— Я ничего не испорчу, — сказала Челси. Она взяла блондинку Барби с синими треугольниками на руках, ногах и лице. Девочка держала куклу так, чтобы мама могла все рассмотреть. — Видишь? Ничего не испортила. Они стали намного лучше. Я делаю их красивыми.
— Ну, ладно, — вздохнула мама. — Позови меня, если я тебе понадоблюсь. Договорились?
— Хорошо.
Женщина закрыла дверь. Челси положила блондинку Барби в правую кучу и схватила следующую куклу из левой кучи.
ПОДРОСТКОВЫЙ СТРАХ
Маргарет понимала, что не должна плакать.
Это ведь все-таки ее работа. Но, глядя на лицо бедной девчушки, трудно было удержаться от слез.
— Пустите меня! — кричала девочка. Она дергалась, но вырваться была не в силах. Даже если бы ей удалось распутать или разорвать кожаные ремни-манжеты, бежать из крошечной камеры было попросту некуда.
Видеокамеры, установленные в палате, давали превосходную картинку: белые, обработанные эпоксидным составом стены сверкали под светом потолочных неоновых лампочек. Запястья и лодыжки Бетти были привязаны кожаными манжетами к тележке, которую обычно использовали для аутопсии. Тонкий кусок пенопласта в изголовье мог в некотором роде служить подушкой, но в остальном рассчитывать на какой-либо комфорт здесь не приходилось. На девушке был синий больничный халат, заляпанный фиолетовыми пятнами — в тех местах, где из ран просочилось много крови.
— Мы ввели ей состав WDE-4–11, — сообщил Дэн. — Это помогло затормозить реакцию апоптоза, но распад тканей до сих пор не прекратился, особенно в областях лицевых поражений.
— Нужно немедленно ее прооперировать, — сказал Эймос. — Мы должны удалить все проблемные участки и посмотреть, можно ли остановить цепную реакцию.
Маргарет повернулась к Чэпмену.
— Она не рассказала, когда у нее впервые проявились эти симптомы? Что она вам сообщила?
— Да она просто не желает с нами разговаривать, — хмуро ответил он. — Ей почему-то взбрело в голову, что мы хотим ее убить. Она продолжает спрашивать про своего отца, но я думаю, девчонка уже знает, что он мертв. Она спрашивает также и про мать…
— А вы связывались с матерью? — спросила Маргарет.
Дэн покачал головой.
— Пока нет. Не пробовали.
К нему повернулся Эймос.
— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Как так — не попробовали? Девчонка только что потеряла отца! Ей нужна поддержка семьи.
— У меня приказ держать всех инфицированных в строгой изоляции, — объяснил капитан.
— Никаких контактов до тех пор, пока я не передам ее под контроль более высокопоставленному эксперту. То есть вам, доктор Монтойя.
— Что ж, отлично, — сказала Маргарет. — Теперь она переходит под нашу опеку. Кларенс, пожалуйста, свяжись с матерью девочки.
— Нет, — тихо ответил Отто.
Маргарет ошеломленно уставилась на него. Дэна еще можно было понять, он был военным, но Кларенс?!
— Нам нужна помощь кого-нибудь из родных этой девочки, притом немедленно!
— Боюсь, мы не можем этого сделать, док, — сказал он.
— Но у нее же нет треугольников! — не выдержала Маргарет. — Что-то она, конечно, подхватила, но никакие твари не собираются вылупляться из ее тела. В этом смысле она не представляет никакой угрозы.
Кларенс покачал головой.
— Ты же сама понимаешь, Маргарет, что мы не можем утверждать это наверняка. Сколько раз ты сама говорила мне, что болезнь может распространиться, стать инфекционной? Ты же говорила, что она мутирует, не так ли?
Маргарет не нашлась, что ответить, ведь сейчас он фактически поймал ее на слове.
Эймос указал на монитор.
— А ведь она — американская гражданка. Которую держат в клетке. Да, именно в клетке. И у нее есть права, черт побери.
Кларенс снова покачал головой:
— Нет, в данный момент это не совсем так. Как только мы свяжемся с ее матерью, будь уверен: журналисты сразу же раструбят по всей стране.
— Пресса? — воскликнул Эймос. — Ты так волнуешься по поводу прессы? Послушай, ты, исправный служака…
— Эймос, остановись! — нахмурилась Монтойя. — Он прав. Болезнь Бетти вполне может быть заразной.
Хант посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Что ж, она, конечно же, может оказаться заразной, — нахмурился он. — Именно поэтому мы и поместили ее в чертову биокамеру. Но она ведь по-прежнему остается испуганным подростком. Нуждается в семье. Мы можем доставить сюда ее мать и держать под наблюдением. Ну, или что-нибудь в этом роде.
— Насчет журналистов он тоже прав, — добавила Маргарет.
— Марго, что, черт возьми, с тобой происходит? — удивился Эймос. — Ты же врач. Помнишь фразу primum non nocere?
Монтойя глотнула. В переводе с латыни это означало «прежде всего не навреди». Фраза не являлась частью клятвы Гиппократа, но эти слова до сих пор вбивались в голову каждого студента-медика.
— Да, помню, — ответила она. — Но я помню и другую латинскую фразу — ту, которую мы обнаружили в спальне у Кьета Нгуена, в доме с мертвыми детьми. E pluribus unum. Помнишь?
Хант промолчал. Он отвел взгляд.
— Что это значит, Эймос? Скажи.
— «Из множества единство», — спокойно ответил он.
— Поэтому будем выполнять приказ, — сказала Маргарет. — Мы не станем звонить членам ее семьи. Надевайте костюмы. Надо пойти к ней и поговорить.
Облачившись в биозащитные костюмы, Маргарет и Эймос зашли в секционную. Воздухонепроницаемая дверь вела в проход, соединявший два трейлера. Свет лампочки над дверью сменился с красного на зеленый. Хант открыл замок и толкнул дверь, выйдя в коридор длиной четыре фута, завершающийся еще одной такой же дверью. Они должны были закрыть первую дверь и открыть другую, потому что, с одной стороны, это воздушный шлюз, а с другой — в проходе все равно не хватало места, чтобы открыть обе.
Когда наступало время переместить Маргомобиль в другое место, внутренняя часть коридора опрыскивалась хлорной взвесью из встроенных форсунок. Гич и Маркус разбирали соединяющий коридор — сворачивали его гармошкой — и закрепляли на кронштейне в Трейлере B. Потом закрывали внешнюю дверь, и Маргомобиль мог отправляться в путь.
Монтойя шагнула в проход. Хант заперся за ней. Лампочка над дверью в Трейлер B переключилась с красного цвета на зеленый. Эймос открыл проход, и они зашли туда вместе. До герметичной камеры, где томилась Бетти, оставалось всего четыре фута.
Девушка подняла голову, и у Маргарет едва не разорвалось сердце.
Левая часть лица была изуродована тремя гигантскими черными ранами. Одна рана находилась на скуле, другая затрагивала челюсть и часть шеи, а третья была в височной области. Последняя из ран подступала вплотную к темным волосам Бетти, когда-то очень красивым. Мокрые волосы прилипли к лицу и лбу, цеплялись за края металлической тележки.
Места разложения на лице представляли собой, видимо, главную опасность, но были не единственным предметом беспокойства. Тело ее было покрыто десятками темных круглых пятен размером с 10-центовую монету. Ее руки выглядели просто ужасно: половина кожи на них сморщилась и почернела. Из вен на ступнях торчало несколько иголок — это были два из немногих мест, где не было пятен.
Девушка вздрагивала от рыданий. Несмотря на то что она лежала связанной уже около шестнадцати часов, слезы у нее так и не кончились.
Маргарет и Эймос подошли к прозрачной стеклянной ячейке. Контроллер с плоским сенсорным экраном на двери служил беспроводным внутренним интерфейсом для всех систем, которыми была оборудована ячейка. Его можно было даже использовать в качестве пускового устройства для экстренной стерилизации. Стоило лишь набрать несложную комбинацию #5455, и каждый дюйм обоих трейлеров наполнялся смертоносной хлорсодержащей смесью.
Монтойя включила систему селекторной связи. Теперь они смогут услышать Бетти в своих наушниках, а их собственные голоса будут передаваться девочке через небольшие наушники в стеклянной ячейке.
— Привет, Бетти, — сказала Маргарет.
Девушка на секунду прекратила хныкать и сделала большой и глубокий вдох.
— Выпустите меня!
— Пока не можем, — ответила Маргарет. — Ты очень больна.
— Ничем я не больна, гребаные придурки! Что вы со мной сделали? Пожалуйста, позовите моего папу. Привезите маму. Прошу вас!
— Твой отец умер, — сказал Эймос.
Маргарет быстро нажала кнопку на сенсорном экране и отключила связь.
— Что ты делаешь?
— Как — что? Говорю ей правду.
Маргарет захотелось садануть его по губам.
— Эймос, мы должны заставить эту девушку говорить, а не вызывать у нее новую порцию истерических припадков.
— Маргарет, у меня тоже есть дочь-подросток, — нахмурившись, сказал он. — А у тебя нет. Поэтому не нужно меня учить.
