— Посмотри на него сам, — сказали ему. — Он будет судить состязания борцов.
Климан был уже не очень молодым человеком, но и не слишком старым, чтобы бросить спорт, поэтому он тоже решил участвовать в состязаниях. Он выиграл все свои первые схватки. После полудня он снова победил, и теперь от лаврового венка его отделял только один матч. Финальную схватку судил новый князь, так что Климан мог очень хорошо его рассмотреть. Он казался гордым, но судил справедливо, хотя вполне мог бы засудить чужака и отдать победу своему гражданину. Некоторым людям, возможно, не понравилось, что человек со стороны получил главный денежный приз, но князь совсем не выглядел обиженным, когда вручал его Климану вместе с лавровым венком. Потом князь вернулся в свой шатер, а Климан получил за труды амфору с вином и приглашение присоединиться к князю за ужином.
Наконец Климан сообразил, что он не сможет сидеть с князем на пиру, а потом ожидать, что тот не узнает его при следующих встречах. Князь вполне сможет рассердиться на этот обман. Вот почему Климан принес поспешные извинения, отыскал в толпе Геростенеса, и они оба поторопились выбраться из города. Они быстро шли по дороге и удалились на приличное расстояние, когда встретили на пути старую женщину. Она рассказала им, что недавно промчавшийся по дороге всадник заставил ее бежать к обочине, и она растеряла все монеты, которые выручила на сегодняшней ярмарке за свой товар. Они валялись где-то в грязи, но ее слабые глаза не могли разглядеть монеты при лунном свете. Она умоляла Климана и Геростенеса о помощи. Климан решил, что они достаточно далеко отошли от Атоса, и остановился, чтобы помочь старухе найти ее деньги.
Они все еще шарили в пыли, когда услышали топот копыт. Все трое отошли к обочине и ждали, когда всадники проедут мимо, но те остановили лошадей. Всадник, возглавлявший отряд, заговорил:
— Наш князь желает знать, почему один человек отклонил приглашение поужинать вместе с ним. Вот почему мы разыскиваем крестьянина, выигравшего сегодня в городе амфору вина, и хотим спросить его, почему он ушел так поспешно. Не ты ли тот самый крестьянин?
Он бросил многозначительный взгляд на амфору в руках Геростенеса. Ситуация была на самом деле щекотливой. Климан ломал голову в поисках правдоподобного объяснения. Может быть, его ждет дома сварливая жена? Может быть, он ушел, не предупредив ее, и ему надо вернуться домой, пока она не переполошила всех соседей? Он обязательно должен был придумать убедительную причину не возвращаться к князю. Он даже не заметил, что лунный свет становился все ярче и ярче. Облака над его головой разошлись в стороны, и диск луны с любопытством смотрел на дорогу, но Климан ничего не замечал, потому что напрочь забыл о договоре, который он заключил с богиней.
— Фрезина, — подозрительно вежливо сказал Евгенидис. — Я хотел бы услышать историю со счастливым концом. Эта мне совсем не нравится. Расскажи другую.
Фрезина проигнорировала его. Царь надулся, но продолжал слушать, стиснув зубы.
Геростенес с амфорой в руках смотрел на горизонт, над которым вовсю сияла полная луна. Он вспомнил обещание Климана, но что он мог сделать? Климан уже собирался заговорить. Его рот открылся, а слова потекли на кончик языка. Вряд ли Геростенес мог крикнуть: «Мой господин, не лгите». Он в ужасе понял, что не знает, что может сказать в такой ситуации.
— Фрезина… — Царь казался не на шутку встревоженным.
Костис никогда не попадал в положение Климана или Геростенеса. Он с сочувствием посмотрел на Фрезину, но она мечтательно глядела перед собой, совершенно не замечая беспокойства Евгенидиса.
— Вот почему, — сказал она, — Геростенес ударил Климана по голове амфорой.
— Ха, — с облегчением выдохнул царь.
Фрезина сделала вид, что не заметила этого, как не заметила тревоги царя. Она продолжала:
— Для всех находящихся на дороге это стало не меньшей неожиданностью, чем для Климана. От группы всадников отделился сам князь Атоса и поинтересовался, зачем спутник Климана разбил целую амфору прекрасного вина о голову своего друга.
Климану и самому было это интересно. Он посмотрел на Геростенеса, но тот смотрел только на луну. Климан проследил за его взглядом и оглянувшись, увидел луну через плечо.
— Я вижу, ты уже догадываешься, — сказал молодой князь. — Пожалуйста, просвети и нас тоже.
Не видя другого выхода, Климан так и сделал.
— Мой друг самым серьезным образом напомнил мне о клятве не лгать при лунном свете, и честно рассказать тебе, что я Климан, базилевс из Каппадокии, который приехал сюда тайно, чтобы увидеть нового князя и судить о его намерениях по его славе среди народа.
— И к какому же мнению ты пришел? — спросил молодой князь.
— Ты человек гордый, но честный, и я не думаю, что ты станешь нарушать договоры, заключенные твоим отцом.
— Что ж, я польщен, — сказал князь.
— Может быть, ты и польщен, но я не льстец. По крайней мере, не при лунном свете. — ответил Климан.
— Тогда я думаю, что ты действительно тот самый человек, которого отец завещал мне ценить превыше всех и доверять, как ближайшему из союзников.
— Тогда я польщен оказанной мне честью, — сказал Климан, — но я не уверен, что достоин твоего доверия.
Он смиренно повернулся к старухе, все еще стоявшей рядом.
— Богиня, — сказал он печально. — Я нарушил свое обещание. Если бы не мой друг, я обязательно солгал бы. Я считаю, что недостоин твоих олив и моего города.
— Ты никому не солгал, — ответил богиня, потому что это действительно была богиня Луны.
— Но я готов был солгать.
— Но твой друг помешал тебе.
— Да, — согласился Климан, все еще считая, что богиня желает оправдать его.
— Если бы ты не обещал держать свое слово, твой друг не оказался бы рядом с тобой в минуту нужды. Я не думаю, что лунный свет изобличил тебя в неподобающем поведении, — серьезно сказала она, а затем растворилась в серебряном свете, оставив Климана в радости, а всадников на дороге в изумлении.
— Спасибо, Фрезина, — смиренно сказал царь.
— Вместо «спасибо» лучше съешьте супа и поспите немного.
— В него подмешали маковый сок?
Фрезина покачала головой.
— Хорошо. Мы с женой пришли к согласию, что меня травят исключительно по моей собственной вине.
Фрезина пошла за порцией супа.
К тому времени, когда царь немного поел, он признался, что утомлен и снова заснул. Костис был почти счастлив. Ближе к вечеру царица пришла посидеть с мужем и отослала Костиса в караулку. Потом прибыл Телеус со сменой караула и сказал, что Костис может идти отдыхать.
Сумерки сгущались, когда Костис пересек большой двор позади публичных помещений дворца. Костис подавил зевок, удивляясь, каким усталым он чувствует себя после дня ничегонеделания. В глубине двора он поднялся на галерею, которая соединяла парадные залы со сложным лабиринтом зданий, в которых располагались жилые покои придворных. С восточной стороны находился проход, ведущий в обход парадных залов к террасе. С террасы по нескольким крутым лестницам можно было спуститься вниз к казармам и дворам царской гвардии.
Усталый и вспотевший, он перешагнул через несколько расколотых кусков черепицы, вероятно, сорвавшихся с крыши над террасой. Когда за его спиной раздался резкий треск, он проворно прыгнул вперед, чтобы увернуться от новой порции черепицы, летевшей на него сверху. Он осмотрел беспорядок на террасе, с тоской подумал о послеобеденном сне, и пошел в хозяйственное управление сообщить о неполадках секретарю.
* * *
Проснувшись поздно вечером и чувствуя себя ужасно голодным, он направился в столовую. Гвардеец, сидевший сегодня утром по левую руку от него, махнул, приглашая присоединиться. Он так и сделал, сначала налив себе кружку вина.
Сидевший рядом Домисидон поднял голову и объявил:
— К нам пожаловала царская болонка.
Охранник рядом с Костисом рассмеялся, но потом остановился.
— Прости, Костис, это не твоя вина. Ты знаешь, что с тобой будет дальше?
Костис задумался.
— Понятия не имею. Мне до чертиков надоело быть фальшивым лейтенантом. Я думаю, они могут отправить меня в какой-нибудь пограничный форт, может быть, даже в Прокер на севере. Всякое может случиться.
— Но ведь ты спас жизнь царя…
— Не совсем, — признался Костис. — Вообще-то, он справился без меня.
— Конечно. Я забыл.
Он хлопнул Костиса по плечу и добродушно подтолкнул локтем. Но за этим добродушием крылось нечто иное, сочувствие, может быть. Костису не хотелось спрашивать напрямую, тем более не хотелось становиться объектом всеобщей жалости. Он боялся, что ответ ему не понравится. Костис извинился и пошел искать Аристогетона.
