Когда результаты экзаменов вывесили на школьной доске объявлений, ни для кого не стало сюрпризом, что все трое ребят начнут новый учебный год в шестом классе. Хотя несколько человек, за исключением тетушки Грэйс, были удивлены, когда Себастьяна пригласили в отдельную группу претендентов на получение стипендии в Кембридж.
Старший воспитатель дал согласие, чтобы Клифтон, Кауфман и Мартинес в свой выпускной год жили в одной комнате. Себастьян работал так же усердно, как и два его друга, однако мистер Ричардс посетовал директору школы: как бы мальчик в какой-то момент не ослабил рвение, что уже бывало с ним прежде. Его опасения, возможно, и не оправдались бы, не случись в этот последний год Себастьяна в Бичкрофт Эбби четырех инцидентов, которые повлияли на его будущее.
Первый произошел в самом начале новой четверти, когда Бруно пригласил Себастьяна и Вика поужинать с ним и его отцом в «Бичкрофт армс» – отпраздновать победу над экзаменаторами. Себастьян с восторгом согласился и ждал с нетерпением встречи с радостями шампанского, когда празднование в самый последний момент отменилось. Бруно объяснил, что якобы какие-то неотложные папины дела вынудили его нарушить планы.
– Скорее всего, он просто передумал, – сказал Вик, когда Бруно ушел на репетицию: он пел в хоре.
– Ты на что намекаешь? – Себастьян поднял взгляд от учебников.
– Мистер Мартинес вдруг узнал, что я еврей, Бруно отказался праздновать со мной, и он все отменил.
– Я допускаю, он все отменил, потому что ты зануда, Кауфман, но неужели кого-то колышет, что ты еврей?
– Колышет, и очень многих. Таких людей гораздо больше, чем ты думаешь. Ты что, не помнишь, как отмечали пятнадцатилетие Бруно? Он тогда объяснил, что ему разрешили пригласить только одного гостя и что моя очередь в следующий раз. Мы, евреи, таких вещей не забываем.
– И все-таки не могу поверить, что мистер Мартинес может отменить ужин по единственной причине, что ты еврей.
– Конечно, ты не можешь, Себ, но только потому, что твои родители – цивилизованные люди. Они не судят других по тому, на какой кровати их родили, и не передали своему сыну этого предрассудка: вон, тебе даже в голову это не приходит. Но к сожалению, большинство не на твоей стороне, даже в нашей школе.
Себастьян хотел возразить, но его друг еще не выговорился:
– Я знаю, некоторые думают, что у евреев паранойя насчет холокоста. Но кто может обвинять нас после все новых и новых разоблачений тех дел, которые на самом деле имели место в немецких концлагерях? Но поверь мне, Себ, антисемита я чую за тридцать шагов, и это лишь вопрос времени, прежде чем твоя сестра столкнется с той же проблемой.
Себастьян рассмеялся:
– Джессика не еврейка. Может, есть в ней что-то цыганское, но не еврейское.
– Уверяю тебя, Себ, хоть и видел я ее только раз, – она еврейка.
Вику все же удалось лишить Себастьяна дара речи.
Второй случай выдался на летних каникулах, когда Себастьян зашел в кабинет к отцу показать итоги экзаменационной сессии. Себастьян рассматривал большую коллекцию семейных фотографий на столе Гарри, когда его внимание привлекла одна – его матери под руку с его отцом и дядей Джайлзом на лужайке в Мэнор-Хаусе. Маме на снимке лет, наверное, двенадцать или тринадцать, и одета она в форму школы «Ред мэйдс». На мгновение Себастьяну почудилось, что это Джессика, – настолько они были похожи. Нет, это, конечно, всего лишь игра света… Но затем он вспомнил их приезд в приют доктора Барнардо и как быстро родители приняли его выбор, когда он лишь Джессику согласился признать сестрой.
– В целом весьма удовлетворительно, – сказал отец, перевернув последнюю страничку ведомости Себастьяна. – Жаль, что ты бросаешь латынь, но, уверен, у директора школы будут свои соображения на этот счет. И я согласен с доктором Бэнкс-Уильямсом: если ты продолжишь так же упорно работать, получишь верный шанс выиграть стипендию в Кембридж. – Гарри улыбнулся. – Бэнкс-Уильямс не склонен к преувеличениям, но в актовый день[36] признался мне, что занимается приготовлениями твоего визита в его старинный колледж в следующей четверти. Он надеется, что ты пойдешь по его стопам в Петерхаус, где, разумеется, он сам учился на призовую стипендию.
Себастьян все еще не мог оторвать глаз от фотографии.
– Ты меня слушаешь? – спросил отец.
– Папа, – тихо проговорил Себастьян, – тебе не кажется, что пришло время рассказать мне правду о Джессике? – Он перевел взгляд с фотографии на отца.
Гарри оттолкнул ведомость в сторону, чуть помедлил, решаясь, затем откинулся на спинку кресла и рассказал Себастьяну все. Он начал с того, как дед Себастьяна умер на руках Ольги Пиотровска, затем перешел к маленькой девочке, которую обнаружили в корзине в кабинете его отца, и как Эмма разыскала ее в приюте Барнардо в Бриджуотере. Когда рассказ подошел к концу, у Себастьяна оставался лишь один вопрос:
– А когда вы расскажете правду ей?
– Каждый день я задаю себе этот вопрос.
– Но почему ты так долго ждал, папа?
– Потому что не хотел заставлять ее испытать то, что, как ты говоришь, ежедневно испытывает твой друг Вик Кауфман.
– Джессике придется намного хуже, если она случайно натолкнется на правду сама.
Следующий вопрос Себа шокировал Гарри:
– Хочешь, я сам ей все расскажу?
Гарри с изумлением смотрел на своего семнадцатилетнего сына. Когда ребенок становится взрослым, спросил он себя.
– Нет, – наконец ответил он. – Мы с мамой должны взять эту ответственность на себя. Только надо выбрать подходящий момент.
– Подходящего момента не будет.
Гарри попытался припомнить, когда в последний раз он слышал эти слова.
Третий случай имел место, когда Себастьян впервые в жизни влюбился. Не в женщину, а в город. Это была любовь с первого взгляда, ведь он никогда не встречался ни с чем таким одновременно красивым, зовущим, желанным и заманчивым. К тому времени, когда пришла пора возвращаться в Бичкрофт, он был полон еще большей решимости увидеть свое имя оттиснутым на сусальном золоте школьной доски почета.
Вернувшись из Кембриджа, Себастьян окунулся в работу, не замечая часов, и даже директор школы начал верить, что «вряд ли» может обернуться «вполне вероятно». Однако затем Себастьян встретил свою вторую любовь, что повлекло за собой завершающий случай.
Какое-то время он лишь понаслышке знал о существовании Руби, но обратил на нее внимание только к последней четверти в Бичкрофте. Возможно, этого бы не произошло, не коснись она его руки, когда он стоял в столовой у раздачи, дожидаясь тарелки каши. Себастьян было решил, это случайность, и не вспомнил бы потом, но на следующий день все повторилось.
Он стоял в очереди за добавкой овсянки, хотя в первый его подход Руби положила ему в тарелку больше, чем остальным. Когда он уже поворачивался, чтобы идти к столу, Руби втиснула в его руку листочек бумаги. Но Себастьян развернул его лишь тогда, когда после завтрака остался один в своей комнате.
«Увидимся на Скул-лейн после пяти?»
Себастьян хорошо знал, что Скул-лейн находится за пределами школьной территории, и если мальчик попадется там, то непременно получит «шесть горячих»[37] от старшего воспитателя. Но рискнуть, решил он, стоило.
Когда прозвенел звонок к окончанию последнего урока, Себастьян выскользнул из класса и длинным окольным путем отправился вокруг игровых полей, затем перелез через деревянный забор и неуверенно побрел вниз по крутому склону к Скул-лейн. Он опоздал на пятнадцать минут, но Руби вышла из-за дерева и направилась прямо к нему. Себастьяну показалось, что она выглядела совсем по-другому, и не оттого, что сейчас на ней был не кухонный фартук, а белая блузка и черная плиссированная юбка. Она к тому же распустила волосы, и впервые он заметил на губах девушки помаду.
У них нашлось не так уж много тем для разговоров, однако после первого свидания они стали встречаться дважды, иногда – трижды в неделю, но всякий раз не более чем на полчаса, поскольку обоим необходимо было возвращаться к ужину в шесть.
Во время их второй встречи Себ поцеловал Руби, но не сразу она познакомила его с восхитительным чувством, когда губы обоих раскрываются и соприкасаются языки. Однако дело у него не заходило дальше ощупывания и прикосновений к различным частям ее тела, когда они прятались за деревом. И только за две недели до конца четверти она позволила ему расстегнуть пуговицы ее блузки и положить руку на грудь. Неделей позже он нащупал застежку ее бюстгальтера и решил, что, как только экзамены останутся позади, он продвинется вперед по двум предметам.
Вот когда все пошло не так.
28
– Временное отчисление?
– Ты не оставляешь мне выбора, Клифтон.
– Но до конца четверти всего четыре дня, сэр.
– И бог знает что ты еще можешь вытворить за эти четыре дня, если я на время не отчислю тебя, – парировал директор.
