Но в голове все время вертелись соблазнительные картины.
Он в испуге бросил взгляд на хозяина: говорят, Верховный умеет читать чужие мысли… Но Верховный даже не смотрел на него, занятый собственными мыслями.
* * *
Настал все-таки день — это случилось уже ближе к осени — когда результаты выборов в республике были признаны действительными. Немалая заслуга принадлежала в этом Матейченкову, умелые действия которого умеряли страсти, не давая им перехлестнуть через край.
Итак, Семенова провозгласили президентом.
Однако эта акция получила побочный результат, который Матейченков, увы, тоже прогнозировал: число митингующих на центральной столичной площади не только не уменьшилось, но начало возрастать.
Как-то, это было в один из последних дней августа, Завитушный притаранил ему очередную сводку оперативников о главных городских событиях за предыдущий день.
— Число митингующих на площади — пять тысяч человек, — прочел вслух генерал и посмотрел на помощника.
Завитушный сказал:
— Вчера было на две сотни меньше.
— Что же это делается, братцы?
— Растет митинг, растет, как раковая опухоль, — вздохнул сокрушенно помощник.
— Народ никак не успокоится.
— Да, покой нам только снится.
Генерал досмотрел сводку до конца:
— И тут нелады, и там не слава богу. Колготишься, а толку чуть. Вот и лето пролетело, как один день.
— Один день Ивана Денисовича, — не мог не сострить неугомонный и быстрый на язык Завитушный.
— Скорее, Ивана Ивановича, — поправил Матейченков, успевший привыкнуть к словесным выкрутасам своего помощника.
— Можно и так, — согласился тот.
— Ну, брат, если ты способен еще шутить, значит, не все потеряно, — заметил Матейченков.
— Какие будут распоряжения?
— Еще четыре части ОМОНА надо привести в боевую готовность.
— Ого.
— И сообщить на базу внутренних в войск в предгорье Эльбруса, пусть не расслабляются.
— Не жирно?
— В самый раз.
— Может, еще китайский десант вызвать?
— Какой такой китайский десант?
— Ах, ты не знаешь этот анекдот? Мужик приходит в ресторан, кидает сотнягу оркестру:
— Исполните мне песню про китайский десант.
Музыканты пожимают плечами: не знаем, мол, такой песни. Не слыхивали никогда про такую.
Мужик им еще сотнягу:
— Исполните, душа горит!
Дирижер отвечает:
— Мы бы рады, да подзабыли. Может, напоешь?
— Это пожалуйста, — говорит мужик и затягивает:
Лица желтые над городом кружатся…
— Вопросов нет, — подытожил генерал.
* * *
А круги, вызванные внезапной гибелью мусульманской террористки, продолжали расширяться.
В первые дни после ее смерти Сергей Завитушный завладел ее снайперским оружием и не мог им нахвалиться. Он демонстрировал его шефу, взахлеб рассказывал о его оптической системе, безусловно, лучшей в мире, которая на голову выше хваленой цейссовской, холил ее и лелеял, смазывал и вообще разве что не ложился с ней в собственную койку.
Ивану Ивановичу трофейное оружие тоже понравилась: с таким поохотиться — сплошное удовольствие.
Однако весть о чудо-винтовке ширилась и в конечном счете достигла определенных кругов Москвы.
И грянул гром: Москва затребовала к себе эту самую снайперскую винтовку. Спорить тут не приходилось.
Сергей Завитушный был совершенно убит этим обстоятельством, и когда полпреда вызвала для доклада Москва, уговорил его поинтересоваться знатным ружьишком. Генерал пообещал нащупать концы. Может, чего доброго, удастся вернуть его после того, как специалисты снимут с него копию?!
Генерал не забыл просьбу своего помощника, да ему и самому было досадно выпустить из рук чудо-ружье.
Будучи в министерстве Обороны и сидя с дружком-генштабистом в буфете, он завел разговор о ружье.
— Слушай, Вань, это то покушение, когда снайперша погибла? — переспросил генштабист.
— Оно самое, — подтвердил генерал. — Ты-то откуда знаешь об этом террористическом акте?
— Чудак-человек! Да у нас в Генштабе, да и в министерстве Обороны, в течение нескольких дней только и разговору об этом было.
— Делать вам, штабистам, больше нечего, как я погляжу!.. — проворчал недовольно генерал.
— А что? Ты у нас, Ваня, фигура заметная.
— Где уж нам, дуракам, чай пить!.. — махнул рукой генерал, но видно было, что это ему приятно.
— Ладно-ладно, не прибедняйся, полпред!
— Но послушай, речь не обо мне, — перевел Матейченков разговор.
— А о чем? — воззрился на него генштабист и сделал глоток остывшего к этому времени чая.
Генерал вкратце изложил историю снайперского ружья.
— Что же ты хочешь?
— Вернуть его, если можно.
— Попробуем, хоть это сложно. У меня есть связи в Росвооружении, — озаботился генштабист.
Увы, ничего хорошего из просьбы полпреда не вышло. Заметно погрустневший друг сообщил ему через два дня, что на его трофей положила глаз какая-то важная шишка из министерства.
— Ладно, пусть государство пользуется, — вздохнул полномочный представитель. — Что делать?
— Боюсь, что и государству не достанется.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сказал… — И, понизив голос и оглянувшись — они разговаривали в коридоре Минобороны — штабист пояснил: — Есть тут вельможа один, все под себя гребет. И добро бы только под себя, это еще вытерпеть можно, а не то, глядишь, и за границу сбагрит… Так и живем.
— Что ж вы его за жабры не возьмете?
— Не получается, дружище. Рука у него волосатая наверху. Она его, понимаешь, и держит.
— Наверху?
Приятель нагнулся к его уху и прошептал:
— На самом-самом…
* * *
Кавказской осенью зачастили дожди, похожие на московские, такие же долгие и нудные.
— Где же ваша золотая осень? — спросил как-то Матейченков.
— Год на год не приходится, — ответил Завитушный. — А вообще у нас погодой командует старик Эльбрус.
— Это как?
— Старики говорят, что гора все время работает с облаками. Сначала притягивает их к себе, словно магнит, насыщает влагой, а потом отправляет обратно: кропите, мол, землицу, помогайте крестьянам-хлебопашцам…
— Мудрая гора.
— Потому что старая.
Дороги развезло, проехать по ним, особенно за городом, можно было с большим трудом.
Генерал Матейченков спал с лица, похудел. Надо было всюду поспеть. Завитушный едва поспевал за ним, иногда и отставал.
Черкесы во главе со Станиславом Деревым, осознав, что выборы ими окончательно проиграны, и плетью обуха не перешибешь, сменили тактику: они теперь требовали своего выделения из КЧР в особую автономную область.
* * *
Магомету-Расулу показалось, что допрос длится не час, а целую вечность. Головной шейх кружил вокруг главного, сыпал вопросами, и каждый из них, казалось, все туже затягивает удавку на его шее.
Чудилось, что даже потолок стал ниже, и на голову его давит вся многотысячетонная глыба горных пород, лежащих над потолком подземного дворца.
— Можно… воды? — взмолился наконец допрашиваемый, надеясь хоть на минутку перерыва.
— Воды? Ишь ты, какой ты нежный. Бери с меня пример: я же не прошу пить… Так что терпи, коза, а то мамой будешь, — продемонстрировал Верховный тонкое знание русского языка.
* * *
Матейченков и Завитушный ехали в дальний лагерь, где дислоцировался отряд ОМОНА, который совсем недавно в качестве подкрепления прибыл из Ленинградской области.
Газик осторожно побирался между луж, разбросанных на дороге, из-под колес его взлетали тучи брызг, неутомимо работали иногда застопоривающиеся дворники, очищая от осенней воды лобовое стекло машины.
— Рассыпается моя республика на части, — вздохнул Сергей Сергеевич, глядя на унылый пейзаж за окошком.
— А что поделаешь? Черкесы с карачаевцами развестись хотят, как поссорившиеся супруги.
Шофер неожиданно добавил:
— А столько лет вместе жили.
— Значит, развод, — заключил помощник.
— Дело совсем не простое, — покачал головой Матейченков. — Как ты, к примеру, границу новую проведешь? У меня голова опухла, когда слушал их споры. Вот и еще одно яблоко раздора. А сколько их, этих яблок!..
— Ничто не ново под луной, — сказал Завитушный. — Знаешь, Иваныч, похожая ситуация была у нас в 1926 году. Тогда у нас тоже была единая республика, причем совсем молодая — ее создали четыре года назад, в 1922 году. И вдруг — межнациональный взрыв. Раздоры, свары — не приведи господь!
— И результат?
— Разделились на три части — Карачай, Черкесию и Баталпашинский район.
— Легко разделились?
— В два счета.
— И границы быстро определили?
— Запросто. Даже конфликтов серьезных не было, все решили полюбовно.
