и ордена «За выдающиеся заслуги», командовавший 2-м батальоном Гэмпширского полка. Его никак нельзя было заподозрить в симпатиях к большевикам. По общему мнению, это был «храбрый человек с независимым умом и твердыми моральными принципами»{78}.
Подчиненные Шервуда-Келли проходили боевую подготовку по использованию снарядов с отравляющим газом, которые предполагалось применить во время атаки на укрепленные наблюдательные посты большевиков на окраинах деревни Александровка. Шервуд-Келли отправил сообщение старшему офицеру, призывая его отменить атаку: «Если проведение предложенной операции будет оставлено на мое усмотрение, я не стану ее проводить. Я продолжаю делать все приготовления на случай, если вы дадите мне приказ начать атаку». Верховному командованию было известно, что это уже не первый случай, когда Шервуд-Келли оспаривает приказы сверху. Были донесения о его неуважительном отношении к старшим по званию офицерам, служившим на севере России, и о его критике хода всей кампании, включая случаи массовых расстрелов солдат русских белых армий, которые собирались перейти на сторону противника.
Ранее военный цензор прочел и предал огласке содержание письма, которое Шервуд-Келли отправил одному своему приятелю в Англию и в котором доверительно сообщал, что вся операция является «бесполезной, бесцельной и плохо управляемой кампанией» и что он «больше не в состоянии смотреть на то, как превосходные солдаты, годами самоотверженно служившие во Франции, бессмысленно гибнут». Письмо было предъявлено ему генералом сэром Генри Роулинсоном, который сообщил, что оно дает все основания для того, чтобы предать его военному трибуналу, однако Роулинсон готов закрыть глаза на этот проступок, учитывая выдающийся военный послужной список Шервуда-Келли. Тем не менее его отстранили от командования и отправили обратно в Англию.
Когда южноафриканец обнаружил, что интриги против него продолжаются, он решил выступить публично. 6 сентября 1919 г. The Daily Express опубликовала материал под следующим заголовком:
СКАНДАЛ В АРХАНГЕЛЬСКЕ ПРЕДАН ОГЛАСКЕ; ДВУЛИЧНОСТЬ ПОЛИТИКИ ЧЕРЧИЛЛЯ В РОССИИ; ПУБЛИЧНОЕ НАДУВАТЕЛЬСТВО; ПРОСЛАВЛЕННЫЙ КАВАЛЕР КРЕСТА ВИКТОРИИ ОБРАЩАЕТСЯ К НАЦИИ
Открытое письмо Шервуда-Келли в газету произвело эффект разорвавшейся бомбы. Он писал, что солдат вербуют в армию под вымышленным предлогом и рассказывают им откровенную ложь. Они думали, что им предстоит оборонительная операция ограниченного масштаба по оказанию помощи, целью которой является эвакуация измотанных войск, застрявших в Арктике. Иными словами, настоящая гуманитарная интервенция. То, что это было неправдой, выяснилось очень скоро. На самом деле, писал он, солдат «использовали в наступательных целях, использовали в массовом порядке далеко в глубине страны в рамках некоего амбициозного плана всей кампании, суть которого нам не соизволили сообщить».
Результатом всего этого стало то, что «посаженное нами в Архангельске марионеточное правительство ни в коей мере не опирается на поддержку и доверие общества и падет сразу же, как только лишится поддержки британских штыков». Жизни британских солдат приносятся в жертву ради «помощи этой никчемной чужой армии [отсылка к белогвардейцам] и сохранения у власти этого никчемного правительства, и теперь я убежден, что мой долг перед своей страной заключается не в том, чтобы способствовать проведению ошибочной политики, а в том, чтобы разоблачить ее перед британской публикой».
Когда британские газеты с гневным письмом Шервуда-Келли добрались до севера России, их повсюду передавали из рук в руки. Как писал старшина – телеграфист судна HMS Pegasus Реджинальд Джоуэтт, «резкое осуждение политики правительства подполковником Шервудом-Келли и нарисованная им картина происходящего в этих краях… нашли у нас живой отклик, поскольку мы все знаем, что это правда». Джоуэтт назвал «высокопоставленного чиновника» министерства обороны «кабинетным критиком», не имеющим ни малейшего представления о реальном положении дел. «Все, кто поднимался вверх по реке, в один голос заявляют о том, что обстановка в точности соответствует описанной подполковником Шервуда-Келли в его статьях в прессе»{79}.
Черчилль, который и был тем самым «высокопоставленным чиновником», с громом обрушился на Шервуда-Келли и потребовал, чтобы тот предстал перед судом. В результате состоялось заседание военного трибунала, но сочувствующий подполковнику состав суда ограничился строгим выговором. Через две недели тот отказался от своего офицерского патента. Когда в 1931 г., в возрасте пятидесяти одного года, Шервуд-Келли умер от малярии, его похоронили со всеми воинскими почестями.
Рассмотрим для сравнения революционный подход к обеспечению внешней и внутренней поддержки Красной армии. Она достигалась в ходе иногда острых, но всегда откровенных споров по вопросам тактики и стратегии в руководящих органах. Советские граждане получали подробные публичные сводки с фронта. Однажды, например, режиссер В. Мейерхольд, ставивший в то время эпическую пьесу на улицах Петрограда, уговорил Троцкого подняться на сцену и выступить напрямую перед огромной аудиторией с сообщением о ходе войны. Наркомвоенмор объяснял, что идет не просто гражданская война, а интервенция и иностранные армии империалистических держав поддерживают остатки царского режима и способствуют бессмысленному продолжению конфликта.
Черчилль попросту не владел контекстом в достаточной степени, чтобы понимать суть и нюансы этой войны. В один из критических моментов Гражданской войны, когда Москва и Петроград одновременно оказались под угрозой захвата белыми войсками, которым помогала и Британия, Троцкий, отправленный защищать колыбель революции, в своем бронепоезде надиктовал серию размышлений о Гражданской войне. Он высмеивал Черчилля, который хвалился тем, что Белая гвардия близка к победе, и с презрением упоминал о крестовом походе четырнадцати держав Антанты против революции. Гораздо больше, чем перечислению «четырнадцати географических названий», писал Троцкий, белые обрадовались бы прибытию «четырнадцати англо-французских дивизий». Восторги Черчилля, трепещущего в ожидании скорой победы, были преждевременны, но Троцкий размышлял о том, что произойдет в случае, если контрреволюционные силы не удастся задержать на подступах к Петрограду:
Прорвавшись в этот гигантский город, белогвардейцы попадут в каменный лабиринт, где каждый дом будет для них либо загадкой, либо угрозой, либо смертельной опасностью. Откуда им ждать удара? Из окна? С чердака? Из подвала? Из-за угла? – Отовсюду! ‹…› Мы можем оплести одни улицы колючей проволокой, оставить открытыми другие и превратить их в капканы. Для этого нужно только, чтобы несколько тысяч человек твердо решили не сдавать Петрограда. ‹…› Достаточно двух-трех дней такой уличной борьбы, чтобы прорвавшиеся банды превратились в запуганное, затравленное стадо трусов, которые группами или поодиночке сдавались бы безоружным прохожим или женщинам.
Баланс сил начал меняться, и Петроград удалось отстоять, но тактика Троцкого будет использована – и весьма результативно – во Второй мировой войне во время битвы за Сталинград.
В другой критический момент Троцкий и Ленин обсуждали план действий на случай, если падут ключевые города. Ленин заметил, что в таких обстоятельствах единственным адекватным решением было бы переместиться в сельскую местность и на Урал, чтобы вести непрерывную партизанскую войну. Вопрос перешел в разряд академических, так как белогвардейцы начали терять поддержку, а Красная армия перешла в контрнаступление одновременно на нескольких фронтах{80}. Британская атака с моря на Кронштадт была в конце концов отражена.
7 ноября 1919 г., во вторую годовщину революции, Троцкий объявил Центральному исполнительному комитету о том, что в Гражданской войне одержана победа, что белые генералы бежали и что британские военнопленные отпущены на свободу, а офицеров перевезли в Москву. Джордж Лэнсбери, в то время член парламента от лейбористов и редактор газеты Daily Herald, посоветовал большевикам освободить солдат, но оставить офицеров в качестве заложников, чтобы заставить Великобританию признать Советский Союз. Черчилль проиграл. Его навязчивые идеи привели к еще большему кровопролитию. И это еще один пункт в книге учета его преступлений.
К этой истории можно добавить интересное примечание. Не все члены семьи Черчиллей были враждебно настроены по отношению к большевизму. Талантливый скульптор Клэр Шеридан, кузина Черчилля, которой он восхищался и к которой относился как к родной сестре, однажды шокировала его, заявив за завтраком, что ей не терпится поехать в Москву и своими глазами увидеть, что там происходит, а также изваять бюсты Ленина и Троцкого. Черчилль чуть не лопнул от злости и принялся поносить обоих вождей и большевиков в целом как преступников, чудовищ и т. п.
Шеридан не обратила на его слова внимания и установила прямые контакты с советской торговой делегацией,
