Но, освободив Жака, она, быть может, сама будет обвинена в сообщничестве и заключена в тюрьму. Не тюрьма пугала ее, а то, что Жак будет возвращен той, которая одна владеет его сердцем! Этого она не могла допустить!
Нет! Изабелла предложит свои услуги. Жак снова будет принадлежать ей, и она убежит с ним вместе далеко-далеко отсюда! Впрочем, для спасения его достаточно будет открыть всю правду Арману. Она подождет где-нибудь Жака, и они отправятся вместе. Он не сможет отказаться: ведь он ей обязан будет своим спасением! Он сделает это из благодарности, если не из любви.
Но он любит ее, она в этом уверена! То было только минутным увлечением. Неужели мог он в самом деле любить эту девчонку? Не была ли она, Изабелла, в сто раз красивее этой простушки?
Между тем карета быстро мчалась по дороге и приближала герцогиню к цели ее стремлений. Рассеянно смотрела Изабелла на мелькавшие перед ней деревья, которые сгибались до самой земли под сильным напором ветра. Сверкали молнии. Ревела буря. Молодая женщина ничего не слышала, ничего не замечала.
— Скорей, скорей! — стонала она сквозь судорожно сжатые зубы.
Они останавливались в Булони, в Монтрейле, в Вернее, в Аббевиле, в Пуа.
Там Изабелла заснула, изнуренная душой и телом, полумертвая от усталости и страшных нравственных потрясений. Когда она проснулась, была глубокая ночь. Буря стихала. Она выглянула из окна кареты. Та же однообразная дорога. Кучер приостановил лошадей.
— Где мы? — спросила герцогиня.
— В Пюизе.
— Далеко ли от Парижа?
— Около десяти лье.
— Который час?
— Половина третьего.
Изабелла опять откинулась на подушки. Кучер взмахнул кнутом Лошади снова понеслись во весь опор.
— Десять лье! Значит, часа два-три, не больше! В пять часов я буду в Париже.
Она ошибалась в своих расчетах. Путешественники миновали Геомон, потом Муазель и только подъезжали к Сен-Дени.
Изабеллу страшно клонило ко сну. Она не в силах была этому противиться. Глаза ее сами собой закрывались, голова опустилась на подушки, и молодая женщина крепко уснула.
Вдруг она проснулась с диким криком ужаса.
Где она? Что с ней?
Кареты нет! Она одна, в руках какого-то человека, который уносит ее куда-то.
— Сюда! Ко мне! Помогите! — отчаянно кричала несчастная Изабелла.
Чья-то рука зажала ей рот.
На дороге происходила, должно быть, страшная борьба: оттуда слышались проклятия и ужасные хрипы.
Теперь Изабелла, наконец, поняла, в чем дело! Разбойники остановили карету!
Она сделала над собой усилие, чтобы окончательно прийти в себя. Воры! Только-то? Она отдаст им все свои деньги! У нее было с собой более тридцати тысяч франков! Она даст слово выплатить им вдвое, втрое больше, лишь бы только они отпустили ее.
Но похититель крепко держал молодую женщину в своих сильных руках и уносил ее все дальше и дальше. Вот перед глазами ее возникла какая-то мрачная тень.
Это был небольшой, полуразвалившийся домишко.
Похититель вошел туда вместе со своей ношей. "
С необыкновенным проворством связал он руки и ноги герцогини, заткнул ей рот и вышел.
Изабелла не могла разглядеть черты лица своего странного похитителя. Она успела заметить только его сильную, крепкую фигуру. Кто был этот человек? Было ли это случайным грабежом разбойников на большой дороге, или тут имели в виду именно ее, герцогиню де Торрес?
При бледных лучах рассвета она старалась разглядеть место своего заключения. Это была просторная, довольно большая, грязная комната с голыми, стертыми стенами, с растрескавшимся бревенчатым потолком.
Изабелла лежала на полу. Бедняжка не могла даже шевельнуться. Руки ее были скручены на спине и так крепко связаны, что веревки впивались в тело.
Но слабая и нежная с виду, Изабелла была необычайно сильна: герцогиня-куртизанка, в конце концов, все-таки была дочерью народа, и в жилах ее текла горячая кровь сильных, здоровых натур. Возбужденное состояние, в котором она находилась, удвоило ее природную силу. Не смерть, не неволя пугали ее. Теперь, когда удалось ей победить в себе первоначальный испуг и волнение, ее занимала одна мысль, одна цель — спасти Жака, спасти его во что бы то ни стало.
Изабелла — грациозное и нежное создание, в лице и фигуре которой было столько женственности, в то же время пластикой своей весьма напоминала змею.
Веревки были сильно затянуты — что за беда! Руки у нее были маленькие и упругие. Изящная кисть, так и просившаяся на холст художника, была тонка, как у ребенка.
Извиваясь, как змея, медленно и осторожно пыталась она выдернуть правую руку из стягивавших ее узлов веревки. Ее тонкая, атласная кожа, словно повинуясь ее воле, стала нечувствительной. Изабелла поняла, что ее старания увенчаются успехом. Терпеливо и настойчиво молодая женщина продолжала свое дело. Веревки страшно терли ей руки. Она чувствовала сильную боль, однако превозмогла себя и не отказалась от своего плана. Через несколько минут одна из рук была свободна.
Вздох облегчения вырвался из груди Изабеллы. Теперь она вполне надеялась на себя! Она была уверена, что ни один узел не устоит против ее тонких и гибких пальцев. Но только она принялась развязывать веревку, стягивавшую ее вторую руку, как дверь отворилась.
Вошел ее похититель. Лица его она опять-таки не могла видеть: он стоял к ней спиной, и фонарь в его руках выхватывал из мрака только сильную, плотную фигуру.
При входе его Изабелла вздрогнула. Быстрым движением опустила она свободную руку в карман. Там пальцы ее судорожно ухватились за истинное сокровище женщины — за изящный пистолетик работы лучшего оружейника Франции, замечательный как по богатой отделке, так и по своим смертоносным достоинствам.
Мигом вытащила она его из кармана и, сунув руку за спину в то же положение, когда была она связана бандитом, ждала, что будет.
Вдруг дикий крик вырвался из ее груди.
Вошедший повернулся к ней лицом. Это был Бискар!
Он подошел к ней. Лицо его, покрытое смертельной бледностью, выражало ту глухую, затаенную ярость, которая у этого негодяя была гораздо ужаснее самых диких припадков гнева.
Точно такое же было выражение лица у Бискара, когда он наносил смертельный удар Дьюлуфе.
Бандит и куртизанка — оба пристально глянули друг на друга. Бискар так и впился в Изабеллу своим пронзительным взглядом, выражавшим неумолимую ненависть.
Изабелла даже не опустила глаз.
С невероятным хладнокровием она заговорила первая.
— Ах, так это вы? — произнесла она. — Нечего сказать! Славно поступаете вы со своими союзниками! Я, право, предпочла бы принадлежать к числу ваших врагов. Быть может, тогда вы относились бы ко мне с большим уважением.
Бискар злобно расхохотался.
— Союзник или противник, вы, во всяком случае, в моей власти, — сказал он.
— Знаю. И жду, чтобы вы объяснили, на каком основании сделали вы меня своей пленницей!
— Объяснения? — усмехнулся Бискар. — О, они будут кратки. Вы мне изменяете.
— Я! Вы лжете!
— Отчего вы не отправились в Англию? Зачем остановились в Кале?
— Разве я не свободна? Хотелось бы мне знать, что дает вам право распоряжаться мной?
— Где сила — там и право! Я так хочу! Этого достаточно. Но, послушайтесь моего доброго совета, оставьте лучше этот иронический тон. Хотя он в некотором роде и доказывает вашу смелость, но в данном случае, она может только повредить вам.
— Вы вздумали пугать меня?
— Я никогда не пугаю. Я сразу убиваю.
— Что же! Убейте меня!
И, говоря это, Изабелла крепко сжала в руке пистолет, готовая к защите. Как охотно убила бы она этого человека! Но благоразумие заставляло ее молчать и ждать.
— Зачем возвращаетесь вы в Париж'
На Изабеллу внезапно нашло вдохновение.
— А почему бы мне теперь и не вернуться туда? — смело спросила она.
— Что вы хотите этим сказать?
— Разве не свершилось уже мое мщение?
— Ваше мщение?
— Я не понимаю вас, мой дорогой. Я узнала там, что человек этот осужден на смерть. Я только этого и хотела. Прошлое умерло с ним. Я еду в Париж навстречу своему будущему.
Бискар, скрестив на груди руки, внимательно следил за Изабеллой.
Куртизанка тоже впилась глазами в бандита. Казалось, они изучали друг друга как дикие звери перед началом борьбы.
Бискар помолчал с минуту, потом начал медленно, отчеканивая каждое слово:
— Так значит, вам известно, что Жак умер.
Удар был меткий. Он попал прямо в сердце. Изабелла страшно вскрикнула.
— Умер, умер! — простонала она. — О, Боже мой!
Бискару удалось примитивной хитростью вырвать у герцогини ее тайну.
Теперь голос его звучал еще резче, еще пронзительнее.
— Видишь ли, герцогиня де Торрес, — сказал он, — меня нелегко провести! О, как хорошо разгадал я тебя, негодяйка! Слабая и подлая женщина! Ты воображала, что была там одна! Ты не знала, что там следили за каждым твоим шагом, что шпионы мои читали на лице твоем каждую мысль, возникавшую у тебя в мозгу. Ты боролась! Душа твоя долго колебалась между ненавистью и любовью. Любовью к человеку, подло обманувшему тебя! Я узнаю вас, куртизанки, как мелка и ничтожна ваша любовь! Да, ты узнала, что он осужден на смерть! И при мысли об этом ты забыл а все, кроме того, что он был твоим любовником, что ты любила его!
