— В настоящий момент — да, — ответил Солонин.
— Вы русский?
— А почему ты спрашиваешь?
— Я сам русский... — сказал парень со вздохом, как если бы сделал трудное признание.
Солонин какое-то время смотрел им вслед. Пацаны. Тоже, можно сказать, попавшие в плен к своим.
8
Володя Фрязин прибыл на Чкаловский аэродром за полчаса до взлета «Ил-76» на Тюмень. Рейс был чартерный.
Несколько человек разглядывали командировочное удостоверение, прикрывая его от порывов ветра.
— Гоша, тут мент просится лететь с нами! — Крикнул один из них с бритым затылком, прикрытым широким воротом дубленки.
— Мент? — спросил кто-то из раскрытого китового брюха лайнера. — Да пошел он...
— Не, погоди, дай посмотреть, — возразил другой. — Какой еще мент?
И крупный мужик вылез наружу.
— По какому делу? — спросил он.
— Командировка, — ответил Володя. — Срочная. Там у вас убийства сплошные, завязанные с Москвой. О подробностях — не имею права.
— Ну раз не имеешь права, тогда лезь, места хватит, — раздался чей-то негромкий густой голос сверху.
— И побыстрее, стужу не нагоняй... — сказал еще кто-то недовольным тоном. — Ну ты, Гоша, как не родной! Мента в попутчики... Мало натерпелся?
— Костюха! — произнес тот же густой голос. — Ты же сибиряк! Или все теперь, в Москве прижился? Холодно ему, слышь...
Володя влез в нутро огромного, как вагон, салона. За ним подъемники стали закрывать задний люк.
Народ в салоне собрался крупный, дородный, все в мехах, больше в шубах, чем в дубленках, и Володя в своем куцем драповом пальто ничего, кроме жалости, вызвать не мог.
— Что ж ты, мент, взяток не берешь? — спросил все тот же, затыкавший всем рот, судя по всему хозяин. Бугор.
Володя пожал плечами.
— И шапка у тебя... — помотал головой Гоша. — Даже неловко на тебя смотреть.
У самого Гоши шапка была песцовая, огромная, пушистая. И Володе стало стыдно за свою, облезлую.
— Да, нехорошо как-то, — сказал Гоша. — Вроде взяли в одну компанию, летим, стало быть, все вместе... Небось знаешь, зачем летим, а? В оперативке сказано, поди?
Володя пожал плечами.
— На вот, — сорвал с головы свою песцовую Гоша. — Носи! А эту выброси...
— Ну что вы, — попытался сопротивляться Володя, но его шапку уже сорвали с головы, и она пошла по рукам, туда, где задвигался уже огромный грузовой люк.
— Бросай! — азартно крикнул Гоша. — Да не боись... У меня таких еще три! А вот пока летим, подумаем, что на тебя надеть. Пальтишко у тебя тоже, знаешь, не фонтан... Да не смотри на это как на взятку! Будь проще! Ну не могу я сидеть в одной компашке с человеком, можно сказать соотечественником, когда он в таком прикиде. Нет, в натуре. Смотри на это как на благотворительность. Тебя как звать?
— Лучше документы у него проверь, — сказал Костюха.
— Надо будет, сам покажет, — гаркнул Гоша через плечо. — Может, задание у него секретное? Я правильно говорю? Или тайна следствия? Нельзя, стало быть, невозможно... А я вот, может слыхал, — Гоша. А это все мои кореша. И летим мы на пуск участка нефтепровода, а также на похороны преждевременно ушедшей от меня моей бывшей возлюбленной Елены Томил иной, супруги отсутствующего здесь Олежки Томилина, которому я лично доверил ее по дурости и широте душевной... Еще вопросы будут?
— Я ни о чем не спрашивал, — сказал Володя.
— Значит, присоединяйся. Да не обидим мы тебя, в натуре! И мешать не будем. Еще поможем, если хорошо попросишь, верно я говорю?
— Ну... — кто с насмешкой, кто с ухмылкой, вразнобой ответили кореша.
— Меня зовут Володя, — сказал Фрязин.
— Ну как, за знакомство? — спросил Гоша, откупоривая бутылку. — Ты только пойми меня правильно, Вовик! — Он разливал в подставленные стаканы. — Душа у меня горит. Как подумаю... Ленки больше нет! Ведь кому доверил, а? Чего скалитесь? Вишь, смешно им, поминки предвкушают за мой счет. А я так не могу. Вот как вспомню ее — и не могу... Выпей со мной, а? А то они надоели мне — все!
— И мы присоединимся, — ощерился Костю- ха, обозначив щербатый рот.
— Вот этот, кто больше других выступает, ведь верно говорит, — сказал Гоша. — Выпить по любому поводу у него с братухой — не заржавеет. Но вот с душевной тонкостью помолчать, посочувствовать, чтоб понять чужую тоску, вспомнить из Есенина... — этого у них не наблюдается.
Самолет между тем разгонял турбины, подрагивая корпусом.
А придется, тоскливо подумал Володя, придется с ними пить, хоть и противно. Вячеславу Ивановичу в этом отказывал, ссылаясь на интеллигентное материнское воспитание, а со своими, возможно, будущими подследственными придется... Вопрос, как всегда, в одном. Скорее даже проблема: удастся ли расслабиться, а заодно и получить нужную информацию? Сейчас лучше глазами не постреливать, характерных типажей не отыскивать. Да все они здесь, считай, характерные... На кого ни взгляни.
Володя спокойно смотрел, как наливают ему в граненый стакан. Кажется, «Смирнофф». Если он что-то в этом понимает... Главное, не глотками, а выпить залпом.
— Ну будем! — сказал Гоша, вдохнув. — Или мы будем, или нас будут!
Сказав это скороговоркой, он опрокинул в себя стакан. Володя попытался было проделать это с такой же прытью, но закашлялся, пролил часть на свое пальто, стал ладонью стряхивать, чувствуя, как на глаза набегают слезы.
— Нет, не получится из тебя нефтяник! — сказал Гоша под общий смех. — Первый раз, что ли, в Тюмень летишь?
— Был уже, — ответил Володя. — Недавно был.
— Видно, плохо встречали, — сказал Гоша, нахмурившись. — У нас не у всех гостеприимство на высоте.
— Я прилетел обычным рейсом, — сказал Володя, приходя в себя. — Никто не встречал...
— На наших мусоров это похоже, — продолжал хмуриться Гоша. — Только почему я об этом ни черта не слышал?
— Так ведь я не по вашему делу прилетал, — сказал Володя, и окружающим это почему-то понравилось.
— А сейчас, может, по нашему?
— Заткнитесь, а! — с чувством сказал Гоша. — Умники, мать вашу так... Ты сейчас можешь мне сказать, какого хрена прилетал тогда из Москвы, когда там своих ментов хватает?
— Вы же сами говорили, что могу не отвечать, — сказал Володя, глядя на подаренную шапку. — Что у меня может быть следственная тайна.
— Смотря от кого! — воскликнул кто-то сзади.
— Помолчи, Конопля, — поморщился Гоша. — Не имеет права человек говорить, что ж теперь... Заставить я его не могу, а то получается, будто шапку ему подарил, так вроде он мне теперь по гроб жизни обязан... Я, Вова, — он положил руку на плечо Володи, — чтоб ты знал, уже столько вашего брата купил и перекупил, что даже скучно стало. До чего ж вы все продажные. Вот так смотрю на иного, как сейчас на тебя, а сам думаю: купить его, что ли? Да вроде пока без надобности. Или все-таки купить? Вдруг в хозяйстве сгодится...
Попутчики ржали, хватаясь за бока, мотая головами. Что-то злобное было в этом залихватском смехе.
Хозяин же не смеялся, сидел как каменный, и в его глазах по-прежнему стояла тоска.
— Значит, не по мою душу туда летишь? — спросил он Фрязина, когда смех умолк. — А то вот он я, вяжи меня, коли нужен.
Володя пожал плечами, улыбнулся и решил сказать тост. Протянул стакан Гоше.
— Ого! — удивился тот. — Во вкус входишь?
— Вы все... — запинаясь, начал Володя, — очень хорошие, хочется думать, люди...
Он чувствовал, что говорит не то. Но не мог не сказать о том, что всем людям, которых он встречал и встречает где бы то ни было, он желает одного — не встречаться с ним в своем кабинете в качестве подследственных...
— А зачем нам встречаться в твоем кабинете, — сказал Гоша, — если мы все очень хорошие?
— Вот я и хотел сказать... — наморщил лоб Володя. — А вы меня сбили. Что не хочу никого из вас видеть у себя на допросе...
