Гай Октавиан, наконец, увидел Марка Антония, тоже на лошади. Тот кричал и руководил атакой на правый фланг. Преемник Цезаря понимал, что должен помочь консулам. В голове он уже сформулировал приказ двум или трем когортам развернуться и поспешить на помощь Гирцию и Пансе, но не отдал его. Прошло несколько мгновений, и наступление его фланга замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Сдвинутые щиты представляли собой серьезное препятствие, но Октавиан знал, что может обойти противника с фланга. Он располагал целым легионом, чтобы обойти и взять в кольцо солдат Марка Антония. Но держал рот на замке.
Меценат взглянул на него, лишь на мгновение отвлекшись от ударов мечей и внезапно брошенных копий. Антоний рисковал всем, атакуя правый фланг восьми легионов. При таком раскладе Октавиан мог без труда смять противостоящие ему силы и окружить бывшего консула. Несколько логичных и простых приказов, и с ним было бы покончено, но молодой человек только смотрел и ждал.
– Цезарь? – крикнул ему Меценат. – Мы можем обойти их с фланга!
Октавиан напрягся.
– Пошли гонца к консулу Гирцию за новыми приказами! – рявкнул он.
Меценат как-то странно посмотрел на него, но тут же отвернулся, подозвал гонца и наклонился к нему, чтобы отдать соответствующие инструкции. Гонец побежал на правый фланг.
Октавиан вновь оглядел поле битвы. Слева равнина пустовала, и легион, поджимаемый задними рядами, даже без его приказа начал обходить сражающихся с фланга. Наследник Цезаря кивнул. Приняв решение, он не мог позволить Марку Антонию одержать победу.
– Седьмой Победоносный! Седьмой Победоносный! – внезапно проорал он. Когорты с первой по четвертую – развернуться влево и ударить с фланга! Быстро! Ударить с фланга!
Легионеры, которые гадали, чем вызвано его молчание, радостно заорали. Две тысячи человек вышли из общего строя, удлинив линию наступления, и двинулись в обход сражающихся.
Эффект этого маневра сказался сразу же. Когорты Октавиана ударили во фланг тем, кто отражал атаку с фронта, и их сопротивление заметно ослабело. Стена щитов не выдержала напора, и наступление по фронту тоже ускорилось.
Октавиан чуть не убил гонца, который коснулся его ноги. Меч уже пошел вниз, но молодой человек успел сдержать удар и лишь выругал гонца за глупость.
– Какие приказы? – быстро спросил он.
– Консул Гирций убит, префект. Консул Панса тяжело ранен. Его вынесли с поля боя. Теперь ты командующий.
Из-за шума битвы Октавиан засомневался, что все расслышал правильно.
– Что?
Гонец повторил донесение, еще громче выкрикивая слова. Многие солдаты вокруг услышали его и подняли головы.
Октавиан огляделся. Он мог одержать сокрушительную победу. Не составляло труда взять в кольцо легионы Антония и уничтожить их. Несколько мгновений он обдумывал такой вариант. Но опальный консул показал себя честным человеком: он поверил новому Цезарю, да и тот не считал его врагом.
– Подай сигнал на разъединение! – прокричал Гай Октавиан ближайшим корниценам. Те поднесли корну к губам, и длинный монотонный сигнал поплыл над сражающимися. Новый Цезарь дождался, когда этот сигнал повторили корницены Марка Антония, и кивнул.
Между двумя армиями появился зазор, хотя мертвые люди продолжали падать. Постепенно этот зазор расширялся, превращаясь в красную полосу на зеленой траве. Сотни голосов выкрикивали приказы в легионах Марка Антония. Они пятились, тяжело дыша, еще не переборов отчаяние, не веря, что сегодня их не убьют.
– Слезай, Агриппа, – приказал Октавиан. – Меня должны видеть.
Его друг перекинул ногу через голову лошади, спрыгнул на землю, приземлился на согнутые ноги и тут же выпрямился в полный рост.
– Построиться в две линии! – во всю мощь легких крикнул Октавиан Фурин, и громкий голос молодого человека разнесся над его солдатами. Именно его голос. Без Гирция и Пансы он стал единственным командующим, и потрепанная армия Марка Антония выглядела такой маленькой в сравнении с его восемью легионами. Преемник Цезаря наблюдал, как его войска завершают разъединение. Вскоре расстояние между противниками составило добрых сто шагов. А к новому предводителю легионов Гирция и Пансы уже скакали четыре легата, раскрасневшиеся и злые.
Октавиану понравилось, что ни у одного из командиров его легионов не возникло и мысли оспорить полученный приказ. Он повернулся к легатам, когда заговорил тот, что находился ближе остальных:
– Цезарь, враг разгромлен. Они у нас в руках!
Гай Октавиан холодно смотрел на него, видя, легат вне себя от ярости.
– Это легионы Рима, – заявил он. – Мой приказ – построиться в две линии. Не мешать их отходу. Повтори приказ.
Легат вытаращился на него, но потом опустил голову и повторил:
– Построиться в две линии. Не мешать их отходу, префект.
– Отлично. А теперь возвращайтесь к своим легионам и ждите дальнейших распоряжений.
Четыре легата не привыкли к столь строгому обращению, но Октавиан отдал четкий приказ. Им осталось лишь отсалютовать и вернуться к своим легионам.
Новый Цезарь повернулся лицом к Альпам, наблюдая, как легионы Марка Антония уходят к разрушенной крепости и через горный проход продвигаются в Галлию. Он увидел и самого Антония, проезжающего вдоль колонн. В какой-то момент бывший римский консул остановился и посмотрел туда, где на коне Агриппы сидел Октавиан. Несколько мгновений они не отрывали взгляда друг от друга, а потом Марк Антоний развернул жеребца и ускакал.
Марк Антоний больше не чувствовал холода. Прошедший час он мог смело отнести к самым худшим в его жизни, и ему по-прежнему с трудом верилось, что его армии позволили покинуть поле битвы. Легионы пребывали в состоянии шока, не понимая, свидетелями чего они стали. Они знали, что проиграли сражение. Как могло случиться, что превзошедшая их силой армия спокойно наблюдала за их отходом? Но теперь эти люди знали и другое: в бою они сошлись с Цезарем, и уже шли разговоры о том, что он проявил милосердие.
Проезжая вдоль колоны, Марк натянул поводья и посмотрел на восемь легионов, пришедших на север, которые вновь выстроились в боевой порядок. Он не видел убитых. С места первого боевого соприкосновения, когда в ход пошли копья, наступающие прошли с полмили, и теперь трупы закрывала линия легионов. Среди всадников Марк Антоний поискал Октавиана. Ему показалось, что он заметил нового Цезаря, но точно сказать бывший консул не мог. Под панцирем у него лежало письмо, и Антоний едва не достал его, чтобы прочитать еще раз, хотя до этого он перечитывал это послание уже сотню раз. Это было простое письмо, которое привез ему экстраординарий тремя днями раньше:
«Если мы встретимся в битве, консулы будут на правом фланге. Если они падут, сражение закончится, даю слово. Гонца придержи у себя».
Печать, стоявшую под этими словами, Марк Антоний знал очень хорошо. Он не хотел играть жизнями своих людей и намеревался проигнорировать письмо, пока не увидел, какая армия надвигалась на него. Во время атаки он был в ужасе, жертвуя верными солдатами, навалившись всей мощью на правый фланг противника и не думая ни об обороне, ни о путях отступления. Но это сработало. Его ветераны смяли легионеров, ликторов и охранников, прорвали две первые линии. Антоний потерял сотни человек в этой единственной атаке. Она вполне тянула на самоубийство, и бывшего консула не отпускала мысль, что Октавиан обхитрил его, чтобы уничтожить. Однако, как только новые консулы пали, битва волшебным образом прекратилась. Его люди построились в колонны и через разрушенную крепость втягивались в горный проход, уходя в Галлию. Марк внезапно улыбнулся сверкнувшей в голове мысли: он вновь единственный римский консул, и пройдет не так мало времени, прежде чем Сенат выберет новых. Доверившись Октавиану, он сыграл в орлянку с судьбой, но ему выпала удача.
Оторвав взгляд от марширующих легионов, он подозвал ближайшего экстраординария:
– Ты Петроний, так?
– Да, консул, – ответил молодой всадник.
– Скачи назад и найди… Цезаря. Скажи, что я у него в долгу.
Глава 17
Октавиан почувствовал, как голова вновь падает на грудь: усталость сокрушала его. Участие в сражении выматывало, как ничто другое. И не только его: зевали и легаты, собравшиеся в командирском шатре, разбитом на равнине. Снаружи завывал ветер, но железные жаровни создавали некое подобие тепла, а вино окончательно прогнало озноб. Легионеры укрыться от ветра не могли, потому что их новый предводитель приказал до наступления темноты построить защитный вал. Рос этот вал быстро – тысячи людей активно работали лопатами. Но при этом Октавиан Фурин намеревался на следующий день отойти с легионами на юг, подальше от горного холода, обратно к теплым ветеркам римского лета.
