и посмотрел в сторону горизонта. Откуда же ты приходишь, смерть? Дыхание тундры.… Почему-то эти слова мелькнули в воспалённой голове. А что, если действительно оттуда?
У майора даже прошёл мелкий озноб. Ерунда какая-то! А что, если?
Он достал из кармана найденный катышек. Голубоватый, гладко обработанный. Такими обшивают одежду местные аборигены. Стоп! Оленеводы!
Километрах в пятидесяти находилось стойбище оленеводов. Они изредка приезжали в воинскую часть, снабжая скудный солдатский рацион рыбой и олениной. Командир смотрел на это сквозь пальцы, хотя, прекрасно понимал всю ответственность, которая ляжет на его плечи в случае внезапной проверки.
Черкашин отправился в стойбище.
– Э, нет! – старик-якут отрицательно мотал головой,– Мои люди оленей пасут, рыбу ловят! Мои люди не убивают солдат!
– Да, не о том я, старик! – Черкашин старался произвести впечатление и сидел рядом, неудобно скрестив ноги.
– Мои – хороший люди! – продолжал твердить старик, посасывая потухшую трубку.
Поняв, что ничего нового не узнает, майор поднялся на ноги, но услышал недалеко от себя женский шёпот:
– Товарищ военный!
Черкашин увидел молодую женщину. Она стояла возле чума и махала майору рукой.
– Ну, что?– спросил Черкашин.
– Понимаете, я студентка из Якутска. А это мой дед, и он ничего Вам не скажет!
– А что он должен мне сказать? И как студентка оказалось среди оленей в середине учебного года?
Девушка, оглядываясь, отвела майора чуть в сторону.
– Понимаете,– она вздохнула,– у меня тяжело заболела бабушка… . А вчера утром она исчезла. Никто не видел, как она ушла в тундру.
– Да ты что!– Черкашин заинтересованно посмотрел в лицо девушке.– И как тебя зовут?
– Варвара. Варя. А студентка я бывшая. Влюбилась, бросила учёбу. Судьба, наверное!
– А муж?
– В тундру ушли, ещё неделю назад оленей погнали. Мы вслед собираемся. Да вот бабушка пропала!
Черкашин достал катышек:
– Знакомо?
Девушка испуганно отпрянула.
–Варька! – донёсся старческий голос.
Варвара направилась к деду, но остановившись, чуть слышно проговорила:
– Бабушки это…
– А сколько твоей бабушке?– успел спросить майор.
– Семьдесят!– донеслось уже из-за чума.
Дежурный вездеход увозил Черкашина назад в часть, а в голове по-прежнему не было ни ясных решений, ни полного осмысления только что услышанного.
Сутки прошли спокойно, без происшествий. Но Черкашин добровольно заступил на пост в роли часового. Лишь только стихли шаги разводящего, майор быстро зашёл за склады и долго, внимательно вглядывался в поросшую ягелем безбрежную равнину. Три часа ночи… Солнце беспечно движется над горизонтом. И вдруг Черкашин замечает, как метрах в пятидесяти, из земли начинает подниматься какое-то расплывчатое пятно. Пятно густеет, и вот майор уже видит девушку. Она очень похожа на Варвару, ту студентку, что видел на стойбище. Но чем ближе приближается пятно, тем больше становится ясно, что это и не девушка вовсе, а старуха с исполосованным морщинами лицом да подёрнутыми серым бельмом глазами.
– Стоять! – в исступлении пытается крикнуть Черкашин, но не слышит собственного голоса.
А старуха всё ближе. Уже чувствует майор, как в ноздри проникает затхлый запах гниющего ягеля, как лёгкие наполняются ядовитым воздухом.
– Стоять!– всё-таки вырывается изнутри, да только внезапно онемевшие руки не держат оружие, и автомат почти неслышно падает возле ослабевших ног.
И снова видит майор девушку. Высокую, красивую! Она тянет к нему свои ароматные губы, и Черкашин всем телом тянется к этому прекрасному созданию…
– Товарищ майор!
Возле Черкашина толпятся какие-то люди, а он просто показывает на горизонт и пытается что-то сказать.
– Что, товарищ, майор, что?
Добродушная и счастливая улыбка вдруг застывает на лице начальника особого отдела, и уже откуда-то издалека доносится слабеющий голос:
– Дыхание тундры…
Часть 2.
В госпитале Черкашин провалялся целую неделю. Ничего не болело, но постоянно шумело в голове, и откуда-то издалека, из-под корочки, выползало лицо безобразной старухи с бельмом на глазу. Майор пытался думать о другом, но видение это всё возвращалось и возвращалось, превращая ночной сон в бесконечную пытку.
Он пытался вспомнить последние мгновения перед потерей сознания. Вот он замечает пятно в тундре, вот пятно приближается. Старуха! Да, старуха, которую он никогда не видел, о которой знает только со слов её внучки. Откуда тогда белое бельмо на глазу, если даже фотографии этой старухи нет? Значит, была эта старая ведьма на самом деле, раз такая деталь запомнилась? Дальше…. Внучка. Откуда взялась эта бывшая студентка вместо своей бабки? Ведь Черкашин и её видел! Он вспомнил даже то, как обессиленный, под воздействием неведомых чар, уронил под ноги автомат. Так, дальше…. А дальше тьма, да аромат мягких губ, пахнущих морошкой.
Что это, гипноз? Ему ли, боевому офицеру, прошедшему крещение афганским огнём, начальнику особого отдела части, верить в подобные чудеса? Может, всё-таки диверсия?
В дверь заглянул лейтенант.
– Дежурный по штабу, товарищ майор! – доложил он.
– Что у Вас, лейтенант? – Черкашин присел на кровать.
– Понимаете, товарищ майор… – дежурный замялся, – В общем, солдат из караульной роты пропал. Вчера днём. Разводящий караул менять пришёл, а его нет….
– Оружие где? – первым делом поинтересовался майор.
– В том-то и дело, что автомат оставлен на посту, а часового нет.
– Хорошо, лейтенант, идите. Доложите подробно у меня в кабинете. Я скоро!
Начальник госпиталя настаивал ещё на паре дней отдыха, мол, нервная система ещё полностью не восстановлена, но Черкашин не был бы Черкашиным, если бы согласился!
– Ищи, майор! – бушевал подполковник Дорчиев, – Двое погибших за месяц, один вообще куда-то пропал, как это, а?! Нет ведь войны, в Москве олимпиада прошла, а у нас небоевые потери в части! Что я матерям этих солдат писать буду?!
– Разберусь, товарищ подполковник! – попытался успокоить командира Черкашин, – Анзор Тимофеевич, я обязательно разберусь!
В своём кабинете майор задёрнул окна. Полярный день, что поделаешь! Одиннадцать вечера, а солнце на самой макушке светит! Вспомнил, как долго привыкал к такой аномалии.
Открыл дело, которое завёл сразу после гибели первого солдата.
Так, с утра первым делом ещё раз сослуживцев опросить надо. Может, письмо какое получил и в бега подался, может, мучило его что-то. Дедовщины в части не наблюдается, иначе он бы точно об этом знал – в каждой роте свои люди. Может, и не красиво, но зато спокойней. Вот и солдатик этот что пропал, Мантуров…. Черкашин вспомнил его: красивый мальчишка, чернявый, с кудряшками. На таких девчонки первыми бросаются! А здесь, в тундре, кому бросаться? Майор даже качнул головой. Кроме той студентки на стойбище, вроде, как и некому! Студентка…. Надо ещё раз на стойбище наведаться, пораспрашивать. У неё ведь и муж, кажется, есть, про старуху уточнить. Больно уж запутанное дело вырисовывается!
Черкашин даже не заметил, как уснул за столом. Утром услышал шаги за дверью и проснулся. В коридоре шелестел шваброй дневальный, дежурный отвечал кому-то по телефону. Одёрнув штору, майор зажмурился. Солнце продолжало свой бег по кругу, а где-то в тундре скрывалась от Черкашина ещё непонятная и неразгаданная им до сегодняшнего дня тайна. На болотистой бесконечной равнине шла своя жизнь. Изредка
