«Откуда только этот Серегин взялся? Ведь явно у него команда ниже классом, и тем не менее играет на равных и даже ведет в счете. Чертовски талантливый тренер! Похоже, „Крылышкам“ повезло. Если он возьмется за молодежь, мало всем не покажется.
Пожалуй, вот с кем надо поговорить. Насколько понимаю, его здесь ничего особо не держит. Если предложу в Москву перебраться, наверняка согласится. Странно только, что он так за своего Фомина ратует, чтобы к себе забрать, может, тот ему действительно советы ценные дает», — подумал он и сам засмеялся над своим предположением.
Тем временем прозвучал свисток, и на перерыв команды ушли с поля со счетом два — один в пользу заводской команды.
Борис Андреевич встал и заколебался, идти ли ему в раздевалку, или не смущать тренера, когда тот будет давать ценные указания команде. Но любопытство пересилило.
Он спустился с трибуны и прошел в здание, где находились раздевалки. Двери в раздевалку команды ДЮСШ были открыты, и он увидел ребят, устало сидящих на скамейках. Они перешнуровывали бутсы, поправляли гетры и не особо внимательно слушали тренера, который громко перечислял все их промахи и неудачи.
А вот дверь в раздевалку заводской команды была закрыта, но тут один из парней, видимо ходивший за водой, прошел туда и оставил дверь неплотно прикрытой.
Ругая себя за неприличное любопытство, Аркадьев заглянул туда и обомлел. Все игроки внимательно слушали своего товарища, Вовку Фомина. А тот, встрепанный, с синяком на левом виске и с прибинтованной к телу правой рукой, что-то говорил им и неуклюже левой рукой рисовал мелом на небольшой доске типа школьной. Серегин, сидя рядом с ним, что-то тем временем писал в своей тетрадке.
Борис Андреевич, не веря своим глазам, глянул еще раз на небывалую картину и вышел на улицу.
«Ну и дела, — подумал он, — куда это я попал? В жизни такого не видел. Яйца курицу учат! Вот, оказывается, почему он так парня за собой тянет. Нет, надо мне с ним поговорить, что, собственно, я теряю, прямо спрошу у него, что все это значит. Вот матч закончится и спрошу».
С этими мыслями он пошел обратно на трибуну.
Еще какое-то время он слушал, как сидевшие за перегородкой парни обсуждают игру и радуются забитым голам, но вот прозвучал свисток, и игроки выбежали на поле. Начался второй тайм.
Как и первый, он начался атаками команды ДЮСШ, а заводская команда больше находилась в обороне и по-прежнему внимательно опекала всех нападающих противника.
В такой игре прошло минут двадцать. И за это время нападавшим ДЮСШ так и не удалось распечатать ворота противника. Болельщики заводской команды презрительно свистели, когда те пытались зайти на половину хозяев и почти сразу теряли мяч.
Но вот Серегин, наблюдающий за игрой с бровки поля, посмотрел на секундомер и что-то крикнул своим игрокам. И тут стадион ахнул. Заводская команда резко ускорилась, парни начали перемещаться по полю, как в начале игры. А противник явно не успевал за ними.
«Неужели они смогут в таком темпе доиграть? — думал Аркадьев. — Ведь еще минут пятнадцать до конца».
Но ребята играли. И сейчас вся техника и комбинационная игра ДЮСШ проигрывала физической подготовке противника. Нападающие реально убегали от защитников, и вот уже по воротам был нанесен первый удар. Воодушевленные трибуны требовали гола, напрочь заглушив слабые голоса городских болельщиков.
Промах — мяч пролетел выше ворот. Мяч в игру вводит вратарь, отпасовывая его своему защитнику. Но у него подкатом мяч тут же был выбит набежавшим игроком, и его уже перехватил нападающий заводчан, он легко ушел от еле двигающихся защитников. Удар!
— Го-о-ол!!! — закричали трибуны. — Заводские, вперед! Давай четвертый!
Но команда Фомина уже резко сбавила темп и практически полностью перешла на свою половину поля и вновь вернулась к прежней тактике прессинга. Только теперь ей было гораздо легче, игроки противника вымотались полностью за эти несколько минут и сейчас приходили в себя, чтобы вновь организовать атаку на ворота заводчан. Однако до этого не дошло, пока они собирались с силами, свисток рефери положил конец игре.
Парни, сидевшие по соседству с Аркадьевым, орали, подкидывали вверх кепки. А потом резко засобирались к выходу.
— Давайте быстрее! — крикнул один из них еще остающимся на трибунах ребятам. — Граф говорил, чтобы сразу после игры все подходили к остановке. Сейчас там уделаем городских!
И начал вытаскивать из кармана сложенную велосипедную цепь.
Борис Андреевич окинул взглядом трибуны. Но ни одного милиционера в пределах видимости не наблюдалось.
Он встал и пошел в раздевалку. Когда туда зашел, ребята стягивали с себя промокшие от пота майки и трусы. По их осунувшимся лицам было видно, что последний спурт дался нелегко. Но все же здесь раздавались смех и шутки, в отличие от другой раздевалки, в которой царило гробовое молчание.
«Да, — сочувственно подумал Борис Андреевич, — после такого проигрыша не до шуток».
Он посмотрел на Серегина, тот сам был не лучше своих воспитанников. Уставший и потный, он стоял посреди комнаты и раздавал указания. Фомин сидел на скамейке и, морщась, потирал забинтованную руку. Аркадьев подошел к нему и спросил:
— Что случилось, тебя действительно специально хотели вывести из строя?
Фомин, глядя честными глазами, сказал:
— Да что вы, Борис Андреевич, это наши местные дела и к футболу отношения не имеют.
— Ну и как с рукой-то, серьезно?
Вовка махнул здоровой левой рукой.
— Да нет, просто ушиб, думаю, что послезавтра на следующую игру уже выйду как штык.
— Это хорошо, — согласился Аркадьев, — хотя, я смотрю, команда и без тебя неплохо справляется.
Вовка замялся, видимо думая, что сказать, но сидящий рядом игрок радостно сообщил:
— Конечно, мы этот вариант игры уже сто раз обсуждали и тренировали.
Под укоризненным взглядом Фомина парень заткнулся, но слово не воробей, вылетело, не поймаешь.
— Сдается мне, — задумчиво сказал пожилой тренер, — что у вас тут не так всё просто. — Он посмотрел на Серегина, который в свою очередь недоброжелательно косился на него.
— Борис Аркадьевич! — не выдержал наконец Анатолий Иванович. — Давайте сейчас я закончу, и мы с вами поговорим, а пока не отвлекайте ребят, пожалуйста.
Аркадьев коротко извинился и вышел из раздевалки. Из открытой двери с другой стороны неожиданно послышались тревожные голоса игроков ДЮСШ.
— Слышь, парни, я сейчас тут узнал! — закричал один. — Поселок нас бить хочет. За стадионом уже толпа собирается. Говорят, за то, что мы подговорили своих Фому отпинать.
Снова воцарилось молчание, на этот раз тревожное. Все знали, что в заводском поселке ребята серьезные и шутить не любят.
Из дверей вышел тренер команды и зашел в раздевалку заводчан.
— Толя, — обратился он к Серегину, — ты в курсе, что за стадионом сейчас драка будет?
Анатолий Иванович удивленно посмотрел на своего конкурента.
— Женя, ты что говоришь, из-за чего парням драку устраивать?
— А вот из-за него, — кивнул тот на Фомина, — местные считают, что его избили по просьбе или наводке наших парней. Как хочешь, так и понимай.
Серегин тревожно посмотрел на Вовку.
— Ты же мне сказал, что из-за девчонки всё случилось?
— Так и есть, — в ответ сказал Фомин, лихорадочно соображая, что делать.
Парни зашумели.
— А что, — сказал Игорь Костин, — правильно и сделают, не хрен к нам приезжать и по ночам с колами по улице бегать.
Вовка сразу ему ответил:
— Игорь, ты думай, что говоришь. Во-первых, сам знаешь, из-за чего ко мне пристали, и если бы не Жбан, то ничего бы не было. А во-вторых, мы из-за этого дела можем запросто из турнира вылететь. А команда здесь вообще ни при чем.
Он повернулся к тренеру ДЮСШ и твердо сказал:
— Не переживайте, всё будет в порядке. Мы все пойдем вместе с вами и поговорим с народом. Думаю, что всё обойдется.
Тренер, с сомнением глядя на него, сказал:
— Что-то, паренек, с трудом верится, там, я слышал, уже за сотню человек собралось. Послушаются ли вас?
Фомин сам был далеко не уверен в этом, но вновь твердо заявил:
— Конечно, послушаются. Мы же все здешние, и нас двадцать человек, так что всё будет нормально.
— Вот же у вас тут деревня! — со злостью произнес тренер. — Даже телефона нет, хотя бы милицию можно было вызвать.
Внимательно слушающие разговор ребята скептически заулыбались, а Костин пояснил причину:
— Да к нам пока мусора приедут, можно десять раз подраться и разбежаться. Они всегда к шапочному разбору приезжают.
Серегин слушал эти разговоры и смотрел то на своего коллегу, то на ребят. Хотя сам он жил в городе, но прекрасно знал, какие иногда бушуют страсти между городом и поселком.
