Но голоса Зэка там просто не было.
Другие вещественные улики тоже ничего не дали. Стрелянные гильзы, свинцовые пули, отпечатки следов и покрышек машин лежали в полицейских лабораториях и никаких секретов больше не выдавали.
– В радиусе пятидесяти миль вокруг Лондона, включая столицу, имеется восемь миллионов единиц жилья, – сказал Крэмер. – Плюс к тому же сухие дренажные трубы, склады, склепы, тайники, туннели, катакомбы и заброшенные здания. Однажды мы ловили убийцу и насильника по прозвищу Черная Пантера, который практически жил в заброшенных шахтах под национальным парком и тащил свои жертвы туда. Мы поймали его в конце концов. Я сожалею, мистер Куинн, мы будем продолжать поиски.
* * *
На восьмой день напряжение в кенсингтонской квартире дало о себе знать. Оно больше действовало на молодых людей. Куинн, если и чувствовал его, то почти не показывал вида. Он много времени проводил на кровати между телефонными звонками и брифингами, пытаясь понять ход мыслей Зэка и, таким образом, подготовиться к следующему разговору. Когда сделать последний шаг? Как организовать обмен?
МакКри оставался добродушным, но было видно, что он стал уставать. У него развилась почти собачья привязанность к Куинну, он был всегда готов выполнить какое-нибудь поручение, приготовить кофе и сделать свою часть работы по дому.
На девятый день Сэм попросила разрешения пойти по магазинам. С явным нежеланием Кевин Браун позвонил с Гроувенор-сквер и разрешение дал. Она вышла из квартиры первый раз почти за две недели, взяла такси к Найтсбриджу и провела четыре великолепных часа, посещая магазины «Харви энд Николс» и «Харродс». В последнем она купила экстравагантную и красивую сумочку из крокодиловой кожи.
Когда она вернулась, оба мужчины восхитились этой покупкой. Она купила также подарки каждому из них: позолоченную ручку для МакКри и кашмирский свитер для Куинна. Молодой агент ЦРУ был тронут и очень благодарен. Куинн надел свитер и улыбнулся своей редкой, но ослепительной улыбкой. Это был единственный облегчающий душу момент для всех трех за время пребывания в кенсингтонской квартире.
* * *
В тот же самый день в Вашингтоне руководство антикризисного комитета мрачно слушало доктора Армитэйджа. Со времени похищения сына президент не появлялся на публике, что было с пониманием воспринято сочувствующей общественностью, но его поведение в обычной обстановке вызвало большую озабоченность членов комитета.
– Меня все больше и больше волнует состояние здоровья президента, – сказал доктор Армитэйдж вице-президенту, советнику по национальной безопасности, четырем министрам и директорам ФБР и ЦРУ. – В работе правительства всегда были и будут стрессы. Но в данном случае это стресс личный и гораздо более глубокий. Человеческий мозг, не говоря уже о теле, не может выдерживать такой уровень напряжения в течение длительного времени.
– Каково его физическое состояние? – спросил Билл Уолтерс, генеральный прокурор.
– Он страшно устал, ему нужно снотворное для сна ночью, если он вообще может спать. Он стареет на глазах.
– А ментальное? – спросил Мортон Стэннард.
– Вы видели сами, как он ведет обычные государственные дела, – Армитэйдж напомнил им. Все кивнули. – Скажу прямо, он теряет свою хватку. Он уже не может так хорошо сконцентрироваться, и память часто изменяет ему.
Стэннард сочувственно кивнул, но глаза его были прикрыты веками.
Будучи на десять лет моложе государственного секретаря Дональдсона или министра финансов Рида, министр обороны был раньше банкиром в Нью-Йорке, работником международного масштаба, большим ценителем вкусной еды, коллекционных вин и произведений французских импрессионистов. За время работы в Мировом банке он приобрел репутацию гибкого и эффективного специалиста по переговорам, которого трудно переспорить. Страны «третьего мира», просившие завышенные кредиты при небольших шансах на выплату долга, убедились в этом, возвращаясь с пустыми руками.
Он оставил свой след в Пентагоне за последние два года, где он выступал как убежденный сторонник эффективности и доказывал, что за каждый доллар налога американский налогоплательщик должен получить на один доллар обороны. Там у него неизбежно появились враги как среди командования, так и среди военного лобби. Но затем пришел Нэнтакетский договор, который изменил некоторые приверженности на другом берегу Потомака. Стэннард присоединился к оборонным подрядчикам и Объединенному комитету начальников штабов, выступающим против колоссальных сокращений военных расходов.
В то время, как Майкл Оделл боролся против этого договора в силу внутреннего убеждения, приоритеты Стэннарда касались также вопросов власти, и его оппозиция договору была основана не только на философских постулатах. И тем не менее, когда он проиграл на заседании Кабинета, выражение его лица не изменилось, так же как и сейчас, когда он слушал отчет об ухудшении состояния президента.
Иначе на это реагировал Юберт Рид. «Несчастный отец, Боже мой, несчастный человек!» – бормотал он.
– Дополнительная проблема состоит в том, – заключил психиатр, – что он не выказывает свои эмоции. По крайней мере, внешне. А внутри… конечно, все мы люди и все имеем свои переживания. Все нормальные люди, во всяком случае. Но он замыкает их в себе, он не станет рыдать или кричать. С первой леди другое дело, на ней не лежит бремя должности, и она с большей готовностью принимает лекарства. Но и при этом ее состояние столь же плохое, если не хуже. Ведь это ее единственный сын. А это создает дополнительное давление на президента.
Когда он возвратился в Административное здание, в комнате остались восемь крайне обеспокоенных человек.
* * *
Чистое любопытство заставило Энди Лэинга через два дня остаться вечером в своем кабинете в отделении Инвестиционного банка Саудовской Аравии в Джидде и проконсультироваться с компьютером. То, что он увидел, потрясло его.
Афера продолжалась. С тех пор, как он поговорил с генеральным менеджером, было произведено еще четыре операции, а ведь тот мог бы остановить это одним телефонным звонком. Фальшивый счет разбух от денег, поступивших из саудовских общественных фондов. Лэинг знал, что казнокрадство – обычная вещь среди чиновников Саудовской Аравии, но в данном случае суммы были столь велики, что их хватило бы на финансирование крупной коммерческой операции или какой-либо иной.
Он с ужасом осознал, что Стив Пайл, которого он уважал, был неизбежно замешан в этом. Это был не первый случай, когда банковский чиновник вступал на такую стезю, но, тем не менее, это был шок. И подумать только, что он пошел со своим открытием прямо к преступнику! Остаток ночи он провел у себя в квартире, склонившись над своей портативной пишущей машинкой, Волею судьбы вышло так, что его взяли на работу не в Нью-Йорке, а в Лондоне, где он работал в другом американском банке, когда его пригласил «Рокман-Куинз».
Лондон был также базой для европейских и средневосточных операций «Рокман-Куинза», это было крупнейшее отделение банка, не считая нью-йоркского, и в нем находился офис внутренней проверки заморских операций. Лэинг знал свой долг, и именно этому чиновнику он направил свой доклад, приложив четыре распечатки с компьютера в подтверждение своих выводов.
Был бы он чуть-чуть похитрее, он послал бы этот пакет обычной почтой.
Но она шла медленно и была не всегда надежна. Поэтому он бросил пакет в курьерский мешок банка, который обычно идет из Джидды прямо в Лондон. Но это обычно. А после визита Лэинга в Эр-Рияд за неделю до этого, генеральный менеджер распорядился, чтобы все вложения в мешок из Джидды шли через Эр-Рияд. На следующий день Стив Пайл просмотрел исходящую почту, вынул доклад Лэинга, отправил мешок дальше и очень внимательно прочел то, что написал Лэинг. Закончив читать, он снял трубку телефона и набрал местный номер.
– Полковник Истерхауз, у нас тут проблема, я думаю, нам надо встретиться.
* * *
По обеим сторонам Атлантического океана средства массовой информации сообщили все, что только можно было сообщить о похищении, затем повторили все снова и, тем не менее, продолжали говорить на эту тему.
Эксперты всех мастей – от профессоров психиатрии до медиумов – предлагали свои анализы и советы правительству. Медиумы связывались со своим спиритическим миром и получали всяческие послания, противоречащие друг другу. От частных лиц и богатых фондов поступали предложения уплатить любую сумму выкупа. Телевизионные проповедники доводили себя до исступления, на ступенях церквей и соборов верующие проводили бдения.
Для любителей саморекламы был праздник. Несколько сот человек предложили себя в заложники взамен Саймона Кормэка, зная заранее, что этого никогда не случится. На десятый день после звонка Зэка Куинну в некоторых программах для американского народа появилась новая нота.
