— Я долженъ сознаться, сэръ, сказалъ ему баронетъ, — что ваше огорченіе доставляетъ мнѣ нѣкоторое удовольствіе. Я нахожу, что вы подѣломъ наказаны за свое крайнее пристрастіе къ деньгамъ. Хотя ваша дочь теперь и не богата, со вѣдь осталось же у васъ что нибудь, чтобы жить безбѣдно. А вотъ тутъ молодой человѣкъ, честный юноша изъ военныхъ, который охотно возьметъ ее за себя и безъ приданаго. Они давно любятъ другъ друга; а я, по дружбѣ къ его отцу, берусь похлопотать о его карьерѣ. Бросьте вы свои претензіи, отъ которыхъ ничего кромѣ разочарованій не получаете, и согласитесь, наконецъ, принять то счастье, которое вамъ само въ руки лѣзетъ.
— Сэръ Уильямъ, возразилъ старикъ, — повѣрьте, что я никогда не принуждалъ мою дочь и теперь не намѣренъ возставать противъ ея склонности. Коли она любитъ этого молодого человѣка, то пускай и выходитъ за него съ Богомъ. Кое-какое состояніе у меня еще дѣйствительно осталось, а благодаря вашему обѣщанію оно и подавно будетъ достаточно. Только пускай мой старый пріятель — (онъ разумѣлъ меня) — обязуется, въ случаѣ если когда нибудь опять будетъ богатъ, обезпечить за моею дочерью шесть тысячъ фунтовъ; тогда я хоть сегодня же готовъ ихъ перевѣнчать.
Видя, что теперь ужъ только отъ меня зависитъ устроить счастье молодой четы, я поспѣшилъ дать торжественное обѣщаніе выдать требуемыя шесть тысячъ фунтовъ, на помянутыхъ условіяхъ; жертва была не велика, принимая во вниманіе, какъ мало я имѣлъ надеждъ на будущія богатства. Но зато я имѣлъ счастіе видѣть, съ какимъ восторгомъ наши молодые люди бросились другъ другу на шею.
— Послѣ всѣхъ моихъ несчастій, говорилъ Джорджъ, — и вдругъ такая высокая награда! Я никогда не смѣлъ и мечтать объ этомъ. Получить сразу все, что есть въ мірѣ лучшаго, послѣ того, какъ я всего былъ лишенъ… въ самыхъ пылкихъ мечтахъ моихъ я не возносился такъ высоко!
— Да, мой дорогой Джорджъ, говорила его прелестная невѣста, — пусть этотъ презрѣнный человѣкъ владѣетъ моимъ состояніемъ: коли для васъ это ничего, то и мнѣ все равно. Какое счастье промѣнять такого низкаго негодяя на самаго лучшаго, самаго драгоцѣннаго изъ людей! Пусть его наслаждается нашимъ богатствомъ, я могу быть счастлива и въ бѣдности.
— А ужъ я-то могу вамъ поручиться, воскликнулъ сквайръ съ насмѣшливой гримасой, — что буду очень счастливъ съ тѣми деньгами, которыя вы такъ презираете.
— Нѣтъ, позвольте, позвольте! вступился Дженкинсонъ: — на этотъ счетъ мы еще поговоримъ. Я утверждаю, сэръ, что вамъ не удастся попользоваться ни одною полушкой изъ имущества этой дѣвицы.
— Ваше сіятельство, продолжалъ онъ, обращаясь къ сэру Уильяму, — развѣ сквайръ имѣетъ право удерживать за собою ея приданое, если онъ женатъ уже на другой?
— Что за вопросъ? сказалъ баронетъ:- конечно, не имѣетъ.
— Какъ жаль! подхватилъ Дженкинсонъ: — мы съ этимъ джентльменомъ такіе старые пріятели и столько штукъ вмѣстѣ продѣлывали, что я продолжаю питать къ нему дружеское расположеніе. Но какъ я ни люблю его, а долженъ сознаться, что его документы не стоятъ и одной пробки, потому что онъ женатъ.
— Ты лжешь, бездѣльникъ! воскликнулъ сквайръ, вскипѣвъ отъ негодованія:- я ни съ одной женщиной не вступалъ въ законный бракъ.
— Прошу извиненія, но вы ошибаетесь, возразилъ Дженкинсонъ:- вы женаты, какъ слѣдуетъ; надѣюсь, что вы, наконецъ, оцѣните преданность вашего вѣрнаго Дженкинсона и будете ему благодарны, когда онъ приведетъ вамъ вашу законную супругу. Если предстоящее собраніе на нѣкоторое время сдержитъ свое любопытство, я сейчасъ пойду и приведу ее сюда.
Съ этими словами онъ съ обычнымъ своимъ проворствомъ выскользнулъ въ дверь, оставивъ насъ въ полномъ недоумѣніи насчетъ того, чѣмъ все это можетъ кончиться.
— Пусть себѣ отправляется ее розыскивать! сказалъ сквайръ:- чѣмъ бы я тамъ ни занимался, но только не этимъ. Я старый воробей, меня такими штуками не испугаешь.
— Не понимаю, что затѣваетъ этотъ Дженкинсонъ, сказалъ баронетъ: — вѣроятно, какую нибудь глупую шутку сыграетъ.
— А можетъ быть, сэръ, замѣтилъ я, — у него цѣль болѣе серьезная: если сообразить, сколько разныхъ ухищреній было пущено въ ходъ этимъ джентльменомъ для обольщенія невинности, очень могло случиться, что нашлась и такая хитрая особа, которой удалось провести его. Представьте себѣ, какое множество дѣвушекъ онъ погубилъ, сколькихъ родителей повергъ въ отчаяніе, сколько семействъ опозорилъ; въ виду всего этого нѣтъ ничего мудренаго, что которая нибудь… Но что я вижу! О верхъ изумленія! Неужели это моя погибшая дочь? Ты ли это мое сокровище, мое счастіе? Я считалъ тебя навѣки утраченною, моя Оливія, и вотъ снова держу тебя въ своихъ объятіяхъ, и ты жива и опять будешь жить мнѣ на радость!
Нѣтъ, ни одинъ пламенный любовникъ не могъ бы испытывать большаго восторга, чѣмъ я, когда увидѣлъ, кого привелъ Дженкинсонъ, и дочь моя молча бросилась въ мои объятія, раздѣляя мою радость.
— Воротилась ко мнѣ, моя безцѣнная, говорилъ я, — и будешь моимъ утѣшеніемъ въ старости?
— Вотъ именно, это вы хорошо сказали! молвилъ Дженкинсонъ:- и дорожите ею побольше, потому что она вамъ ничего кромѣ чести не принесетъ; она такая же честная женщина, какъ и любая изъ присутствующихъ; а что до васъ, сквайръ, то вы пожалуйста не сомнѣвайтесь въ томъ, что эта молодая леди ваша законная жена; въ доказательство того, что я говорю сущую правду, вотъ и брачное свидѣтельство, на основаніи котораго вы были обвѣнчаны. — Говоря это, онъ подалъ документъ баронету, который прочелъ его и нашелъ во всѣхъ статьяхъ правильнымъ.
— Теперь вотъ что, господа, продолжалъ Дженкинсонъ: — я вижу, что вы очень удивлены, но я сейчасъ все объясню въ немногихъ словахъ. Знаменитый нашъ сквайръ, къ которому я, мимоходомъ сказать, питаю превеликую дружбу, не разъ пользовался моими услугами для устройства своихъ дѣлишекъ. Между прочимъ отрядилъ онъ меня достать фальшивое свидѣтельство и фальшиваго попа, чтобы обмануть эту молодую леди; а я, чисто изъ дружбы, возьми да и достань ему настоящее свидѣтельство, да и попа самаго настоящаго, и перевѣнчали мы ихъ самымъ настоящимъ манеромъ. Но не подумайте, чтобы я устраивалъ все это изъ великодушія: нѣтъ! Къ стыду моему, я долженъ сознаться, что дѣлалъ это единственно для того, чтобы держать брачное свидѣтельство у себя въ карманѣ и отъ времени до времени допекать имъ сквайра, то есть каждый разъ, какъ мнѣ понадобятся деньги, вымогать отъ него подачки, угрозою представить это свидѣтельство куда слѣдуетъ.
Радостныя восклицанія раздались со всѣхъ сторонъ, и у насъ стало такъ шумно, что отголоски нашего веселья достигли до общей тюремной залы, и узники выразили намъ свое сочувствіе:
«Въ порывѣ буйнаго восторга Цѣпями тяжкими гремя».
На всѣхъ лицахъ сіяли счастливыя улыбки, даже щечки Оливіи покрылись легкимъ румянцемъ: ея репутація была возстановлена, она воротилась въ семью, избавлена отъ нищеты, — было отчего повеселѣть, и я возымѣлъ надежду, что такія перемѣны судьбы остановятъ ходъ ея болѣзни и возвратятъ ей здоровье и веселость. Но среди всѣхъ окружавшихъ меня счастливцевъ никого не было счастливѣе меня. Все еще держа въ объятіяхъ мое дорогое, милое дитя, я невольно спрашивалъ себя, не сонъ ли это?
— И какъ вы могли, воскликнулъ я, обращаясь къ Дженкинсону, — какъ могли вы усугублять мои несчастія, увѣривъ меня, что она скончалась? Но, впрочемъ, что за дѣло, радость обрѣсти ее вновь болѣе чѣмъ вознаграждаетъ меня за всѣ прошлыя мученія.
— На вопросъ вашъ очень легко отвѣтить, — возразилъ Дженкинсонъ:- мнѣ казалось, что осталось одно средство вытащить васъ изъ тюрьмы, а именно — заставить васъ покориться сквайру, изъявивъ согласіе на его бракъ съ другой молодой леди; но вы объявили, что покуда жива дочь ваша, вы ни за что не согласитесь на это; слѣдовательно, иначе невозможно было спасти васъ, какъ увѣривъ, что ея болѣе нѣтъ на свѣтѣ. Я уговорилъ вашу жену помочь мнѣ обмануть васъ, и вотъ до сей минуты мы не улучили времени открыть вамъ истину.
Въ нашемъ тѣсномъ кругу было лишь два лица, не сіявшихъ восторгомъ: то было, во-первыхъ, лицо мистера Торнчиля, самоувѣренность котораго исчезла безслѣдно; очутившись на самомъ краю бездны позора и нищеты, онъ съ ужасомъ взиралъ на свое положеніе и, бросившись къ ногамъ своего дяди, сталъ униженно взывать къ его состраданію. Сэръ Уильямъ хотѣлъ оттолкнуть его, но по моей просьбѣ удержался, поднялъ его и, помолчавъ съ минуту, сказалъ:
— Твои пороки, твои преступленія и неблагодарность не заслуживаютъ пощады; но я не хочу окончательно отступиться отъ тебя. Ты будешь получать нѣкоторое содержаніе, но только на самое необходимое, а не на излишества. Этой молодой леди, твоей женѣ, предоставляю я третью часть твоихъ прежнихъ доходовъ; отъ ея личной доброты будетъ зависѣть выдавать тебѣ впослѣдствіи что нибудь сверхъ положеннаго.
