волшебное чувство на свете. Наталья, я не играю. Я действительно его люблю.
Почему-то в данный момент Глафира сама не верила в то, что говорила. Зато Наталья, похоже, верила ей безоговорочно.
– Я тоже его люблю. И что мы с тобой будем с этим делать?
– Не знаю. В любовном треугольнике принято жалеть именно жену, которой изменяют. Но каждый раз, когда он уходил к вам, а я оставалась одна, во мне словно что-то умирало.
– И во мне, когда я понимаю, что его нет дома, потому что он опять с тобой. Каждый раз я боюсь, что он больше не вернется, но он всегда возвращается. И я его впускаю. И прощаю. И прощу совсем, когда ты наиграешься и вернешь мне моего мужа.
– Не просите меня его вернуть, – тихо попросила Глафира. – Я его не забирала. Он не вещь, которую можно взять без спроса, а потом положить на место. Мне все время снится, что я тону. Захлебываюсь водой, которая накрывает меня с головой. Вы пугали меня, потому что проклинаете. Вам было бы легче, если бы я умерла. Но я не испытываю к вам неприязни. Во мне нет ненависти. Только боль. И я плачу за свое счастье большую цену. Он не со мной. Он не мой. Он ваш. И скорее всего, вашим и останется. По крайней мере, я не собираюсь ничего делать, чтобы это изменить.
– Благородная, значит, – Наталья вдруг усмехнулась, как оскалилась. – Не могу ответить тебе тем же. Я буду за него бороться. И добровольно тебе не отдам. Так что в любом случае это будет война. Поняла?
– Чугунные шары мне больше в голову не бросайте, – попросила Глафира. – Не думаю, что Валеру обрадует, если его жена сядет в тюрьму за убийство любовницы. Да и пошло это, как все банальное.
Из коридора послышались голоса и шаги множества ног. Похоже, приехали полицейские.
– Пойдемте, полиция приехала, – сказала Глафира, давая понять, что их нелегкий разговор окончен. – Давайте скажем Глебу, что мы договорились и не будем выносить это маленькое происшествие на суд следователей. Наши с вами разборки вряд ли имеют отношение к смерти Инессы Леонардовны.
Ничего не ответив, Наталья повернулась и вышла из комнаты, оставив Глафиру одну. Только сейчас та поняла, насколько вымотал ее этот непростой разговор – практически не держали ноги. Она подошла к окну и распахнула створки, впуская воздух в душную библиотеку, где слегка пахло пылью. Присела на подоконник, закрыв глаза, чтобы хотя бы немного привести в порядок смятенные мысли.
– Ваня, привет. Инессу убили. Что слышал! Я совершенно не шучу, какие могут быть шутки. Тут полный дом полиции, но важно не это. Послушай, я тут наткнулась на одну вещь, имеющую отношение к прошлому. Что значит, ты занят? Послушай, сынок, это действительно важно. Хорошо, перезвони мне.
Голос на улице принадлежал Светлане Тобольцевой. Разговаривала она, видимо, с сыном. После небольшой паузы Светлана заговорила снова.
– Привет. У меня ужасные новости. Инесса убита. Я не знаю как. Ее тело нашли в озере, и из дома пропали ценные вещи. Очень ценные, я даже не знала, что отец покупал такие раритеты, а Инесса все это время их хранила. Если бы я знала, боже мой. Впрочем, неважно. Слушай, мне кажется, что с твоим Мурзиком что-то не так. Точнее, я знаю, что именно. Я видела ночью, когда выходила посмотреть на поток Персеиды. Нет, не скажу, мне еще нужно кое-что проверить.
Уже во второй раз на памяти Глафиры падчерица хозяйки говорила про какого-то человека, которого называла отчего-то кошачьей кличкой. Впрочем, ее внимание было отвлечено стукнувшей дверью, в библиотеку зашел Ермолаев.
– Вы тут живы? А то жена вашего возлюбленного, с ее-то темпераментом и экспрессией, могла и пристукнуть вас, чего доброго.
– Осуждаете? – спросила Глафира устало.
– Боже упаси. Сам не ангел. Удивляюсь.
– Чему, позвольте узнать.
– Вы производите впечатление умной женщины, крепко стоящей на земле и умеющей принимать рациональные решения. Связь с женатым мужиком рациональной никак назвать нельзя.
– А люди встречаются только по рациональным причинам? – холодно осведомилась Глафира, слезла с подоконника и захлопнула окно. – То есть просто в любовь вы не верите?
– Да бросьте вы, – раздраженно сказал Ермолаев. – Только не надо мне рассказывать о вашей неземной любви к человеку, который одновременно морочит голову сразу двум вполне приличным женщинам, делая их обеих несчастными. Извините, но если вы действительно его любите, то вы просто дура. Но правда в том, что вы, как человек творческий, просто придумали эту любовь, потому что она заставляет вас испытывать острые эмоции, добавляет перчинку в скучные повседневные будни.
Глафира была так изумлена, что даже не рассердилась. Просто стояла и смотрела, открыв рот.
– Как бы то ни было, вас это совершенно не касается, – ответила она, наконец. – Разрешите пройти, там же полиция приехала, как я понимаю.
Осмотр места происшествия растянулся на два часа. Глафира близко не подходила, берегла нервы, да и не подпускали туда никого, если честно. Приехавший вместе с опергруппой следователь, представившийся Михаилом Евгеньевичем Зиминым, был высок, лохмат и чем-то неуловимо напоминал медведя-шатуна, разбуженного в берлоге и этим шибко недовольного.
Глафира точно когда-то его видела, только не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах. Вообще-то память на лица у нее была хорошая, и, раз сейчас обстоятельства не вспоминались, значит, ситуация была неважной. Ну и ладно. Когда место происшествия осмотрели и тело Инессы Леонардовны, накрытое простыней, увезли, Зимин собрал всех обитателей усадьбы в гостиной, чтобы приступить к первичному опросу. На его лице было написано, что всех их, до единого, он считает крайне подозрительными.
– Если я правильно понимаю, то большинство из вас приходится потерпевшей родственниками, – начал он, держа на коленях планшет с прикрепленными к нему листами бумаги. На стол следователь положил включенный диктофон, скучным голосом сообщив дату, время и место осуществления записи. – Скажите, кто из вас является основным наследником?
– Я, – подал голос Павел Резанов. – Я племянник Инессы Леонардовны, сын ее старшего брата, и она много раз говорила, что после ее смерти я наследую усадьбу. Тете было очень важно, чтобы поместье принадлежало именно Резановым, поэтому ни Наташу, ни Свету она в числе наследников не видела.
– А вы? – следователь повернулся к Кириллу.
– А я – сын ее младшего брата.
– Но вы тоже Резанов, вас не задевало, что тетушка собирается оставить все Павлу Сергеевичу?
Кирилл пожал плечами.
– Нет, потому что это, разумеется, было сугубо тетиным делом, кому и что оставлять. Свои деньги она получила от покойного мужа, к нашей семье они не имели ни малейшего отношения, так что распоряжаться ими она могла по собственному усмотрению. Кроме того, мы все равно не знаем точного содержания ее завещания. И то, что дом и земля остаются Павлу, совершенно не означает, что тетя вычеркнула меня или Наташу из числа своих наследников. Она всегда была щедрым человеком и любила нас всех одинаково. Так что, думаю, что что-то мне все равно достанется. А что, не имеет значения. Так что Пашка – не единственный выгодоприобретатель. Вы это учтите в своих раскладах.
– Я все учту, – пообещал Зимин зловеще.
– Вы уже знаете, как именно убили тетю Инессу?
– Да, ее ударили по голове, чтобы оглушить, а потом сбросили с пирса в воду и утопили, держа ее голову под водой. Для этого не требовалось особой силы, так что убийцей могли быть с равной долей вероятности и мужчина, и женщина.
– Вы легко найдете убийцу, точнее, двух убийц. Дело в том, что они умудрились попасть на запись камеры видеонаблюдения.
– Как? – поразился Зимин.
– А вот так. Наша тетя была помешана на камерах, и одна из них установлена на бакене посредине озера. Обзор с нее не захватывает пирс, но зато на ней хорошо видна дорожка, ведущая к воротам. Так вот на этой дорожке без двадцати четыре утра зафиксированы два человека – мужчина и женщина, точнее, парень и девушка.
Зимин обвел собравшихся
