вас есть». «А мы сказали, что нету».
Я вышел, думаю: как это нету, не понимаю ничего... Вроде бы есть — и нету? — ничего не понятно.
А там мужик был, тоже снабженец, ну, правда, постарше моего. Он мне говорит: «Ты чего приехал сюда?» «Да за дубовым паркетом...» «Ну и чего?» «Не дают мне...» «А как ты пришёл?»
Я: «Как „как пришёл"? Вот у меня разнарядка...» «О, дружок! так не приходят. Надо было с собой торт взять хотя бы. Иди в магазин, бери торт, приходи». Я так и сделал. И сразу дали что нужно — паркет.
Тогда же ничего не было — никаких ликбезов. Сами учились всему.
Человек к тебе обратился помочь — помогай! Потом тебе оказалась помощь нужна — ты приходишь ко мне: «Извини, вот такое случилось, мне нужна твоя помощь...» Я говорю: «Вопросов нет — пожалуйста». Один одно делает, другой другое делает. Вот, предположим, врач сделал операцию — всё-ё, благодарность у меня есть... А как? иначе нельзя.
Сейчас, конечно, время не то уже. Сейчас бутылку коньяка, чего-то там шоколад принести — это никому не нужно. Только надо деньгами. Деньги дашь — тогда делают. Легко и просто. Сплошь эта вот мелкая коррупция: в поликлинике, везде. И дефициту нет ничего.
И вся молодёжь — вот всё это споко-ойствие, равнодушие, наплевательское это: «Да ну-у... голову ломать себе...» Ты посмотри, на проходных стоят кто? Молодёжь! Ты молодой? Иди работай! Если у тебя голова на плечах — работай!
Вот я щас лежал с мужиком: «Ты работать работаешь?» «Нет».
«Ну а где же живёшь, с кем живёшь?» «Живу с мамой».
Выходит, мама пенсию получает, ты эту самую пенсию берёшь, а бедная твоя мама занимает, чтобы чего-то покушать?
