наоборот, глупый! Я хочу, чтобы ты заставил А понять, что помимо её правды есть другая. Что во внешнем мире тоже есть те, к кому стоит прислушаться. Я хочу чтобы в её жизни был не только долг. Не только Рой. Именно поэтому ты должен помочь А разобраться в себе. Научи её, как ты учишь новым штукам меня. Заставь её учиться, даже если она не захочет. Весь Рой берет с неё пример, порою даже больше, чем с Мамы. Так ты спасёшь себя от неминуемого бедствия. А я со своей стороны обещаю сделать так, что ты сможешь жить с Роем. С нами в Улье. Тебе ведь всё равно с твоей “потерей памяти” некуда идти?
Я тяжело вздохнул. Всё же у Тифы весьма детские идеалы. Я сам виноват, что построил завышенные ожидания, когда увидел, что она умнее, чем кажется.
— Тифа, я же не могу заставить её думать по-другому. Я всегда считал, что если есть вещи, которые может сделать только конкретный человек. Если этот человек что-то может, то он обязан это сделать. Иначе это будет оскорблением для тех, у кого такой возможности не было. Если у А есть возможность сделать то, что она должна, я охотно помогу ей сделать это… Потому что так должно быть. Никто не меняется просто потому, что кто-то другой этого захотел. Ты должна уважать и её чувства. Не знаю, о каком бедствии ты говоришь, но у меня с А договорённость. Уверен, что она поможет мне разобраться с любой проблемой.
Тифа сжала кулачки. Она явно не ожидала отказа.
— Но это решать не ей, не Маме и даже не мне с тобой! Никто из нас не должен решать судьбу остальных в одиночку. Каждая из Сестёр должна сама думать, что она хочет сделать, а не бездумно следовать своей “природе”, Зову или приказам Мамы. Именно это и отличает нас от животных! — даже во время таких серьезных рассуждений, будучи явно раздраженной, Тифа продолжала улыбаться. Именно поэтому с ней тяжело спорить. Её улыбка, пусть она и не искренняя, выбивает из душевного равновесия. Поэтому подобрать разумный ответ становится тяжелее с каждым её возражением. — Уверена, Папа настоял на том, чтобы дать нам имена и человеческий облик, чтобы мы стали свободны от всего этого. Он не хотел, чтобы мы были теми чудовищами, которыми нас видят все остальные. А значит, нам сперва самим надо перестать считать себя чудовищами и поступать, как чудища с остальными.
Здесь мне было нечего ответить, потому что с их “Отцом” я не знаком. Мы медленно шли под красно-зелёным закатным небом, размышляя над всем сказанным. Видимо, высказав всё, что лежало у неё на душе уже долгое время, Тифа стала выглядеть ещё беззаботнее и довольнее обычного.
— Прямо я тебе сказать ничего не могу, но я уверена, что ты ещё поймешь меня. Правда будет поздно. У тебя будет ещё много времени, чтобы подумать… — с этими словами Тифа шлепнула меня мокрой ладонью по рубашке, оставив отпечаток из пяти пальцев на передней части живота.
— И впрямь как человеческий… — пробормотал я себе под нос, глядя на след.
— Неправильно, Олег! — ухмыльнулась девочка, разворачиваясь. Брызги воды из кувшина окропили траву. — Пять пальцев есть не только у людей. Не присваивай их только себе.
Я слегка улыбнулся ей в ответ:
— Договорились.
Внезапно, разговор исчерпал сам себя. Остальную часть пути мы прошли молча, думая каждый о своём.
Когда мы подошли к Улью, я заметил вдалеке у входа двух незнакомых девушек в воинских одеяниях. По всей видимости, они сторожат вход в вечернее время.
— Я, конечно, говорила про 20 кувшинов, но, кажется, тебя эти двое уже не выпустят. — сказала Тифа. — Остальное я перетаскаю сама, так будет быстрее. Оказывается, когда разговариваешь с кем-то, кто способен…ну, нормально ответить, что ли, время летит незаметно, а дела делаются ещё медленнее, чем обычно. Но всё равно спасибо, Олег!
Глядя на её ухмылку, я не мог понять, насколько искренне она говорит эти слова, но что-то подсказывало мне, что каждое её слово было правдой, без какого-то скрытого подтекста.
— И тебе спасибо, Тифа. Не скажу, что наш с тобой разговор дался мне легко, но мне тоже было приятно поговорить с умным чело… С кем-то умным. — не знаю, почему я счел необходимым начать выбирать слова. К тому моменту, когда мы поравнялись с стражницами, я всё-таки набрался решимости продолжить. — Знаешь…
— Что? — Тифа развернулась и наклонила голову, подставив палец к подбородку. Кувшин опасно наклонился в сторону одной из охранниц. Даже не глядя на нас, охранница выставила руку и подвинула кувшин на голове Тифы, чтобы её не окатило водой.
— …Ничего — ответил я, потеряв мысль при наблюдении за происходящим.
— Ну говори уже. Чего? Ну Олег! — Тифа выпрямила голову и поправила кувшин, не прекращая идти спиной.
— Ладно… Если честно, у меня в последнее время образовалось много свободного времени.
— И-и?
— Я мог бы составить тебе компанию. Ну, пользы от меня с переносом всяких тяжестей маловато, но я уверен, что мы нашли бы о чем поговорить…
— Да, конечно. Я всё равно сама бы потащила тебя с собой, даже если бы ты не вызвался добровольно. — бессовестно ответила девочка. — Но сегодня уже вечер, поэтому Пона и Тана на входе тебя не пропустят. Видел как у Таны ноздри раздулись, когда она увидела, что мы дружелюбно беседуем? Жаль, что мне так и не удалось её облить!
Не знаю почему, но я почувствовал облегчение от того, что Тифа согласилась. Часть фразы о том, что она преднамеренно пытается облить окружающих, я предпочёл проигнорировать.
— В таком случае, в знак нашей договорённости, я научу тебя ещё кое-чему. — Я, кажется, понемногу начал понимать, что ей нравится. — Может ещё кого-нибудь сможем взбесить этим. Повернись и выставь ладошку вверх на вытянутой руке. Вот так, теперь взмахни ею и, аккуратно, НЕ сильно ударь о мою ладошку с размаха. Вот так. Это называется “дать пять” кому-то.
— А что это “пять” означает? — спросила Тифа, которая пребывала явно в восторге от наличия секретного жеста только для нас двоих.
– ”Пять” — это обычное количество пальцев на руке здорового человека — объяснил я, исключая любые недопонимания. — Если пальцев не хватает, всё равно говорят “дай пять”, но только в том случае, если собеседника это не обидит. Жест сам по себе ничего не значит. Обычно “дают пять” на радостях от успеха. Например, чтобы отметить, что у нас что-то удалось.
— Поняла. Тогда дай мне “пять”
