– «Олд бойз», – проговорил он вслух, припоминая.
Сегодня вечером на ежегодном ужине в Лондоне он должен выступить у них с докладом об окончании четверти – своим последним докладом после пятнадцати лет работы директором школы. Его не особо заботил Уэлшман, выбранный ему на смену: эдакий свой парень, который не завязывал галстук-бабочку и, наверное, отпустил бы Клифтона без предупреждения.
Секретарь распечатала речь и оставила ему просмотреть на случай, если захочет в последний момент что-либо изменить. Он намеревался перечитать ее еще раз, но, пообщавшись с Клифтоном, понял, что не сможет. Любые изменения в последнюю минуту будут внесены от руки в поезде по пути в Лондон.
Директор взглянул на часы, убрал листы с речью в портфель и отправился наверх, в свои апартаменты. К счастью, жена уже упаковала его смокинг и брюки, галстук, носки на смену и несессер с туалетными принадлежностями. Жена отвезла его на вокзал, и они прибыли лишь за несколько минут до отправления экспресса на Паддингтон. Директор приобрел билет туда и обратно в первый класс и поспешил через пешеходный мост к дальнему перрону – к нему только что подошел поезд, и вот-вот начнется высадка пассажиров. Он ступил на платформу и вновь взглянул на свои часы: еще пять минут в запасе. Он кивнул кондуктору, менявшему красный флажок на зеленый.
– Посадка заканчивается! – прокричал кондуктор в тот момент, когда директор направился к секции вагонов первого класса в голове состава.
Он забрался в вагон и устроился в уголке. Здесь висело облако табачного дыма. Отвратительная привычка. Он полностью согласен с корреспондентом «Таймса», который недавно предложил, чтобы «Большая западная железная дорога» повысила количество вагонов первого класса для некурящих пассажиров.
Директор достал из портфеля свою речь и положил на колени. Затем поднял глаза: дым рассеялся, и тут в другом конце вагона он увидел его.
29
Себастьян затушил сигарету, вскочил, вытянул свой чемодан из сетки над головой и, ни слова не говоря, покинул вагон. Его не оставляло болезненное ощущение, что хотя директор ничего не заметил, но все же не спускал с него глаз.
Он потащился с чемоданом в конец состава, где втиснулся в переполненный вагон третьего класса. Он смотрел в окно и напряженно искал выход из новой передряги.
Может, ему вернуться в первый класс и объяснить директору, что он собирается провести несколько дней в Лондоне со своим дядей сэром Джайлзом Баррингтоном, членом парламента? Почему же тогда он так поступил, ведь ему велели возвращаться в Бристоль и вручить отцу письмо доктора Бэнкс-Уильямса? Все дело в том, что его родители в настоящий момент находились в Лос-Анджелесе на церемонии награждения его матери дипломом о бизнес-образовании, причем дипломом с отличием, и не вернутся в Англию до конца недели.
«Тогда почему же ты не сказал мне этого сразу, – мысленно услышал он вопрос директора, ведь тогда старший воспитатель взял бы тебе другой билет?»
Потому что собирался вернуться в Бристоль в последний день четверти с единственной целью: когда родители в субботу приедут, они ничего не узнают. Да и так все сошло бы гладко, если б он не сидел в вагоне первого класса и не курил. Его ведь предупредили о последствиях в случае нарушения еще хоть одного правила школьного распорядка до конца четверти. Конца четверти. Выйдя из школы, он за один час нарушил три правила. Но ведь он никак не думал, что еще когда-нибудь в своей жизни увидит директора.
Себ хотел сказать, мол, я выпускник и могу делать что хочу, но знал: это не сработает. И если он все же решит вернуться в вагон первого класса, то директор может обнаружить, что у него билет только третьего класса: банальный трюк, к которому он прибегал каждый раз, когда ездил в школу и из школы в начале и конце четверти.
Он устраивался на угловом месте в вагоне первого класса так, чтобы хорошо просматривался коридор. Как только в дальнем конце вагона появлялся контролер, Себастьян подхватывался и скрывался в ближайшем туалете, не запирая дверь, но оставляя знак «не занято» на месте. Как только контролер переходил в следующий вагон, он возвращался в купе первого класса и оставался там до конца поездки. А поскольку этот поезд шел без остановок, трюк удавался всегда. Однажды, правда, почти сорвалось, когда бдительный кондуктор вернулся и застукал его в неположенном вагоне. Он сразу же разразился слезами и извинениями, объясняя, что мама и папа всегда ездят первым классом, а он даже не знал, что существует третий класс. Его простили, но тогда ему было всего одиннадцать. Теперь ему семнадцать, и не поверит ему не только кондуктор.
Себастьян понял, что на этот раз его точно не простят. И, учитывая, что в сентябре в Кембридж уже не едет, принялся размышлять о том, чем заняться по прибытии на Паддингтон.
Директор даже не взглянул на текст своей речи, а поезд тем временем летел через сельскую местность к столице.
Может, следует пойти поискать мальчишку и потребовать объяснений? Директор знал, что старший воспитатель вручил Клифтону билет третьего класса в один конец до Бристоля. Что же тогда он делал в вагоне первого класса поезда в Лондон? Может, перепутал поезд? Нет, этот парень всегда знал, в каком направлении будет двигаться. Просто не предполагал, что попадется. В любом случае он курил, несмотря на недвусмысленное предупреждение о том, что школьные правила в силе до последнего дня четверти. И часа не прошло, как мальчишка нарушил обещание. Не было никаких смягчающих обстоятельств. Клифтон не оставил ему выбора.
Завтра утром на собрании он объявит, что Клифтон исключен. Потом позвонит председателю приемной комиссии в Петерхаусе и следом – отцу мальчишки и объяснит, почему его сын на Михайлов день не поедет в Кембридж. В конце концов, доктор Бэнкс-Уильямс должен заботиться о добром имени школы, которой усердно служил последние пятнадцать лет.
Директор перевернул несколько страничек своей речи, прежде чем отыскал нужное место. Он перечитал слова, которые написал об успехах Клифтона, чуть помедлил, а затем решительно перечеркнул абзац.
Себастьян размышлял, первым ему сходить или последним, когда поезд подойдет к платформе вокзала Паддингтон. Наверное, это не так уж важно, раз ему удалось не наткнуться на директора.
Он решил, что сойдет первым, подвинулся на краешек своего сиденья и оставался так последние двадцать минут поездки. Порывшись в карманах, выяснил, что у него один фунт двенадцать шиллингов и шестипенсовик. Это куда больше обычного: старший воспитатель вернул ему неизрасходованные карманные деньги.
Изначально он планировал провести несколько дней в Лондоне, а потом, в последний день четверти, вернуться в Бристоль, причем отдавать письмо директора отцу он вовсе не собирался. Себастьян достал из кармана конверт, адресованный «Г. А. Клифтону, эсквайру, – лично». Быстро окинул взглядом вагон и, убедившись, что никто на него не смотрит, вскрыл конверт. Медленно прочел письмо директора, затем перечитал. Оно было сдержанным, учтивым и, к удивлению Себастьяна, не содержало упоминаний о Руби. Если бы он только сел на поезд в Бристоль, поехал домой и отдал письмо отцу, когда тот вернулся из Америки, все могло бы быть совсем по-другому. Проклятье. Что директор вообще делал в этом поезде?
Себастьян убрал письмо в карман и попытался сосредоточиться на том, чем займется в Лондоне. Ведь не станет же он возвращаться в Бристоль, пока не минует буря, а на это уйдет какое-то время. Но как долго он сможет продержаться с одним фунтом двенадцатью шиллингами и шестью пенсами? Ладно, посмотрим…
Задолго до подхода поезда к Паддингтону он уже стоял у двери вагона. Спрыгнул на перрон, побежал к турникету настолько быстро, насколько это было возможно с тяжелым чемоданом в руке, отдал билет контролеру и скрылся в толпе.
Прежде Себастьян был в Лондоне лишь раз – тогда приезжал сюда с родителями, а у вокзала ожидала машина, которая мгновенно домчала их до городского дома дяди на Смит-сквер. Дядя Джайлз сводил его в лондонский Тауэр – показать королевские регалии, а затем в Музей мадам Тюссо – полюбоваться восковыми фигурами Эдмунда Хиллари, Бетти Грейбл и Дональда Брэдмана. Потом они пили чай с булочками с корицей в отеле «Риджент пэлас». На следующий день Джайлз устроил им экскурсию в палату представителей, и они видели Уинстона Черчилля, с хмурым видом сидевшего на передней скамье. Себастьян тогда удивился, как мал ростом этот человек.
Когда пришло время возвращаться домой, Себастьян сказал своему дяде, что ждет не дождется, когда снова приедет в Лондон. Вот он и вернулся, только нынче его не встречает машина, а дядя станет последним человеком, которого бы он рискнул навестить. Он понятия не имел, где проведет ночь.
Когда Себастьян пробирался сквозь толпу, кто-то врезался в него, едва не сбив с ног. Обернувшись, он увидел спешащего прочь парня, который даже и не подумал извиниться.
