– Хочешь ванну?
– Не знаю. Я ничего не знаю.
– Пойдем. – Он взял меня за руку, не дав обернуться в простыню.
Мы долго сидели в узенькой гостиничной ванне, брызгались, поливались из душа, сдували друг с друга мыльную пену. Я поняла, что заниматься любовью в ванне совсем не так романтично, как это может показаться со стороны. Мы поскользнулись и чуть не упали в самый ответственный момент, залив пол целым ведром выброшенной за борт воды.
– Вот мы идиоты! – прыснули мы и прямо так, мокрыми и счастливыми, упали на кровать.
Счастье, счастье... безголовое, безрассудное, без мыслей и без вопросов – оно было прекрасно в своей бессмысленности и быстроте. А потом навалилось утро, а вместе с ним в комнату ворвалась реальная жизнь, о которой мы с таким успехом забыли. Одеваясь в ставшую уже несвежей одежду, я почувствовала себя бесконечно усталой и пустой. Я пожалела, что не отнеслась к сборам с большим вниманием. Журавлев, свежий и выбритый, смотрел на меня привычно-отвлеченным, деловым взглядом, и о прошедшей ночи напоминали только глубокие темные круги под глазами и красные, припухшие губы. Я смотрела на них как на свои трофеи, испытывая странную глупую гордость. Оказывается, я умею сходить с ума. Не знала, не замечала за собой. И уж точно не за ним.
* * *
Мы снова сидели в ресторане, в том же самом, где и прошлой ночью, но теперь мы только молча смотрели в свои тарелки. На моей лежала слегка недожаренная яичница с беконом, которую я заказала, хотя терпеть ее не могу. Максим попросил свежий апельсиновый сок и мюсли. Сказал, что нужно восстановить баланс витамина С. Посоветовал мне тоже выпить соку, а я отказалась из чистой вредности, хотя от кофе меня тоже уже мутило. Я выпила его слишком много.
– Не знала, что завтраки тут входят в обслуживание. Как это называется? Полупансион? У нас с Варечкой тоже полупансион, но мы завтраков не подаем, – зачем-то разболталась я. Просто устала молчать и смотреть, как он читает газету. И делает вид, что ничего не произошло. Мне хотелось прыгать и смеяться, а он читал какую-то глупую сводку по Верховному Суду.
– Да. Наверное, – пробормотал он, переворачивая страницу. – Ника, меня ждут в банке. Мне придется отправить тебя одну в прокуратуру, ладно? Ты сможешь сесть за руль?
– А почему нет? – удивилась я.
– Ну... не знаю, – растерялся он. – Просто...
– Я нормально сяду за руль, – заверила его я, лукаво улыбаясь. – Я вообще на многое способна.
– Да? – нахмурился он. – На что именно?
– На все!
– Ника, послушай, – сказал он, и по одному его тону я поняла, что он скажет дальше. И моментально разозлилась. Неужели нельзя оставить все как есть, не проговаривать детали и ничего не обсуждать? И не ставить на нашу ночь дурацких штампов? «Мы оба погорячились, мы не должны были... »
– Нам пора. Потом поговорим, ладно? – засуетилась я, но Журавлев остановил меня, поймав за руку, и усадил рядом.
– Послушай меня. Прошу тебя.
– О, мы уже на «ты», – подметила я. – Прогресс.
– Мы должны как-то обсудить, что это было и что будет дальше, – все-таки произнес он.
Я вздохнула и повернулась к нему.
– Ну давай. Давай обсудим. Что ты хочешь обсудить?
– А ты не считаешь это необходимым? – насупился он.
– Ну хорошо. И что же будет дальше? Большая любовь? – хмыкнула я и ответила самой себе: – Вряд ли. Легкий секс? Ближе к истине...
– Не думаю, – нахмурился Журавлев.
– А может, просто ничего и не было? А, как вариант? Как ты сам-то думаешь? И вообще, почему это обязательно нужно навесить таблички?
– Ника, мы работаем вместе.
– Я знаю. И, заметь, не прошу выходного. Бумаги – разберу, пока буду сидеть в очереди в прокуратуре. Вы довольны, Максим Андреевич? – ёрничала я.
– Ника, – взмолился он устало и безнадежно.
– Ну что?
– Я... я не знаю, – он отвернулся и снова вцепился в газету.
Я покачала головой, вынула у него из рук газету и посмотрела ему в глаза:
– Все будет хорошо.
– Ты не понимаешь. Я не должен был... Это было зря.
– Зря? – обиделась я.
– Нет, постой, – испугался он.
Я вскочила, оставив бекон нетронутым, промокнула губы салфеткой и направилась к выходу. Он бросился за мной.
– Вас довезти до банка? – спросила я, когда Синяя Борода попытался меня остановить.
– Ника, я не знаю, что сказать... От меня никакого толку. Я уже ничего не хочу, кроме покоя, – пробормотал он, пока я ждала лифта.
Я вздрогнула и повернулась к нему. Он говорил моими словами, и от этого становилось только хуже.
– Я не собираюсь устраивать сцен. Хочешь, давай вообще забудем о том, что произошло? Ничего серьезного, да? Легкий «крышеснос» на фоне усталости и стресса. Хочешь так? Я согласна. Я сама очень ценю покой.
– Не в этом дело. Я боюсь, что только испорчу тебе жизнь.
– Можешь не бояться. Это тебе не удастся, – усмехнулась я, заходя в лифт. – Моя жизнь и без тебя достаточно поганая.
– Почему? Из-за трудовой книжки? – свел брови он.
Я помолчала, про себя изумившись, как, по сути, мало мой шеф знает про меня. Ничего, ничего не знает, даже адреса моей Варечки. Знает только, что я живу где-то около Патриарших прудов. Даже того, почему я вообще оказалась у него и какая я на самом деле. Для него я – тоненькая, нервная девочка, бегающая по городу, куда ее пошлют. Может быть даже, девочка из материально неблагополучной семьи, нуждающаяся в такой работе, как моя. Девочка из ниоткуда. Вот и славно. Не знает и не узнает, подумала я.
– Все, приехали. Нам пора, – перевела тему я, хлопнув в ладоши и изобразив дикую деловую активность. Максим внимательно смотрел на меня, а я сделала вид, что этого не замечаю. Я зашла в номер и принялась упаковывать бумаги, чтобы взять их с собой. Я чувствовала на себе его горячий взгляд, чувствовала его напряжение, но сделала вид, что сосредоточена на делах. Я забрала стопку с собой в комнату и закрыла за собой дверь, чтобы избежать ненужной сцены. И даже если мой Журавлев стоял перед этой дверью и бился в нерациональном порыве ее открыть, он этого не сделал. Он остался с другой стороны, а через полчаса мы сидели в машине и каждый ехал по своим (вернее, по его) делам.
Глава 14
Самая ненужная вещь на свете
День своего двадцатичетырехлетия я встретила за рулем запыленной чумазой журавлевской «Ауди». Праздник удался. Мы практически не разговаривали, он делал вид, что погружен в свои треклятые бумаги, а я искренне наслаждалась тем, как лужи от прошедшего дождя поднимаются фонтаном вверх из-под колес летящей машины. Мне нравилось чувствовать, как на секунду теряется управление и кожаный руль норовит выскользнуть из-под пальцев. Одно неосторожное движение – и машина летит в кювет, разбивается о стоящее там ни в чем не повинное дерево. И все кончается. И больше ничего никому не нужно объяснять.
