— Прикинь, я этого героя уже видеть не могу. А самое паршивое знаешь что? У него жуткий голос!
— Почему?
— Потому! У нас-то его Караченцов обычно озвучивает. У него нормальный голос, с хрипотцой. А в оригинале — высокий и ужасно неприятный. А уж когда он орет!..
Теперь они переехали за город; чтобы купить этот коттедж, квартиру в Москве продали, но Галочка и тут не может без дела. Женька уже ныл, что к ним опять ходят какие-то дети, которые либо поют хором, либо танцуют менуэт, либо пекут пирожки.
— Галка, конечно, все это как-то объясняет — кинетический элемент и другая чушь, — но почему они должны носиться по всему дому? Я не успеваю покупать посуду…
— Ой, Жень, — встряла жена. — В «Икее», говорят, есть недорогие пластиковые наборы…
Женька картинно закатил глаза.
История, рассказанная доктором, возмутила Галочку до глубины души.
— Знаешь, Марк, просто не представляю, куда катится наша страна, если преподаватели потеряли всякий стыд. Это ужасно. Мне как раз вчера подруга звонила, жаловалась: поставила какому-то балбесу незачет, так ей вечером позвонил декан и отчитал как девочку — видите ли, на деньги папы этого обормота делается ремонт на факультете. Лично я всегда считала, что институт — это своего рода храм, храм науки. А еще Христос гонял торгующих во храме…
Так что сочувствие доктор получил, но практических советов — никаких. Галина печально сказала, что есть еще такая вещь, как цеховая солидарность, и даже если начальство что-то и знает, вряд ли сдаст — у самих тоже небось рыльце сам знаешь в чем… Короче, они поливали мздоимцев, сокрушались по поводу современной системы образования и уровня интеллекта нынешней молодежи.
— Представь себе, — говорила Галя, округлив глаза и отбрасывая тыльной стороной перемазанных мукой ладошек непослушную челку, — у меня занималась в прошлом году девочка. Учится она на художника… На художника! Читает текст о Париже, переводит… Как же там… «По проекту модного американского архитектора у входа в лавру были возведены стеклянные пирамиды». Я растерялась, говорю: «В какую лавру?» А она мне: «Ну, я не знаю, какая у них там в Париже лавра…» Это она о Лувре! Представляешь? Будущий художник не знает, что в Париже есть Лувр!
Потом Марк, как единственный в компании практикующий врач, залепил порезы всем помощникам, и Галка пихнула ему пакет с мусором.
— Марк, будь другом, вынеси. Степка во дворе играет, увидит меня или папу — ор будет. Бачки направо в таком кирпичном загончике.
Доктор послушно пополз вдоль забора. Бабка из соседнего, не спаренного с Женькиным домика за забором подошла к бачкам одновременно с ним, цепким взглядом окинула пластиковые пакеты и злобно сказала:
— И откуда только деньги на ежедневные гулянки и пьянки. Лучше бы на детей откладывали — скоро уж второй будет.
Вернувшись в дом, Марк осторожно пожаловался Женьке на вредную тетку.
— Не обращай внимания, — бодро отозвался приятель. — У нее муж работал в ОБХСС, и бабка мыслит теми еще категориями. Дети ее сюда выселили под предлогом того, что ей полезен свежий воздух, но думаю, чтобы она пореже приезжала в гости. А вообще-то мы не общаемся, так что фиг с ней.
Понятно? Он не общается с этот теткой, но они все друг про друга знают. При этом о беременности Женькиной жены Марк услышал в первый раз. Новость получила подтверждение, за что все и выпили.
Порезвилась компания знатно. Попозже вечером подъехал парень, который недавно купил катер. Это надо было не просто обмыть, но и опробовать. Следующим утром все отправились в Водники. Сначала просто осматривали катер, восхищались и завидовали. Он был вызывающе белый, с шикарными гладкими очертаниями корпуса. Все согласились, что просто красавец. Потом все на нем катались. Это тоже было здорово. Потом заехали в ресторанчик… Сейчас прямо на реке полно милых заведений, где можно перекусить и славно выпить. Короче, после очередных посиделок народ опять отправился кататься, только на этот раз все было веселее. Один желающий садился попой поглубже в здоровый спасательный круг. Круг привязан к катеру, катер разгоняется, и… эх! Слов нет, водные лыжи изящнее, но зато тут сидеть можно и уметь ничего не надо. Водичка была, мягко говоря, холодновата, поэтому греться приходилось основательно, и домой доктор добирался в качестве пассажира в субботу вечером «усталый и разбитый». Должно быть, хмель не прошел и на следующий день, иначе чем еще можно объяснить глупость, которую он сделал? А вообще-то этот разговор с Ланой расстроил Марка окончательно. Так что она и виновата (главное, найти крайнего). Короче, на следующий день с утра он позвонил Лане и пригласил ее и Настю в зоопарк. Как джентльмен, ни словом не обмолвился о деле. Но девушка была неразговорчива и нелюбезна.
— Нет, спасибо, мы не сможем пойти.
— Лана, ну как же так. Я ведь практически обещал Насте.
— Нет, Марк, мы правда не можем. Как-нибудь в другой раз.
Доктор расстроился или разозлился. Может, у Насти банальные сопли, уговаривал он себя. Не-ет, тогда ее мама так бы и сказала. «Дело во мне, — решил доктор. — Наверное, я ей просто не нравлюсь. Черт, что-то было в ее тоне оскорбительное. Почему это она не хочет идти со мной в зоопарк?»
Короче, Марк завелся. И сделал глупость. Случайно обнаружил в кармане пиджака бумажку с адресом стервозины завкафедрой. Стало совсем паршиво. Должно быть, гнев затопил мозг. Хотя, может, это был и не гнев, а кое-что другое. Так или иначе, его непонятая душа возжаждала справедливости. Марк кинул в рот пластинку самой мятной жвачки, чтобы не разило вчерашним, и, стараясь не нарушать, поехал к завкафедрой.
Не знаю, где была его голова, рассудительность и масса других достоинств. Доктор прошел мимо дедульки с орденскими планками на потрепанном пиджаке, который читал газету в будочке — теперь это называется «консьерж», ну прям словно Монмартр за углом. Кивнул и уверенно сказал, что он идет к Ирине Михайловне. Должно быть, жильцы свято верили в бдительность старого партизана, так как дверь открылась сразу — без лишних вопросов и разглядываний через телескопический глазок. В общем, Марк позвонил, она открыла дверь — высокая стройная женщина, ухоженное лицо, аккуратно уложенные волосы, дорогой спортивный костюм. Она молча вопросительно смотрела на нежданного посетителя. Чувствуя, что краснеет, молодой человек сказал «Здравствуйте», а потом выпалил, что ее поведение недостойно и она должна вернуть деньги несчастной женщине, которая откладывала их всю жизнь ради сына… Она сделала нетерпеливый жест, и Марк замолчал. Тогда Ирина Михайловна спросила, разглядывая доктора с любопытством, словно какую-то редкую зверушку в зоопарке:
