– А к Александру не относились с пониманием? У него были причины ненавидеть мать?
– Я бы на его месте возненавидела… Если бы не была на своем.
– Вы знали, что он приезжает?
– Нет. Я узнала об этом вчера. Как и о болезни Беллы.
– Когда конкретно?
– Сразу после того, как приехала в «Приятное знакомство» с детьми.
– А ваш муж?
– Он появился позже. Днем. В городе его задержали дела. Сдача объекта. Все как обычно – аврал и штурмовщина.
– Кто вам сообщил дурные вести о свекрови? Или это были радостные для вас вести?
– Сейчас это не имеет значения. Мне сказал об этом Виктор.
– Не удивились, что он не поставил вас в известность раньше? Все-таки болезнь Альцгеймера не случается с человеком в одночасье.
– Естественно, я была удивлена. Когда отошла от первого шока. Во-первых, я – психоаналитик и могла бы помочь на первых стадиях развития болезни… Во всяком случае, хоть ненадолго замедлить ее ход…
– Вы бы и впрямь это сделали? Учитывая ваше… столь нежное отношение к Белле Романовне?
– Да. Но правда заключается в том, что вылечить Альцгеймер нельзя. Слегка замедлить ее ход – да, продлить существование пациента – да. Хотя это будет именно существование, до тех пор, пока больной человек не забудет окончательно, как правильно дышать.
– И такое случается?
– Случается разное, но исход один. Полное разрушение личности и смерть. Вряд ли Белла хотела бы себе такой судьбы. Она и в страшном сне не могла себе этого представить. Вчера, когда я ее увидела… Я впервые пожелала ей скорой смерти. Искренне и от души.
– «Скоро ты сдохнешь, гадина». Это оно? Пожелание?
– Ах, господи… Мальчишка…
– Так он не соврал?
– Единственное, чего я не понимаю, – как он мог это услышать? Я была совсем одна… Стояла в зимнем саду, перед окном. Смотрела на поле для гольфа. Метель только начиналась. Я даже не уверена, что произнесла это вслух… И вокруг никого не было. Ровным счетом никого…
– Этот парень – тот еще геморрой, так?
– Я не была бы так категорична в оценках.
– Правда?
– Его жизни не позавидуешь.
– Честно говоря, я бы тоже так помучался. Под британским флагом.
– И согласились бы пережить то, что пережил он? Смерть матери, которая произошла на его глазах.
– Я не знал этого.
– Видите ли, Лора… Первая жена Виктора, мать Марка… Она не умерла. Вернее, не просто умерла. Она покончила с собой. Марку тогда было четыре года.
– И он запомнил, как это произошло?
– Не думаю, что в подробностях. Детская психика достаточно мобильна, какие-то вещи она отказывается воспринимать, а какие-то просто загоняет в подкорку. Переформатирует в сознании. С ним не мешало бы поработать хорошему специалисту… Убрать хоть часть проблем, которые преследуют его с детства…
– И кто бы мог это сделать? Вы?
– Помочь его матери я не успела. Или просто оказалась недостаточно внимательна к ней. Лора была прекрасной женщиной, очень ранимой, очень деликатной. И… вот черт, как же я могла позабыть об этом… Она была единственной, к кому благоволила старуха. Если вообще в ее случае имеет место какая-то человеческая расположенность. Она любила Лору. По-своему, но любила. И кажется, не простила сыну того, что произошло.
– И что же он сотворил?
– Ушел к другой. Банальная история.
– Другая – это Изабо?
– Вы и это знаете? Личная секретарша старухи нашептала?
– Имеются и другие источники.
– Я осуждала Виктора. И тоже не прощала ему Лоры… Пока не увидела Изабо. Устоять перед ней не было никаких шансов…
– Не совсем понимаю, о чем вы. Она что, супермодель какая-нибудь?
– Нет. Хотя могла бы при желании сделать карьеру в модельном бизнесе.
– Красивая женщина? Вы тоже – красивая женщина. Извините.
– Это пишется на диктофон?
– Э-э-э… Да.
– Мы как-то слишком удалились от основной темы…
– Мы просто беседуем. Значит, она красивая.
– Это слишком приблизительное определение.
– А какое было бы в точку?
– Не знаю… Может быть, животный магнетизм. Она ведь не была особенно умна. И не старалась понравиться. И не прибегала ни к каким женским ухищрениям. Да и поговорить с ней было не о чем… Во всяком случае, мне. Но она… завораживала.
– Вас?
– Психоаналитика трудно чем-то удивить. Он видит то, что не видят все остальные: скрытые механизмы, которые заставляют человека поступать тем или иным образом. Тем или иным образом подавать себя. Но в Изабо не было никаких механизмов. Ни шестеренок, ни болтов. Ничего рукотворного. Сплошная органика.
– Животный магнетизм. Я уяснил.
– Старуха ее ненавидела. Называла шлюхой. Пыталась унизить, как унижала всех. Но нужно знать Изабо. На ней где сядешь – там и слезешь.
– Номер не прошел?
– Нет. Хотя неоднократно возобновлялся. С одним и тем же плачевным эффектом. И тогда Белла начала отыгрываться на Викторе. Особенно когда Изабо уехала.
– Куда?
– Откуда же мне знать – куда? Просто уехала. Оставила его.
– И давно?
– Года три назад. Или около того.
– Он искал жену?
– С Виктором мы никогда не были близки. Знаю, что он ездил куда-то за границу, но, кажется, безрезультатно. Белла подобные вояжи не приветствовала, называла его соломенным вдовцом. Экзекуция была публичной – вот что являлось самым неприятным. Самым отвратительным.
– Вы присутствовали всей семьей?
– Я не люблю об этом вспоминать. Если бы тогда Виктор угробил мать – я бы не удивилась.
– Но он терпел? Как и все остальные?
– Возможно, по-другому. Но терпел. А Белла получила сполна. Она ведь понимала, что с ней происходит.
– Дети были в курсе болезни бабушки?
– Мы с Толей и сами не были в курсе до вчерашнего дня.
– Но когда узнали – сообщили?
– Нет. Все-таки – Новый год. Не имело смысла портить Анюте праздник. Она и так была недовольна, что приехала сюда. Вместо того, чтобы отправиться в Прагу с классом. А Тёма слишком мал, чтобы что-то понимать. В общем, мы решили отложить разговор на сегодня. Как видите, все получилось еще хуже.
– А разве можно испортить праздник, который и без того испорчен? Она ведь уже не поехала в Прагу… И отсутствие бабушки за столом… Это ее не удивило?
– Она была увлечена книгой. Так и просидела с ней за столом весь Новый год.
– Той, что подарил ей испанец?
– Да.
– Она так хорошо знает испанский?
– Представьте себе. И прекрасно говорит! Выучила язык самостоятельно. И это наша безалаберная Анюта, которую и за уроки-то не засадишь.
– И как ей книга?
– Честно говоря, я давно не видела, чтобы она читала хоть что-нибудь с таким интересом.
– И даже Марк ей не мешал?
– М-мм-м… Отношения у них из рук вон. Это правда. И я не понимаю, почему. Просто какая-то иррациональная ненависть. Они ведь даже незнакомы толком. Последний раз встречались, когда были детьми. Четыре года и семь лет. Ну, пусть почти восемь. Какие воспоминания можно сохранить?
– Сложновато сохранить, согласен. Вот разве что переформатировать и сунуть в подкорку. А потом, по прошествии времени, вынуть и сложить пазл заново.
– Почему вы вспомнили о пазлах?
– Белла собирала их, чтобы удержать сознание на плаву. Вы не знали о таких практиках?
– Их существует великое множество, но все они – не панацея. К сожалению. В детстве Анюта тоже любила собирать пазлы. Потом забросила… Вообще, она очень хорошая девочка. С остро развитым чувством эмпатии.
– Эмпатии, ага.
– Смущает термин?
– Хотелось бы уточнить… Сверить, так сказать, позиции.
– Всего лишь способность сопереживания эмоциональному состоянию собеседника.
– На Марка это не распространяется, как я понял.
– Собственно, это никакая не тайна. То, что произошло за столом. Мальчишка ее донимал. Она мне жаловалась еще днем, что чертов недоносок несколько раз… пытался прикоснуться к ней. Облапать, да.
– Простите, кто? Чертов недоносок?
– Я так сказала?
– Угу.
– Это… это прямая речь моей дочери. Иногда она умеет… приложить.
– Того, к кому не испытывает эмпатии.
– Я попыталась объяснить ей, что Марк всего лишь мальчик с расшатанной психикой. И к нему нужно относиться терпимо. Если уж совсем невмоготу – лучше свести контакты к минимуму. Или иронизировать над ситуацией. И ее участниками заодно.
– Просветительская беседа возымела действие?
