События в России взволновали эмиграцию и подогрели активистские настроения в ее организациях. Борьба с коммунизмом, всегда почитавшаяся у активистов священной, на сей раз особенно оправдывалась новыми страданиями народа.
Наряду с РОВСом, крупнейшей организацией умеренного, непредрешенчески-монархического толка, действовала демократическая группа, объединившаяся вокруг журнала «Борьба за Россию». Возглавлял эту группу бывший народный социалист Сергей Петрович Мельгунов, автор ценных исторических трудов о русской революции.
Прямого отношения к работе кутеповской организации группа Мельгунова не имела. Но от начальника канцелярии Кутепова, князя С. Е. Трубецкого, Мельгунов получал информацию о России и через людей Кутепова переправлял в Россию небольшое количество экземпляров журнала «Борьба за Россию».
В июне 1928 года к Мельгунову пришел знакомый по Петербургу адвокат Н. Он рассказал, что прибывший из России человек хотел бы встретиться с Мельгуновым. Посредником, устраивавшим встречу, был генерал Павел Павлович Дьяконов, бывший русский военный атташе в Лондоне, официально принадлежавший к течению монархистов-легитимистов. Мельгунов согласился, и вместе с единомышленником, Петром Яковлевичем Рыссом, в назначенный день приехал на квартиру Дьяконова.
Гостем из России оказался бывший царский военный юрист, полковник Александр Николаевич Попов. Он поведал Мельгунову, что в России существует подпольная организация. За границей эту организацию представляет генерал Дьяконов. Организация хотела бы расширить свои связи с эмигрантскими политическими кругами, особенно с журналом «Борьба за Россию», платформа которого ей кажется наиболее подходящей для современного положения в России. Кроме того, Попов настоятельно просил Мельгунова устроить ему свидание с Кутеповым.
Согласившись на встречу с Поповым, Кутепов отклонил какое бы то ни было посредничество со стороны Дьяконова, которому он не доверял. Беседа Кутепова с Поповым состоялась в ресторане в присутствии близкого к Мельгунову общественного деятеля Михаила Михайловича Федорова.
С Поповым Мельгунов договорился об адресах, по которым следовало отправлять в Россию антикоммунистическую литературу. В дальнейшем у Мельгунова завязалась переписка с «Кузьмой» — Поповым. Письма от «Кузьмы», посылавшиеся на разные адреса в Париже, приходили из Москвы аккуратно. Мельгунов считал, что советская цензура не могла не обратить внимания на эту странную переписку. Не удовлетворяли его и адреса с явно вымышленными фамилиями, которым нужно было посылать журнал «Борьба за Россию». Между тем сведения от «Кузьмы» подчас бывали интересными и важными. 24 сентября 1928 года «Кузьма» писал о взрыве бомбы на Лубянке, брошенной 6 июля Радковичем и Мономаховым:
«Известно лишь из рассказов от случайных очевидцев, что взрыв был силен… выяснилось, что один из покушавшихся был убит на месте, а другого поймали в 25–30 верстах от города по линии Серпуховского шоссе… поимка террористов была произведена настолько быстро, что у некоторых возникает вопрос — не знало ли ОГПУ о предстоящем взрыве… событие 6 июля не вызвало особенных толков или каких-либо повышенных настроений… Конечно, если бы взрыв сопровождался убийством ответственных руководителей ОГПУ, то это неизбежно вызвало бы эффект и могло, до известной степени, всколыхнуть массы и явиться некоторым толчком политической активности их… проводимый внутренними российскими силами террор на селе, в казачьих и горских районах, в глухой провинции против местных работников, чекистов, селькоров и пр. более понятен широким русским массам, воспитываемым в здоровом национальном направлении, подрывает наглядно и убедительно престиж советской власти и является стимулом для активности русского движения»…
15 декабря 1928 года «Кузьма» писал Мельгунову:
«Мы — противники всякой иностранной интервенции и уверены, что свергнуть большевиков может только красная армия с крестьянством… мы уверены, что террор против чекистов, милиции др. должен встретить явное сочувствие населения. Вообще же индивидуальный террор мы считаем допустимым лишь в случае, если террорист бьет по заранее намеченной цели, и когда террористический акт в каждом отдельном случае оправдывает себя в глазах населения сов. России»…
Особенно ободряющим было письмо «Кузьмы» от 25 апреля 1929 года:
«Политическая обстановка в СССР обострилась до такой степени, что сейчас мы находимся накануне полосы открытых действий населения против большевизма… Три года назад мы еще не думали об открытых боях, сейчас же они стоят на очереди дня, и не столько благодаря деятельности нашей организации, сколько ввиду огромного подъема народной антибольшевицкой стихии. В 1929 г. мы намерены впервые ударить по чужим рукам. Боевой план действий разработан нами объективно и достаточно серьезно… Ввиду серьезности момента мы настаиваем на выполнении Вами следующих мероприятий:
1) создание нелегального перехода на одной из границ северо-запада или же на границах юго-запада России;
2) посылки к нам через созданный переходный пункт Вашего представителя, пользующегося Вашим полным доверием и имеющего опыт нелегальной работы;
3) представитель, командированный Вами, должен иметь образцы литературы, выпускаемой за границей русской националистической эмиграцией и сепаратистами, и должен располагать достаточными информационными данными о положении в Европе;
4) мы желали бы видеть представителя, достаточно компетентного и правомочного делать разработки тактики борьбы… Его приезд мы намерены использовать также для подкрепления точки зрения части членов штаба, считающих уже возможным… приступить к первым боевым выступлениям… Ваш представитель может получить богатый информационный материал… Этот материал поможет Вам вести сильнейшую кампанию по объединению национальных сил эмиграции на платформе борьбы за Россию. В Вашем лице мы видели и видим до сих пор тот центр, который обязан взять на себя объединение русской молодежи — точнее российской эмиграции…»
Предложения были лестными и заманчивыми. Но ведший через генерала Дьяконова переписку с «Кузьмой» Мельгунов, умудренный опытом Савинкова, отвечал:
«Наши отношения до сих пор плохо налаживаются. Причин для этого много. Одна из них — та самая осторожность, которую Вы нам рекомендуете. На первых порах, как Вы знаете, мы очень были смущены некоторыми Вашими прежними связями. Мы вынуждены быть настороже. Поэтому наш курьер, которому удалось проехать в Россию, там не мог с Вами связаться. Нам удалось переправить еще двух лиц. Но один из них ехал по своим адресам и абсолютно ни с кем не хотел связываться. Другой ехал по пути, для нас еще недостаточно знакомому. Поэтому мы боялись связаться с Вами через него… В силу отсутствия денег, мы не имеем возможности поддерживать постоянный организационный контакт с Россией, т. е. иметь своих надежных курьеров. Поэтому и воздерживаемся давать кому-либо указанные Вами адреса. Я дал это в некоторые места, но с большими и существенными оговорками. Вероятно, поэтому наша литература до Вас и не доходит».
«Кузьма» через Дьяконова ответил, что «ни одного письма непосредственно от него штаб не получал». Штаб хотел бы знать, по какому адресу Мельгунов послал письма, «у организации имеются свои люди во многих советских учреждениях», но отправка литературы по адресам учреждений ведет к ее изъятию в регистратуре, принимающей почту. Воздавая должное опыту и конспирации Мельгунова, штаб не выражал беспокойства по поводу способов переписки через его внутреннюю агентуру. Не возражая против переотправки литературы через находившихся в СССР доверенных лиц Мельгунова, штаб категорически восставал против передачи его адресов каким-либо организациям в СССР.
Отношения Мельгунова с «Кузьмой» осложнились нашумевшим в Париже происшествием. 2 ноября 1927 года журнал «Борьба за Россию» устроил открытое собрание, на котором выступали Донской атаман генерал А. П. Богаевский, генерал А. И. Деникин, П. Б. Струве и другие видные эмигранты. За несколько дней До собрания неизвестные лица распространяли порочившую Мельгунова листовку, подписанную «Ваш смертник X.». Заведующий типографией «Рапид» Маймистов, в которой печаталась «Борьба за Россию», без труда установил место печатания и автора листовки. Им оказался Григорий Алексинский, бывший член 2-й Государственной Думы от большевиков, ставший во время Первой мировой войны «оборонцем» и в июльские дни 1917 года подписавший с Панкратовым документ, разоблачавший денежные связи Ленина с немцами. Впоследствии Алексинский вращался в различных кругах эмиграции, участвуя в разного рода политических комбинациях, вплоть до заявления от имени каких-то организаций о признании отхода Бессарабии к Румынии.
