Мистер Марко опять разразился холодным, начисто лишенным веселья кудахтающим смехом. От этого смеха вверх по позвоночнику Кельвина неизменно пробегал озноб. Он представил себе жирную тушу мистера Марко, сидящего в черном кожаном кресле с подлокотниками, вырезанными в форме оскаленных львиных морд. Его широкое лунообразное лицо не выражает ничего, а тусклые страшные глаза черны, точно отверстия в стволах двустволки, рот чуть скошен на сторону, губы красные, как ломти сырой печенки.
— Сдается мне, ты ни черта не понимаешь, Кельвин, — наконец сказал он. — Я ничего тебе не должен. Дело в том, что ты увел не тот гримировальный набор…
— Как так? — хрипло выговорил Кельвин.
— Все это есть в «Таймс», голубчик. Однако не вини себя, мальчик мой, я тебя, кстати, не виню. Какая-то музейная крыса напутала, и набор грима несравненной Джин Харлоу поменяли местами с одним из наборов Комнаты Ужасов. Ее набор был из натурального черного дерева, а в красную шелковую подкладку были вшиты бриллианты, предположительно символизирующие ее романы. А тот, что увел ты, принадлежал Арлану Кронстэйну — актеришке, снимавшемуся в фильмах ужасов. Благодаря своему гриму и маскам разных уродов и чудищ он был очень известен в конце тридцатых и в сороковые годы. Его убили… лет десять-одиннадцать назад в венгерском замке, который он себе отгрохал на голливудских холмах. Помнится, обезглавленное тело бедняга нашли болтавшимся на люстре. Так-то вот. Однако кто в наши дни не ошибается? Вся жизнь сплошная ошибка, не так ли? А теперь извини меня…
— Прошу вас! — сказал Кельвин, задыхаясь от отчаяния и бешенства. — А может быть… может, вы сумеете продать коробку с гримом этого парня, что снимался в ужастиках?
— Может быть. Кое-какие из его лучших фильмов — «Восставший Дракула», «Месть волка», «Лондонские вопли» — все еще порой откапывают для поздних ночных телепрограмм. Но на поиски фанатика-коллекционера потребуется время, Кельвин, а твоя коробка в наше время весьма и весьма опасный товар. Ты погорел на ней, Кельвин, и я подозреваю, что остывать тебе предстоит очень скоро в тюрьме Чайно…
— Но мне… мне позарез нужны эти три штуки баксов, мистер Марко! У меня уже есть на них планы!
— Ты что, свихнулся? Я ведь уже говорил, что ничего тебе не должен. Впрочем, на прощание дам тебе один хороший совет, Кельвин. Уезжай-ка ты отсюда далеко-далеко и всю оставшуюся жизнь держи рот на замке насчет моей деятельности. Уверен, что ты знаком с методами мистера Кроули, хотя пока и не имел возможности лично оценить их эффективность.
— Да, — пробормотал Кельвин. — Да, сэр. — Кровь в висках стучала в такт сердцу.
Ему доводилось встречаться с мистером Кроули — скелетом шести футов росту, который работал у мистера Марко «специалистом по уговорам». Каждый раз, когда он видел Кельвина, глаза его начинали гореть жаждой крови.
— Но… что же мне делать? — в отчаянии выкрикнул Кельвин.
— Видишь ли, ты — мелкая сошка, мальчик мой, а занятия мелких людишек — не моя забота. Зато я растолкую тебе, чего тебе не следует делать. Тебе не следует больше звонить в эту контору. А также тебе не следует упоминать мое имя до самого конца своей жизни… которая, предоставь я право решения мистеру Кроули, оборвалась бы раньше, чем ты успел бы повесить трубку. Что я и собираюсь сделать. — И с последним холодным смешком телефон умолк.
Кельвин некоторое время созерцал трубку, словно надеясь, что та, может быть, опять оживет. Но трубка с презрением гудела ему в лицо. Он медленно опустил ее на рычаги и как сомнамбула направился к себе в комнату. Послышался звук полицейской сирены, и в душе Кельвина возникла паника, но звук доносился издалека и постепенно замер.
«Что же делать? — беспрестанно крутилось в голове, словно там заела сломанная пластинка. — Что же теперь делать?» Он закрыл дверь и запер ее на щеколду, а потом обернулся к коробке с гримом, лежавшей на столе.
Крышка была открыта, и Кельвин подумал, что это странно — ведь он помнил (или так ему казалось), что вчера вечером закрывал ее. Пыльные лучики света лизали серебряные скрюченные пальцы защелки. «Так глупо облажаться! — подумал Кельвин, и его охватила злоба. — Дурак, дурак, дурак!»
Он в два широких шага пересек комнату и, схватив коробку, занес над головой, чтобы вдребезги разбить об пол. Внезапно что-то будто укусило его за палец, и он, взвыв от боли, уронил коробку обратно на стол; ящичек перевернулся, из него хлынули баночки и гримировальные карандаши.
Между тем на пальцах Кельвина, в том месте, где по ним, словно клешня омара, ударила захлопнувшаяся крышка, остался багровый рубец. «Эта тварь меня укусила!» — подумал он, пятясь прочь от коробки.
Серебряная рука поблескивала в полумраке, согнув один палец, точно приглашала.
— Пойми, я должен от тебя избавиться! — сказал Кельвин, в страхе вздрогнув при звуке собственного голоса. — Если копы тебя найдут, я влип!
С этими словами он впихнул весь просыпавшийся грим обратно в футляр, закрыл крышку и, прежде чем взять коробку в руки, с минуту испытующе смотрел на нее. Потом он пронес ее по коридору к черной лестнице, спустился в тянувшийся за домом узкий проулок и там затолкал в недра помойного бака, под старую шляпу, несколько пустых бутылок и коробку от пиццы. Потом вернулся к таксофону и, трепеща, набрал телефон квартиры Дэйни; номер не отвечал, и Кельвин позвонил в «Клуб Зум». Трубку поднял бармен Майк.
— Как делишки, Кэл? — На заднем плане играл музыкальный автомат; «Иглз» пели о жизни в отеле «Калифорния». — Нет, Кэл. Дэйни сегодня раньше шести не появится. Извини. Может, передать ей чего?
— Нет, — сказал Кельвин. — Все равно спасибо.
Он повесил трубку и вернулся к себе, гадая, где черти носят Дэйни. Кажется, ее никогда нельзя было застать на месте. Она никогда не звонила, никогда не давала знать, где находится. Разве не купил ей Кельвин симпатичное позолоченное ожерелье с парой бриллиантиков, чтобы показать, что не злится за того старикана из Бель-Эйр, которого она динамила? Да, ожерелье стоило Кельвину кучу денег; из-за него-то он и попал в нынешний финансовый переплет.
Кельвин стукнул кулаком по карточному столику и попытался разобраться, что к чему: надо было так или иначе раздобыть денег. Он мог бы попробовать заложить свой приемник или даже стребовать с Корки Макклинтона давнишний бильярдный долг, но этого им с Дэйни в Мексике вряд ли хватило бы надолго… Нет, ему кровь из носу нужно было получить свои три тысячи с мистера Марко! А как насчет Кроули? Этот профессиональный убийца прихлопнет его как муху из своего сорок пятого калибра!
Что делать, что делать, что делать?
Перво-наперво, решил Кельвин, пропустить глоток и успокоиться. Он открыл буфет, вынул бутылку джина и стакан, но пальцы его тряслись так, что Кельвин не смог себе налить, поэтому он отбросил стакан и сделал большой глоток прямо из горлышка. Джин опалил горло и пищевод и адским пламенем скатился вниз.
«Черт побери эту чертову коробку! — подумал Кельвин и сделал еще один глоток. — Черт побери мистера Марко! — Еще глоток. — Черт побери Кроули. Черт побери Дэйни. Черт побери идиота, который махнул местами эти вшивые коробки с гримом. Черт побери меня самого, что взялся за эту идиотскую работу…»
Закончив проклятиями по адресу своих троюродных и четвероюродных братьев, проживающих в Аризоне, Кельвин вытянулся на диван-кровати и уснул.
Проснулся он с одной-единственной ужасающей мыслью: копы! Но он был в комнате один, никого больше, никакой полиции, все в полном порядке. Правда, в голове гудело, и свет за небольшими, затянутыми смогом окошками тускнел — вечерело. «Что делать? — подумал Кельвин. — Проспать весь день?» Он потянулся за бутылкой, стоявшей на карточном столике рядом с футляром с гримом, и увидел, что джина осталось примерно полглотка.
Поднеся бутылку к губам, Кельвин проглотил остатки, и в животе забурлило еще сильнее.
Когда его затуманенный взор вновь остановился на коробке с гримом, он выронил бутылку на пол.
Крышка коробки была откинута, а серебряная рука собрала в пригоршню тени синих сумерек.
— Что ты тут делаешь? — невнятно пробормотал Кельвин. — Разве я не избавился от тебя! Разве я не… — Он силился сообразить, что же такое произошло, он припоминал, что вроде бы отнес эту штуковину в помойку, но, впрочем, и такое могло ему присниться. — От тебя одни несчастья, вот что! — закричал он. С трудом поднявшись на ноги, Кельвин, покачиваясь, выбрался в коридор, добрался до таксофона и еще раз набрал номер антикварной лавки.
Низкий тяжелый голос ответил:
— «Магазин антиквариата Марко».
Кельвин вздрогнул; это был Кроули.
— Это Кельвин Доус, — выговорил он, собравшись с духом. — Доус. Да, Доус. Позвольте мне поговорить с мистером Марко.
