Майкален мало рассказывал о том, каково это – быть сильным эмпатом, когда восприятие чувств окружающих едва ли не острее зрения или слуха. Когда ты всегда знаешь, что чувствуют по отношению к тебе окружающие, понимаешь, что кроется за их улыбками и добрыми словами. Наверное, поэтому мы с ним и сдружились, у меня на лице всегда то, что и на языке, и в голове тоже. На публике общительный Майки, душа любой компании, весельчак и балагур возвращался вечерами (или под утро) в комнату (мою) общежития (женского), ложился на кровать и просто лежал.
– Давай помолчим, – просил друг.
Я без слов укрывала его одеялом, заваривала крепкий и непременно сладкий чай, садилась рядом и молчала. А Майк, маленькими глотками выпив горячий чай, устраивал голову у меня на коленях и дремал, пока я штудировала очередной учебник или справочник. А заодно перебирала его густые и мягкие волосы, думая, что друг спит и ничего не чувствует. Майкален же подыгрывал и не возражал, пусть и не особо любил, когда кто-то его трогает.
И при всей яркости и живости характера, Майк тот удивительный человек, с которым приятно не только говорить, но и просто молчать.
– Они не боялись в начале, – шепотом произнес Майк. – Никаких отголосков страха и сомнения, но быстро начали злиться и раздражаться, – наверное, потому что не могли с наскока вскрыть мой сейф, сделанный на заказ у мехов. И злость вымещали на моем бедном кабинете. – Потом они… удивились? Трудно понять, но что-то их переключило на другую эмоцию, которую почти полностью затмил страх. Ужас. Паника. И вот они в анабиозе, – завершил рассказ друг.
– Негусто, – прокомментировала я.
– Ну знаешь! Извини, мысли не читаю!
– А жаль, – вздохнул Ксавьер.
– Мог ли это сделать Дао? – вот, что тревожило меня сильнее всего.
– Мог, – признал Майк. – Смотри, дорогуш, оба пытаются отвернуться, не сбежать, заметь, а не встречаться взглядом.
– Но василиск все равно как-то заглянул им в глаза, – заметил лорд.
– Это распространенное заблуждение, – не согласился Майк. – Василиски убивали не взглядом, анабиоз для них нечто вроде заклинания, единственного в их арсенале. Механизм его использования, как вы понимаете, никто не изучал, но доподлинно известно, что даже ослепленный василиск был способен погрузить жертву в анабиоз, а образно говоря – превратить в камень.
– Боюсь спросить, и такие исследования проводились? – и почему я в свое время не сильно увлекалась вымершими видами?
– Да, нашлись идиоты, представляешь? Но так как они успели все задокументировать и оставили после себя записи, то науке послужили. Более того, василиски были способны и сами погружаться в длительный анабиоз, а также погружать в анабиоз свое не вылупившееся потомство. Так они пережидали неблагоприятные условия.
– А нынешние василиски?
– Нынешние впадают в спячку, – ответила за Майка я, – если температура опускается ниже нуля, василиск уползает в гнездо и засыпает.
– Он так, наверное, у Линды половину учебы в академии проспал в здоровенном холодильном ящике, – улыбнулся воспоминаниям друг.
– А какой у меня был выбор? – тема “усыпления” Дао для меня до сих пор оставалась болезненной. – Мне не на что было его кормить, себя бы прокормить, а тут такой растущий организм! Зато хоть кто-то выспался за время учебы в академии.
– Знаете, – теперь улыбался и Ксавьер. – Я ему в чем-то даже завидую. Нас сутками напролет гоняли по полигону.
– Кстати, дорогуш, а ведь Дао у тебя крупнее любого виденного мной василиска… Я думал, что он просто здоровый, но если выдвинуть гипотезу, что кладка яиц как-то сохранилась в течение пары сотен лет, или, как вариант, его мама провела долгие-долгие годы в анабиозе, а потом, очнувшись, успела перед смертью отложить яйца… И все равно верится с трудом.
– А почему вообще василиски из очень сильных стали обычными, как сейчас? – Ксавьер был далек от зоологии. На боевом такого не проходят, к опасным тварям нынешние василиски не относятся даже с большой натяжкой.
– Выродились. Люди истребляли, оставшиеся мигрировали севернее, а севернее жили драконы, не потерпевшие такого соседства. Но больше всего василиски пострадали во время эпидемии драконьей чумы, как очень магически одаренный вид, они сильнее всего оказались подвержены заражению. Так что большая часть умирала, а переболевшие и выжившие на девяносто девять процентов теряли свои способности.
– Да уж, драконья чума прошлась не только по людям, – поддержал историю Майк. – Многие животные превратились в легенды, какие-то из разряда магических перешли в обычные. Единорог сейчас не больше, чем конь с рогом, а когда-то они не уступали по силе ближайшим родственникам – пегасам.
– Но пегасы выжили.
– Есть множество специфичных только для одного вида болезней. К примеру, у нас с собаками даже паразиты разные. Вот и здесь, были виды, которые не заболевали. Повезло.
– Значит, ты готов подтвердить, что Дао – реликтовый? – как в таком случае поступить, я понятия не имела.
– Надо подумать, дорогуш, но скорее всего, да. И лет через десять, когда он подрастет еще на метр-другой, такое скрывать будет… сама понимаешь. А уж когда ему перевалит за сотню…
– Мне бы самой дожить до сотни, – ориентироваться на далекую перспективу я не готова.
– Давай я подумаю, – предложил Майк. – Но оставлять у себя реликтового василиска, прости, рыба моя, идея не из лучших.
Легко сказать, но предположить, что мне придется что-то сделать с Дао, родившемся у меня на руках и считающим меня мамой… нет, должен быть другой выход.
– Ладно, я домой, обрадую родных внезапным приездом, – решил Майк.
– Ксавьер, а вы можете задержаться? У меня есть, что вам рассказать.
Лорд кивнул и на первом этаже свернул на кухню.
– Продолжай в том же духе, – постучал мне по плечу друг. – Между вами чувствуется эмоциональная связь, ты уж укрепи ее как следует, дорогуш, – подмигнул Майк, уходя.
За дверью он оказался раньше, чем я успела замахнуться, всегда был ловким и быстрым, зараза.
Ксавьер уже разлил на двоих остатки вина и сейчас задумчиво крутил ножку бокала между пальцами.
– Все в порядке? – я взяла свой бокал, а лорд неожиданно поморщился.
– Голова болит, – мужчина потер лоб. – Никак не получается окончательно прийти в форму.
– Может, проклятье не до конца снялось? – я снова начала всматриваться в пациента, но каких-то изменений не замечала.
– Нет, проклятья я не ощущаю. Только усталость. После этого дела возьму перерыв на месяц и уеду куда-нибудь путешествовать. Ваш друг полмира объездил, а я и не помню, когда уезжал из столицы не по делам…
– Майк всегда был неугомонным, он физически не способен сидеть на одном месте, – постаралась успокоить лорда я.
– Интересный он у вас, – Ксавьер улыбнулся. – Я только не совсем понял, он… как бы сказать…
– У Майка много особенностей, – обсуждать друга за его спиной я не собиралась. – Но поговорить я хотела не о нем. Я знаю, кто создал ваше проклятье.
– Да ладно? И кто же? – вижу, головная боль у лорда Тайны сразу прошла.
– Местор Пауль, – выдержав небольшую паузу, не без гордости сообщила я.
Вот так, лучшие умы тайной стражи бьются над вопросом, а тут я, обычный целитель, враз нахожу ответ. В общем, Линда молодец.
– Вы уверены? – нахмурился Ксавьер, – Местор не похож на того, кто водит дружбу с сомнительными личностями.
– Он и не водит, – встала я на защиту Пауля. – С него взяли клятву о неразглашении, а взявшись за контракт, как я понимаю, он был обязан его выполнить.
– Интересно… а вы как об этом узнали?
– Он мне сам сказал. Кроме этого, правда, больше ничего сказать не смог, ему и такое признание нелегко далось, – я сглотнула, вспоминая, как чувствовал себя проклятийник. И даже выпивка ему не помогала.
– Клятву о неразглашении самостоятельно не обойти, – задумчиво заметил Ксавьер.
– Но вы ведь сможете ему помочь? Он всего лишь заложник ситуации, – начала просить за местора я. Хороший ведь человек, пусть и мастер темной магии. – Он, кстати, специально ослабил проклятье, чтобы оно было не высшего порядка, и получился третий-четвертый круг.
