Кареты вползали медленно, опасаясь растрясти престарелый груз. Столь же медленно выбирались старички и старушки, коих дюжие гайдуки бережно выносили на руках и осторожно вели под руки.
Подъехав, кареты отъезжали, постоянно сцепляясь. Прислуга начинала выяснять отношения, причём правила дорожного движения мешались у них в головах с действительными или мнимыми заслугами хозяев, древностью рода оных, их связями и богатством. В ход то и дело шёл кнут, но до кулаков доходило редко, спорщиков растаскивали дюжие гвардейцы из рядовых, щедро раздавая зуботычины правым и виноватым.
Показавшись на церемонии прощания и покрутившись, дабы засветиться и засвидетельствовать своё почтение погибшим, Фокадан ретировался. Невнятное воинственное шамканье стариков, плохо понимающих суть происходящего, тяготило.
— Патриоты, болеющие за Россию, — мысленно проговаривал суть речей консул, едя в коляске домой, укутавшись в медвежью полость, — как же! Один заговорщик убил других, вот и вся суть. Патриоты, ну надо же!
Стыдно попаданцу не было, ну вот ни капельки.
* * *
Старый Боевой Конь[13], генерал Джеймс Лонгстрит, тепло встретил Фокадана. Во время войны они почти не сталкивались, но позже подружились, сойдясь на почве благотворительности.
— Как доехал? — Начал Джеймс, — хотя не отвечай, знаю, что препогано!
Выдав немудрящую шутку, посол гулко расхохотался и сунул Алексу стакан с виски, а секунду спустя и всю бутылку. Тут уже расхохотался Фокадан, шуточка из тех, что понятна только посвящённым, Да… были времена…
— Препогано, — согласился консул, сделав первый глоток и наслаждаясь горячей волной, прокатившейся по телу, — вагоны богатые, но скверные, зимой продуваются насквозь. При этом печки топятся так, что накаляются докрасна. Жарко, а и раздеться нельзя, сквозняк лютый. Жуткое сочетание!
— Дай угадаю, ради чего приехал, — откровенно стебался посол, — политика?
Очень серьёзный в обыденной жизни, хороший дипломат и администратор, с друзьями становился очень лёгким, ведя себя порой как подросток.
— Она самая, — хмыкнул Алекс, — пророк чёртов.
Немного посмеявшись, начали разговаривать уже серьёзно. Алекс выдал прежде всего расклад по московской политике, а потом свои соображения по Черняеву.
— Уже, — только и сказал Лонгстрит.
— У дураков мысли схожие, — пробормотал попаданец, насмешив посла.
— Схожие, говоришь? — Ёрнически нахмурился тот, топорща густую бороду, — я к Черняеву своего человека отправил, ещё когда Александр остыть не успел!
Выдав такую информацию, Джеймс чуточку самодовольно приосанился, купаясь в восхищении Фокадана. Понятно, что в Петербурге у посла больше возможностей, но всё равно — просчитать саму возможность… сильно.
— И не только к нему, — добил Лонгстрит друга, — но и к… другим людям. Сильная Россия нам нужна, без неё мы не выживем.
— Могу Людвига подключить, — задумчиво отозвался Фокадан, — он Черняева обожает, считает эталоном современного рыцаря и полководца.
Лонгстрит хмыкнул, при всех своих достоинствах, на эталон фельдмаршал никак не тянул.
— А то ты Людвига не знаешь, — правильно понял смешок посла Алекс, — впечатлительный, как девица на выданье. Черняев же личность мощная, произвести впечатление умеет.
— Может, — кивнул Лонгстрит, — давай, подключай. Какой ни есть, а монарх, да и любят его в Баварии.
— Не только в Баварии, — не согласился консул, — недооцениваешь ты его. Людвиг один из символов Мирной Германии. Страна при нём и правда ожила, расходов-то на армию вдвое меньше стало, да и… хм, на любовниц не тратится. Правитель из него на удивление неплохой вышел. Чудак ещё тот, но ведь справляется! Пусть по большей части не сам, а его окружение… ну так окружение сам подбирал!
— Думаешь? Спорить не буду, тебе виднее.
— Мне-то видней, — чуточку тоскливо отозвался Фокадан, — а толку? Атланта моё мнение учитывает, Людвига рисуют самыми яркими красками, а вот Россия… увы. Чем уж там насолил баварский монарх Александру, но публикации о нём в российских газетах попадались на грани.
— Как же, читал. Этакое пренебрежение, еле видимое, но вполне отчётливое. Знаю даже, почему — продавить хотели один вопрос… ну да сейчас это не важно. Мда уж, неудобно как вышло, слов нет. Людвиг обеспечивает лояльность не только Баварии, но и доброй половины германских земель. А мог бы и почти все, если бы не Александр… Тогда это не критично казалось, а ныне вот так вот повернулось, неудачно для русских и для нас.
[1] Колхоз, это коллективное хозяйство, в котором все работники являлись пайщиками, получая свою долю от прибылей.
[2] ГГ несколько идеализирует времена коллективизации, рассматривая их пристрастно, как социалист. Впрочем, сопротивление крестьян коллективизации, антисоветскими историками изрядно преувеличенно. Нашим дедам и прадедам хватало ума, чтобы понять выгоду кооперативного движения.
[3] Форма протеста, заключающаяся в предельно строгом исполнении сотрудниками предприятия своих должностных обязанностей и правил, ни на шаг не отступая от них и ни на шаг не выходя за их пределы.
Такой метод забастовочной борьбы весьма эффективен, так как работать строго по инструкциям практически невозможно. Вкупе с бюрократическим характером должностных инструкций и невозможностью учесть в них все нюансы производственной деятельности, такая форма протеста приводит к существенному спаду производительности и, соответственно, к крупным убыткам для предприятия. При этом с итальянской забастовкой трудно бороться с помощью антизабастовочных законов, а привлечь к ответственности инициаторов практически невозможно, так как формально они действуют в строгом соответствии с Трудовым Кодексом.
[4] Кормило — руль. То есть встать у роля, во главе.
[5] На содержание Дома Романовых каждый год уходили астрономические суммы. Каждый из правнуков императора до совершеннолетия или до брака «Государем позволенного» «на воспитание и содержание» получал по 30 000 руб. в год. После наступления совершеннолетия каждый из правнуков получал «удел деревнями на 300 000 руб. доходу (годовой доход, заметьте!) и каждый год 150 000 руб. пенсиону». Их жены «со дня замужества во всю их жизнь» получали «пенсиону» по 30 000 руб. в год. Внуки и дети, соответственно, получали намного более крупные суммы.
[6] Здесь и далее взято у Гиляровского, из книги «Москва и москвичи».
[7] Телохранители.
[8] Одетых в ливрею, парадную одежду прислуги того времени. Можно сказать, что это особо доверенные лакеи.
[9] Гуськом.
[10] Помощник кучера, чаще всего подросток или вовсе ребёнок.
[11] Что-то вроде расширяющейся книзу корзинке, одетой на женскую талию. На эту корзинку и крепилось платье.
[12] То есть времён Екатерины Второй.
[13] Прозвище генерала.
Глава 24
Приём у Юсуповых как всегда великолепен, да и может ли быть иначе у богатейших вельмож Российской Империи? Как добрый знакомый семьи Юсуповых и публичный человек, Фокадан не мог пропустить подобное мероприятие. Единственное, прибыл он не как добрый знакомый, а как политик, вместе с послом Лонгстритом.
Раскланиваясь со знакомцами, Алекс всячески подчёркивал, что ныне он в подчинённом положении, выставляя на передний план посла. Подчёркивание порой утрированное, навязчивое, на грани приличий.
— Ну и зачем этот цирк? — Сквозь зубы прошипел посол, сохраняя любезно-величавое выражение на бородатой физиономии, степенно вышагивающий по залу и успевающий здороваться со всеми мало-мальски значимыми людьми, — эти ваши предчувствия…
Джеймс внезапно замолк и хмыкнул, приглядевшись к гвардейскому офицеру, вытащившему часы. Поступок не из самых приличных на балу или приёме, тем паче поручик сделал это открыто. Подобные вещи на грани оскорбления хозяев, что-то вроде невысказанного вслух желания покинуть приём.
В следующие минуты часы мелькали по всему залу, а в воздухе отчётливо пахнуло заговором. Чтобы там ни говорили об умении аристократии держать лицо, но мастерством в этой сфере могут похвастать далеко не все. Ну или событие намечается вовсе уж из ряда вон.
