— Обязательно! ТЫ еще спрашиваешь?
В этот момент из кабинета стоматолога раздался особенно громкий стон. Кажется, рядовому было не очень хорошо, раз он издавал такие звуки. Я опять невольно содрогнулся и мысленно поблагодарил своего реципиента, царство ему небесное, что тот содержал зубы в порядке. А то в прошлой жизни я успел с ними настрадаться! Очень!
— Что его, режут там? — пробурчал Гена, хмуро глядя на дверь кабинета.
— Ну а ты сам-то как? — поинтересовался я, не обратив внимания на вопли. — Тоже семьей обзаводиться нужно будет, ты-то постарше меня, уже за двадцатник перевалило?
— В июне двадцать один уже будет, — тяжко вздохнул здоровяк. — Пока никак, а жениться на ком попало, не хочу. Да и живой пример у меня есть, отец в двадцать два только маму встретил.
— Ладно убедил, — рассмеялся я. — Слушай, а как у вас с увольнениями?
— Ну, точно всяко лучше, чем у вас. За два месяца, семь увольнений, — похвастался здоровяк.
— Ни фига себе! — воскликнул я, услышав цифру. — Это за что такие лавры?
— Ни за что, просто командир лояльный. В чем проблема, переходи к нам!
Эх, ответил бы я ему, в чем проблема... Сама служба и бонусы меня вообще не волновали, главное оставаться как можно ближе к электростанции. Ведь как ни крути, а сейчас у меня есть постоянный пропуск на территорию, я могу свободно перемещаться по большей части территории станции. У меня есть план помещений, я уже видел большинство сотрудников, запоминал лица и фамилии. Все это мне на руку. А если перейти к Генке, я все потеряю! Вот удастся предотвратить аварию, тогда можно и о дембеле на теплом месте позаботиться, но не сейчас.
Дверь кабинета открылась и оттуда выполз бледный как смерть, рядовой Евсеев. Сейчас он выглядел еще хуже, чем до посещения стоматолога.
— Живой? — усмехнулся Генка.
— Да... — как-то совсем тихо произнес тот. Даже очки на носу как-то приуныли.
Из кабинета показался двухметровый стоматолог, протирающий руки вафельным полотенцем. Увидев нас, он глухим басом поинтересовался:
— Вы тоже ко мне?
— Никак нет, товарищ врач! — в один голос ответили мы с Генкой, затем усмехнулись. — Страшно!
Стоматолог сразу заскучал, махнул ручищей и вернулся обратно в свою обитель боли.
— Ну что, Евсеев, понравилось? — поинтересовался Гена. — Я же тебя предупреждал, что стоматолог в лазарете суровый. Что там у тебя?
— Удалили... — промычал рядовой, держась за щеку.
— Терпи, воин. Скоро пройдет, — обнадежил я, затем добавил. — Дня через четыре!
— Ну, давай, Леха! Увидимся, не пропадай! — здоровяк протянул руку, намекнув, что им пора.
Затем они с рядовым Евсеевым покинули лазарет, а я вновь остался один. Хорошо хоть ненадолго — привели еще троих срочников, сугубо в рабочей форме одежды. Скорее всего, все трое были родом из автопарка, потому как от них буквально несло машинным маслом и солярой.
Минут через десять из своего кабинета начальник медслужбы и поискав меня глазами, крикнул:
— Савельев!
— Я!
— Дуй сюда! Так! Смотри, мы с хирургом твои документы изучили и приняли решение, что лежать здесь тебе никакой надобности нет. Но освобождение от нарядов, строевой и физической подготовки обязательно. На два месяца. Так что до нового года можешь расслабиться. Так командиру и передашь. Вряд ли тебе понадобиться справка, но если что — приходи.
Начальник медицинской службы, в звании капитана, хотел сказать что-то еще, но почему-то передумал. Вместо этого он махнул мне рукой и указал в сторону выхода. Сразу смекнул, что у него ко мне какое-то дело.
Вышли на свежий воздух.
— Савельев, честно говоря, не понимаю тебя.
— Разрешите уточнить, товарищ капитан? В чем вопрос?
— Между нами, просто любопытно. С огнестрельным ранением как у тебя, прямая дорога на дембель и куча разбирательств. Как такое дело вообще замяли, для меня загадка. Чтобы солдата срочной службы ранили во время прохождения службы и по-тихому замяли это дело... Нонсенс! Ну да ладно, если так получилось, значит получилось. А почему сам не воспользовался возможностью и не ушел в запас? Охота тебе еще год в армии торчать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вопрос был простым, вот только простого ответа я на него дать бы не смог. Точнее, самому себе или Андрюхе Петрову — смог бы. А вот этому капитану — нет.
— Товарищ капитан... Разрешите не по уставу?
— Валяй!
— Понимаете, я как-то и не думал об уходе из армии. Ну, ранение и ранение, все ж заживает, осложнений нет. Чего бросать службу на половине пути? Я же еще на сверхсрочную собрался идти. Да и как я потом отцу в глаза буду смотреть? Мне тут осталось меньше года, а служба сама по себе интересная. Мне на атомной электростанции нравится. Вот хожу по туннелям и понимаю, какая рядом мощь находиться и что ее человек сумел подчинить. Да и чего греха таить, я же отсюда, из Припяти. Мне что дома, что здесь — одно и то же.
По лицу начальника медслужбы сложно было понять, что он обо мне думает. Наверняка посчитал меня сказочным чудаком. Да любой скажет, что солдат срочной службы только и думает о том, чтобы поскорее свалить куда-нибудь, чтобы его никто не трогал и не гонял. Комиссоваться по состоянию здоровья самое правильное, что может выпасть на долю срочника. Это железный вариант халявы.
Естественно, нес я ему всякую чушь, лишь бы звучало правдоподобно. Не знаю, поверил офицер или нет, но с дальнейшими расспросами как-то резко отстал. Постояв немного и покурив, он бросил напоследок:
— Ну, ясно. Документы свои заберешь завтра, а сейчас возвращайся обратно в центр. Никаких физических нагрузок без особой надобности! Спи, ешь. Витамины будешь получать в аптеке, раз в месяц. Рецепт я выпишу. Раз в две недели приходи на осмотр к хирургу. Чем больше находишься в покое, тем быстрее заживет. Вопросы?
— То есть, бегать можно будет начинать только месяца через два? — на всякий случай уточнил я.
— Да. Раньше не стоит.
— Это плохо, я и так разжирел. Разрешите идти?
— Иди, сержант, — капитан проводил меня задумчивым взглядом, затем скрылся в дверях лазарета.
Ну а мне не оставалось ничего другого, как вернуться обратно в свое подразделение и доложиться командиру.
Майор Привалов уже покинул территорию «Чернобыля-2». Я думал, что командир как минимум вызовет меня на личную беседу, чтобы перетереть все шкурные вопросы, но к моему удивлению, этого не произошло. В канцелярии роты оказался только старший лейтенант Озеров, который и принял от меня доклад. Сухо кивнув, он отправил меня обратно в каптерку, вливаться в распорядок дня.
Через полчаса, с занятий вернулся мой взвод. Помимо нашей «семерки» здесь было еще двадцать три человека, оставшиеся от подразделения старлея Паршина, все нормальные ребята. Быдло, вроде Сипкина, благополучно отсеяли несколько месяцев назад.
Опуская подробности, встретили меня горячо. Тот случай, что произошел ночью на ЧАЭС, вмиг разлетелся по всему учебному центру, все благодаря живому свидетелю — Артему Горчакову. Все считали, что это был учебный диверсант, поэтому и отношение было к этому иное. Но все-таки слава меня опережала, хотя по факту, я ничего особого не сделал. Как раз таки-таки наоборот, я сделал все, чтобы выбыть из строя аж на полтора с лишним месяца. Но про это никто и слова не сказал. Сам я себя героем естественно не считал, наоборот, дал уйти потенциальному диверсанту.
— Как так получилось, что ты его не догнал? — удивился я, когда мы с Артемом сели за один стол в столовой.
— Увидев, что ты упал и не поднялся, я потерял драгоценные секунды — тот пропал из виду. Когда я все-таки бросился за ним, тот уже был далеко. Скрылся в одном из служебных выходов из машинного зала. Дальше бежать было бессмысленно — ночь на дворе. Что мне оставалось делать? Он вообще мог спрятаться за любым агрегатом, а я просто пробежать мимо и ничего не заметить.
— Понятно. Жаль, что все было зря, — я потрогал раненое плечо. Сейчас уже ничего не болело, главное не делать каких-то совсем необдуманных движений, вроде сальто назад или переворот с переподвыподвертом.