Сейчас нужно спрятать все свои чувства куда подальше и продолжать штурмовать свой личный Олимп, еще два года Академия будет оплачивать нахождение своего пенсионера за границей, пересылая деньги его семье, а дальше… а вот как раз это самое дальше он создает в настоящем. И кому какое дело, плачет художник по умершему и похороненному без него родителю или счастлив и весел? Он должен делать то, что должен, вернуться домой со щитом, построить дом, в котором будет жить его заслужившая покоя на старости лет мать и, может быть, даже… Поэтому надо не просто работать, не просто махать кистью, а все свое свободное время тратить на организацию выставок и общение с будущими заказчиками или купцами, закупающими картины для перепродажи. Надо бывать на виду, и желательно, чтобы о тебе время от времени писали в газетах.
Иначе, когда подойдет к концу срок командировки, вместе с ним закончится и вольготная жизнь, уступая место суровой реальности.
На место Президента Академии приходит блистательный Максимилиан Евгений Иосиф Август Наполеон герцог Аейхтенбергский, князь Венецианский,[157] муж великой княжны Марии Николаевны.[158] Дом герцогов Лейхтенбергских происходил от пасынка Наполеона Евгения Богарне[159]. Герцог был красив, умен и образован, увлекался гальванопластикой, гальваническим золочением и серебрением, минералогией и вообще горным делом. Он ставил опыты, развивая идеи о гравировании с гальванопластических досок. Сразу же после женитьбы он устроил себе отдельную небольшую лабораторию в Зимнем Дворце, а затем перенес ее в помещение Главного Штаба Гвардии.
Максимилиан получил от императора титул Императорского Высочества, чин генерал-майора русской службы и вскоре занял место шефа гусарского полка. О необходимости писать в письмах на имя нового Президента «Его Императорскому Высочеству» находящимся за границей пенсионерам указывалось особо.
Впрочем, быстро выяснилось, что Максимилиан Лейхтен-бергский хоть и был настоящим вертопрахом и волокитой, но нрав имел не вредный, да и его близость ко Двору давала некоторую надежду на то, что он сумеет донести до государя нужды и чаяния Академии. Последнее радовало.
Из Парижа Айвазовский направляется в Бельгию и Голландию. Бельгийская школа произвела сильное впечатление на Ивана Константиновича не только своими картинами, но и дружеским отношением художников друг к другу: «Здесь еще надобно дать справедливость, что все артисты живут между собой как следует: ни мелкой зависти, ни сплетни, напротив, один другого достоинство старается выставить перед иностранцем», — пишет он В. И. Штернбергу 10 июня 1844 года из Антверпена. Вообще Айвазовский не любит или не считает нужным жаловаться ни на судьбу, ни на окружающих его людей. Он всем доволен, ко всем внимателен. Но само упоминание о зависти и сплетнях наводят опытного читателя на мысль о том, что Иван Константинович чаще, чем этого хотел, вращался в обществе людей злых, желающих порочить честног художника, распуская про него небылицы. В письме к Штернбергу Айвазовский определяет свое творческое кредо как жертвенность во имя искусства. Редкий случай, когда мастер высказывается столь прямо: «Я знаю, что большая жертва — Италию заменить на Бельгию, но художество должно быть везде первое утешение и всем [надо] жертвовать для этого».
Теперь понятно, отчего нет заслуживающих доверия упоминаний о связях Айвазовского с женщинами, он жертвует своей жизнью во имя творчества, подобно тому, как его старший брат пожертвовал своей ради науки и служения богу.
Из Бельгии Айвазовский держит путь в Голландию, затем в Гамбург и, наконец, в Петербург. Не оставляют в покое мысли об овдовевшей матери. Кто теперь поможет ей? Старший брат — да, он остался в Феодосии, но, судя по всему, характер этого человека не допускает мысли о нем, как о нежном утешителе. Сестры — одна из них вышла замуж за господина Мазирова, их сын и племянник Айвазовского Левон,[160] когда подрастет, станет помогать дядюшке, организуя его выставки и даже представляя великого мариниста за границей. У замужней женщины свои обязанности, если и забежит к матери, то на какую-нибудь минуточку. Что со второй сестрой, мы точно не знаем. Саргис в монастыре. Получается, что единственный, кто может и должен быть рядом с матерью, это он — младший и любимый сын, художник Айвазовский.
В Гамбурге Иван Константинович останавливается в недорогой, но опрятной гостинице, на улице, дома которой плотно прижимаются друг к дружке. Желая почувствовать себя жителем города, он ездит на штульвагене (так называют общественный экипаж) или берет извозчика и едет куда-нибудь за город, туда, где заканчивается мостовая и начинается более приятная мягкая дорога. Художник любуется на поля, владельцы которых отмечают границы территорий полосой кустарника. Мимо экипажа проплывают многочисленные фермы, деревни, крестьянки в этих землях не показываются на улицу не подпоясанные фартуком, все в изящных соломенных шляпках, грациозные пейзанки. Никто не таскает в руках ведра с водой, не носит кувшинов на плечах, как это часто наблюдал Иван Константинович на своей родине. Нужно доставить в дом воду — берут коромысло. Живописные пейзажи с мельницами, рядом с которыми неизменно стоят телеги, заваленные мешками с зерном, повсюду много птицы и скотины. На лицах благостное выражение довольства.
Чтобы понять искусство страны — необходимо в этой стране хотя бы побывать. Айвазовский свято придерживался этого правила.
На самом деле он вернется в Россию на два года раньше намеченного срока, вдруг прервав свой блистательный вояж вслед за шумом волн, чтобы вернуться в родную Феодосию и сделать то, что должен. Вот что пишет сам Иван Константинович в своей автобиографии: «В начале 1844 г. я вторично отправился в Париж, но поездка эта была невольной причиной ускорения возврата моего на родину. В одной из газет, вскоре по моем приезде, была напечатана статья, в которой какой-то непрошеный доброжелатель заметил, что меня привлекли в столицу Франции радушие, ласки и внимательность парижан и что я, по-видимому, намерен возвратиться в Париж на все время пребывания моего в чужих краях. Это… побудило меня сократить время пребывания моего за границей на два года».
Говоря проще, произошло следующее: парижские газетчики распространили слух о том, что Айвазовский решил окончательно переехать в Париж, что разрывало бы его отношения с Родиной. Скользкая фраза «на все время пребывания моего в чужих краях» — может означать как срок командировки, так и время нахождения за границей вообще.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
