— Грамотный ты, парень, — пробормотал Хольвин озадаченно.
Волка как будто позабавило его замешательство; его мрачная усмешка превратилась в ухмылку, почти собачью, почти польщенную. Он еле заметно расслабился.
— Наш Старый грамотный, — сказал с оттенком гордости. — Он много рассказывал про то, как люди охотятся. Про нормальную человеческую Стаю, я имею в виду, — в голосе послышалась нотка мрачного юмора. — Среди людей иногда такие попадаются — нормальные бойцы. Он в молодости с такими встречался, говорит, все было правильно, четко, честная война за охотничьи угодья. Те были сильные, наши в чащу ушли, те, кто выжил. Мы силу уважаем, проиграли — уходим, не огрызаемся, закон ясен…
— А в этот раз, по-твоему, что было не так? — спросил Хольвин. — Кто стрелял: спецы, настоящие охотники — или нет, как ты думаешь?
Волк задумчиво почесал за ухом — и стал в этот момент еще больше похож на пса. Хольвин улыбнулся.
— Никакие охотники, — сказал волк наконец. — Вообще не охотники, мясо. Боец среди них был один, он Стаю и вел — но не вожак, а этого я уже не могу понять. Им как раз самые слабаки командовали, из тех, на кого рявкни — и на брюхе поползут. И несло от них… дрянью несло. Какой-то… такой… отравой, отрыжкой… Не тухлятиной, но похоже на тухлятину…
— Пьяные, ты хочешь сказать?
— Не знаю, что это — пьяные. Слабые — точно, — сказал волк уверенно и презрительно. — Но оружие у всех отличное — длинные такие винтовки, знаешь? С красным таким глазом светящимся сверху. От которого бывают такие зайчики… на земле, на шкуре у кого-нибудь… чтобы не промахиваться… Только это все равно. Если бы они одни были, мы бы от них ушли на раз, они бы и не заметили. Или убили бы — делать нечего таких убить, и оружие бы не спасло. Они же в лесу не видят ничего, не слышат, не чуют — а если что и услышат случайно, то не поймут ни пса…
— Значит, их вывел инструктор?
— Вожак, который нянька при слабаках? Ты его так зовешь? Да, думаю, он. Он по следам, наверное, догадался, что мы пошли к оврагу, и своих уродцев вывел к оврагу, только с подветренной стороны… Он же знал, что мы не унюхаем, значит, нормальная голова… В общем, не повезло нам. Я, Рваный, Цуцик, Хвост и сучки наши — так на них и выскочили, — закончил волк, морща нос.
— Под выстрелы? А стреляли они пулями со снотворным?
— Уже! Нормальными пулями стреляли, которыми убивают. И знаешь… боец-то не стрелял, только слабаки, куда попало, по кустам, по нашим, по всему… Рваному сначала в бок — кровища фонтаном… потом жирный урод подошел — и в башку в упор. Крошка перекинулась, прижалась там к коряге какой-то, крикнула: «Не надо, не надо!» — а ей в живот… вот такая дыра была… — волк помолчал. — Это они только меня почему-то… не снотворным, а… лапы подвернулись, весь как ватный, но башка работает… я видел… Лапы связали, намордник надели, тащили долго, тошнило… потом в машину сунули, в багажник. Бензином воняло, чуть голова не треснула…
— С тобой была не вся Стая, да? — спросил Хольвин почти утвердительно. — Без Старого… еще кого-то не было, я думаю…
— Не вся. Но я слышал выстрелы… не знаю… — голос волка вдруг сорвался в тоскливый скулеж. Что бы ни думали ветеринары, волк умирал не от голода, а от тоски. У волков бывает смертельная тоска — по Стае, по лесу…
— Выясним и отомстим, — сказал Хольвин и протянул руку сквозь прутья вольера. — Я обещаю. Только нам с тобой надо будет сделать две вещи: найти выживших из Стаи и найти тех, кто убивал твоих братьев. У людей тоже есть претензии к этим мерзавцам.
— Чьим носом искать-то будешь, человек? — хмыкнул волк. — Ты ж не чуешь ни пса… — но обнюхал руку серьезно и внимательно. Пожал плечами. — Ладно… вроде не тошнит от тебя — и то хорошо…
— Вот и чудно, боец, — сказал Хольвин. — Давай, поешь и пойдем. Поедем в лес.
— С собакой пойдешь? — спросил волк. — Ненавижу, сявки брехливые…
— Посмотрим, — Хольвин улыбнулся. — Если тебе можно доверять, парень, то пойдем без собаки.
— Доверять… Да кто ж из людей волку доверится?… Неужели попробуешь?
Хольвин оценил прямой вызывающий взгляд — знал собачьи правила переглядки и глаз не отвел. Волк ухмыльнулся, подвинул к себе миску, покосился на человека:
— Храброго из себя строишь?
— Ешь, ешь, — сказал Хольвин. — У меня к тебе есть еще вопросы, но это — потом.
Пока волк ел — насильно втискивал в себя пищу сквозь тоску, сжимавшую горло — Хольвин разговаривал с Тео по телефону. Тео бранился, но Хольвин и не ждал от него восхищения идеей.
— Всегда тебе больше всех надо, — ворчали в телефонную трубку. — Все посредники — как посредники, а ты действительно фанатик. Ну вот скажи, где это видано, чтобы псих-самоубийца поперся в лес один, без оружия, с волком, искать Стаю для переговоров, а?
— Стая может вывести на след браконьеров, — сказал Хольвин. — Насколько я понял, тебя это тоже может интересовать? Так вот, если Стая согласится сотрудничать, будут тебе адреса гадов, связанных с делом о Центре Развлечений.
— Хорошо бы, — буркнул Тео. — Только одна проблема: трансформов закон не считает вменяемыми свидетелями. Их показания суд не учтет.
— Смотря как это преподать, — возразил Хольвин. — Чему я тебя учу вообще? Волки могут взять след не хуже собак, они выведут к базе браконьеров, а тебе только и останется нагрянуть туда с ликвидаторами и жандармами и устроить тщательный обыск. И найдутся улики для суда, будь спокоен.
— Все это круто, конечно, — вздохнули в трубку. — Если только тебя волки не сожрут. Я понимаю, что ты — Хозяин, но они, если ты не забыл, дикие звери…
— До чего вы все предубеждены! Ты же ликвидатор, Тео, ты должен знать, что звери никогда и ничего не делают просто так. Я уже говорил и повторю: кот отлично описал мне парочку полудохлых, которые околачивались у Битера в зверинце, и опознает, если только ты найдешь хотя бы их фотографии. А волки имеют на эту славную компанию такое количество замечательных зубов, что предпочтут отказаться скорее от обеда, чем от мести. Так что я тебе добуду информацию — а уж как сделать из нее материал для суда, думай сам… Если вообще дойдет до суда. Может, там половина — мертвяки, тогда твои люди просто упокоят их — и конец. Правда, может оказаться и иначе… но все равно надо обязательно обезвредить эту погань, есть причины поважнее нарушения человеческих законов. Я не смогу к тебе заехать сегодня, но нам обязательно надо поговорить, Тео. Мне неуютно. И зверям неуютно. Пожалуйста, будь осторожен, неспокойно.
— Ладно, — сдался Тео. — Ты тоже осторожней там… У меня и без тебя полно хлопот.
— Слушаюсь, господин капитан, — усмехнулся Хольвин. — Пришли человечка забрать Шаграта — я с ним в лес идти не могу, волк не хочет.
— И телохрана оставляешь, дуралей? — судя по голосу, тревога Тео возросла в геометрической прогрессии. — Лишь бы волки улыбались, да?
— Пришлешь за ним?
— Да пришлю, будь ты неладен, чокнутый!
— Вот и славно, — улыбнулся Хольвин и дал отбой.
Волк слизывал с губ остатки яичного желтка. Хольвин снова присел рядом на корточки.
— Ну как, боец? Идти можешь?
— Бежать могу. Если в лес.
— Молодец, — Хольвин отпер вольер и открыл дверцу. — Выходи.
Это простое действие, похоже, шокировало волка. Он остановился, высунувшись наружу по плечи, и принялся сосредоточенно обнюхивать воздух вокруг, будто пытался учуять запах ловушки. Пожилая санитарка, мывшая пол между клеток, тихо прислонила швабру к стене и медленно вышла прочь, не сводя с волка глаз — это его позабавило и убавило напряжения.
— Смотри, какой я страшный, — сказал он Хольвину с прежней иронией. — Тетка, небось, думала — я ее прямо так и съем, даже оборачиваться не буду…
Хольвин улыбнулся в ответ:
— Ну, давай, боец, выходи, не стесняйся.
Волк вышел. Псы в вольерах по соседству, знакомцы волка по Центру Развлечений, не лаяли, но смотрели тревожно и хмуро.
— Лучше меня возьми, Хозяин, — сказал тот самый громадный лохматый пес, который ласкался к Хольвину в Центре. — Волк ведь подставит — недорого возьмет, погань…
— Потом возьму, Анчар, потом, — ласково откликнулся Хольвин. — Когда выздоровеешь, возьму.
Бойцовый пес, несколько поправившийся от инъекций витаминов и кальция, сытый, навещаемый своим будущим Хозяином из жандармерии и уже начавший приходить в форму, кинулся на решетку:
— Отвали от него, тварр-рь!! Трр-рронешь человека — убью, падаль!
Волк смерил пса брезгливым взглядом. Хольвин сказал укоризненно:
— Фу, Дарий! Лежать! Как не стыдно…
Бойцовый пес подчинился, лег, не меняя Ипостасей, положив голову на руки — но продолжал глухо рычать, морща курносый нос. Его клыки блестели из-под губ, как острые осколки фарфора. Брезгливость на лице волка сменилась насмешкой:
