— Бывает, и святой грешит. Ладно, спрашивайте.
В голове крутилось много вариантов вопроса, Паскаль выбрал самый прямой:
— Почему ты пошла служить в полицию?
— Такая красивая девушка, хотите вы сказать?
— Перестань, я серьезно.
— Ладно, отвечу, если вы сперва расскажете про себя.
Паскаль оглядел темную улицу, заметил кота, роющегося в мусорном баке.
— Что ж, это будет честно.
— Итак?
— Семейная традиция.
— Ваш отец был полицейским?
— Нет, офицером в дивизии горных стрелков. Дед по маминой линии служил на таможне, по линии отца — в жандармерии. Я вырос в атмосфере уважения знамени, закона и долга защищать родину.
— Представляю себе уклад семьи, ваш жизненный путь был предопределен заранее.
— Как раз наоборот, девочка, родители видели меня преподавателем физкультуры. А я захотел стать полицейским.
— Почему?
— Тебе будет скучно: стремился защищать людей… Необъяснимый зов, неизбежное призвание… Глупый порыв, правда?
Одиль прервала его, заметно задетая:
— Не могу позволить вам так говорить, господин майор, меня охватило то же стремление — и я считаю его благородным.
— А! Тогда прости меня… А как ты пришла в полицию?
Одиль повернула к нему непроницаемое лицо.
— По убеждению. У меня армянские корни, мы знаем, что такое насилие.
Вспомнив историю расизма, Паскаль признал справедливость ее слов.
— Понимаю, твои предки пережили резню в 1915 году, в вас все еще не остыл гнев, должно быть.
— Не совсем так, командир, мы живем в настоящем, в стране, приютившей наш народ — на родине прав человека. И чтобы здесь не забывали высшие ценности, я и решила стать полицейским. Об эти ценности сейчас вытирают ноги — кроме вас, конечно, я вижу немало бед от страха перед не похожим на тебя человеком. А от страха до ненависти, от ненависти до холокоста рукой подать. Повторяю, мы знаем, что такое насилие.
— И ты пошла на службу, чтобы бороться против дураков?
— Нет, чтобы помочь им начать жить своим умом. Это не дураки, а трусы. Простых граждан втягивают в грязные интриги, иностранцы — разменная карта политиканов. Их паникерские крики разбудили зверя: по вине болтунов на всех углах только и разговоров, что о безопасности, как будто прежде о ней и не слыхивали.
— Я полностью разделяю твое мнение в этом вопросе. Но не вижу связи между службой в полиции и твоим крестовым походом.
Одиль прикрыла глаза, поверяя свои мысли:
— Люди, отвергаемые обществом — питательная среда для преступности. Преступность нужно искоренять, перестав выбрасывать людей за борт. В идеале, конечно. Я понимаю, что ее возможно лишь ограничить, но и это немало.
Идеалистические убеждения потрясли Паскаля — осмысленные, взвешенные, находящиеся от его собственных на расстоянии многих световых лет. И все же оба они были полицейскими на одном задании. Служивыми, с которых дерут семь шкур, застрявшими в машине на всю ночь.
— Задам тебе еще вопрос.
— Если того же сорта, что и первый…
— Что мы здесь делаем?
Одиль недоверчиво спросила себя, не шутит ли напарник.
— Ну как же, командир, охраняем Вайнштейна.
— Да-да, знаю, извращенца, недостойного ходить по свету.
— Так вы поддерживаете смертную казнь?
— Никак нет, категорически против… Хорошо бы сдох от какой-нибудь заразы…
— Уф, прямо от сердца отлегло… Но я прервала вас, что вы хотели сказать?
— Что куда лучше было бы, окажись мы дома. Вот уже двадцать лет я ночами слежу за всяким отребьем. Это начинает доставать.
— Нервный срыв?
— Нет, сорокалетний рубеж. — Майор натужно рассмеялся. — Ха-ха! Я тут раскидываю мозгами два часа и знаешь что? Покумекав, начинаю понимать Арсан. Она права, когда сравнивает людей с насекомыми.
— Видимо, есть причины для такого мнения?
— Железные, девочка… Жизнь не похожа на одежку, запасной не бывает. Понимаешь, мерзавцы, за которыми мы присматриваем, подобны моли: поедают то немногое, чем мы прикрываемся.
Ресторан «Пальма Афулы». 23 часа 32 минуты.
Морис, хозяин заведения, убрал со стола. Нагруженный сверх меры, принес всевозможные вкусности. Одобрительными возгласами собравшиеся встречали выставлявшиеся деликатесы: сочные финиковые шарики, миндальное печенье, лепешки с корицей.
— Угощайтесь! И чтобы ни крошки не осталось!
Захмелевший Вайнштейн потребовал овацию в честь ресторатора.
— Троекратное «Ура» Морису, королю кошерной кухни!
И громилы охотно исполнили просьбу. Морис пользовался всеобщей любовью, а еще умел держать язык за зубами.
— Король-то король, но какой ценой? Вот я — вдовец, недурная партия. Но гляньте-ка на мое брюхо, друзья. Какая женщина захочет такого толстого короля?
— Найдем, — заявил Самюэль. — Скажи, какие тебе нравятся, и доставим завтра же.
— Нет проблем, — подхватил Бернар. — Брюнетку, блондинку, рыжую — только выбирай, у нас полно товара.
— О, на масть плевать, лишь бы бережливая была. Не хочу расточительную, с первой женой хлебнул горя.
— Многого желаешь, — усмехнулся старик с маленькой сигарой в зубах.
— Да уж, это как с моей стряпней — пусть будет совершенной.
Новый взрыв смеха послужил одобрением шутке Мориса. И развеселившийся Вайнштейн хлопнул в ладоши:
— Заведи-ка нам музыку! Что за мрачная обстановка! Давайте проснемся, черт возьми!
Под громкие крики «Да!» толстяк-хозяин побежал к стойке, вынул из коробки диск и вставил в музыкальный центр.
Мелодия «Хава Нагилы» зазвучала из колонок.
И дюжина голосов подхватила и начала подпевать.
Снова и снова.
Гости пели, танцевали, выпивали, пока в глазах не начало троиться.
Выбросили из головы заботы и тревоги.
Возле ресторана, в машине полицейских. 23 часа 50 минут.
Двое молодых спортивных крепко сколоченных полицейских маялись выше по улице. Они должны были следить за «Пальмой Афулы», но бодрствовал только один. Его напарник храпел, вымотанный тридцатью семью часами без сна. Спавшего звали Карно, дежурившего — Роллен. Последний позволил коллеге вздремнуть. Услуга за услугу: Карно тоже давал передышку приятелю, когда тот валился с ног.
Тандем ладил между собой лучше некуда.
Только в одном их привычки расходились: Роллен курил, а Карно не переваривал это пристрастие. Спящий не переносил табачный дым. И потому Роллен, желая подымить, отходил от машины, чтобы не беспокоить товарища.
Вот и сейчас он страстно желал затянуться. Конечно, ожидание, напряжение будоражили нервы, но дежурящий начал уже клевать носом. Скоро наступит полночь. Если бы турки собирались напасть, они бы уже это сделали. Ложная тревога, они не появятся. Так почему не позволить себе перекур? Карно спал на пассажирском сидении. Не стоит его будить. Роллен тихонько вышел из «рено», прикрыл дверь, стараясь не хлопнуть.
Первым делом он размял ноги. Совсем одеревенели за долгие часы слежки. Потом достал пачку недорогого табаку, папиросную бумагу и начал сворачивать самокрутку. Приходится экономить и в малом — сигареты стали бить по карману простому полицейскому.
Погрузившись с головой в процесс, Роллен не заметил, как появилась машина, за ней вторая, третья. А заставил его поднять глаза скрип тормозов. Но время было упущено: из автомобилей уже выходили вооруженные люди.
Роллен швырнул курительные принадлежности, кинулся к «рено», застучал в боковое окно, куда Карно прислонил голову.
— Просыпайся, ради всего святого! Приехали по душу Вайнштейна!
И, не дожидаясь ответа, бегом обогнул машину, впрыгнул, крутанул ключ зажигания, крича:
— Да разуй глаза! Мы в полной заднице!
— Что случилось? — протянул Карно спросонья.
— Не видишь, турки прикатили?
— Вот черт!
— Шевелись! Ставь маячок! Вызывай подкрепление! Я разверну машину поперек улицы, они не должны скрыться!
Сделать это он должен бы раньше.
Паскаль же выполнил маневр безошибочно и вовремя. Сотня метров отделяла его от «Пальмы Афулы». Майор начал движение, едва заметив вереницу автомобилей. За какие-то доли секунды машина полицейских оказалась в нескольких шагах от нападавших.
Выскакивая наружу, Одиль показала пальцем на одного из бандитов:
— Это не турки, командир!
— Что?
— Тот лысый тип, это же Тино Бонелли!
Внутри ресторана Вайнштейн тоже узнал корсиканца. И дымился от ярости:
— Как это — без оружия? Не говорите, что пришли с пустыми руками!
Бернар опустил голову.
— Моя пукалка в машине, я не беру ее в синагогу.
— Я тоже, — произнес старик с сигарой в зубах.
— Так у кого есть стволы?
