— Ладно, Ноа, хватит прикидываться. Мы оба знаем, что Мэтт занимался сомнительными делишками, и ты в этом участвовал. Сейчас мне нужна твоя помощь в таком деле.
— Я слушаю, — сказал он.
— Картины у меня.
Никки заметила, что непроизвольно стиснула руки в кулаки, и заставила себя разжать пальцы.
Скрипнуло офисное кресло Пакстона.
— Повтори еще раз.
— Разве я не по-английски сказала? Ноа, я про коллекцию картин. Ее не украли. Я забрала ее.
И спрятала.
— Ты?
— Не я сама. Заплатила нескольким парням, и они все провернули, пока меня не было в городе. Забудь об этом. Самое главное — это то, что они у меня, и я хочу, чтобы ты помог мне их продать.
— Кимберли, ты что, рехнулась?
— Они принадлежат мне. Я не получила страховку. Я заслуживаю хоть какой-то награды после всех лет жизни с этим уродом!
Настала очередь Никки сглотнуть ком в горле. Картинка начинала складываться. Сердце едва не выпрыгивало у нее из груди.
— А почему ты думаешь, что я могу помочь тебе продать их?
— Ноа, мне нужна помощь. Ты устраивал дела Мэтью, а теперь будешь устраивать мои дела.
И если ты не захочешь мне помочь, я найду того, кто захочет.
— Ну-ну, Кимберли, давай полегче. — Снова пневматическое шипение; Никки представила себе, как Ноа Пакстон поднимается со своего кресла за полукруглым рабочим столом. — Не надо никому звонить. Ты меня слушаешь?
— Слушаю, — ответила она.
— Нам нужно поговорить обо всем. Решение обязательно найдется, только нельзя терять голову.
— Он помолчал и спросил: — А где картины?
Возбуждение охватило Никки, и она даже ощутила легкое головокружение. Струйка пота побежала по ее щеке из-под винилового наушника.
— Картины здесь, — сказала Кимберли.
— Где «здесь»?
«Скажи же, — произнесла про себя Никки. — Скажи это».
— В «Гилфорде». Круто, да? Они ищут-ищут, а картины все это время были в здании.
— Ну хорошо, а теперь слушай меня. Никому не звони, просто успокойся. Нам нужно встретиться лично, понятно?
— Понятно.
— Хорошо. Сиди там. Я сейчас приеду. — И Ноа повесил трубку.
Никки сняла наушники. Рук последовал ее примеру и воскликнул:
— Я же сказал! Я был прав! Это Кимберли. Ха-ха, дай пять! — И он поднял руку, развернув ее ладонью к Никки.
— Ты же знаешь, у нас здесь так не делают.
Рук поднялся со стула.
— Послушай, нам надо успеть туда раньше Ноа. Если эта женщина убила своего мужа, кто знает, что у нее на уме.
Никки тоже встала.
— Спасибо за совет, детектив Рук.
Он открыл перед ней дверь, и они вышли в коридор.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Хит, Таррелл, Каньеро и Рук пересекли вестибюль «Гилфорда» и подошли к лифтам. Когда двери открылись, Никки отстранила Рука.
— Эй-эй, куда это ты собрался?
— С вами.
Она покачала головой:
— Ни в коем случае. Ты останешься внизу. Автоматические двери начали закрываться, и Каньеро уперся в створку плечом.
— Ну хватит тебе, я же все сделал, как ты сказала. Я думал как детектив, и я заслужил, чтобы мне дали посмотреть, как ее арестовывают. — Когда три детектива рассмеялись, Рук решил немного уступить: — Ну можно мне хотя бы подождать в коридоре?
— Когда я арестовывала Бакли, ты тоже сказал мне, что подождешь в коридоре.
— Ну, допустим, один раз я потерял терпение.
— А что ты натворил на Лонг-Айленде, когда я велела тебе держаться подальше от мастерской?
Рук поддел носком ботинка краешек ковра.
— Послушай, ты так говоришь, как будто тебе предстоит не арест девушки, а драка с бандитами.
— Обещаю, долго ждать тебе не придется. В конце концов, — добавила Никки с нарочитой торжественностью, — ты это заслужил. — И она вошла в лифт вместе с Тараканами.
— Ты так со мной обращаешься… пожалуй, напишу статью про кого-нибудь другого.
— Ты разбиваешь мне сердце, — сказала Никки, и двери лифта сомкнулись.
Войдя в квартиру, детектив Хит обнаружила Ноа Пакстона, одиноко сидевшего в гостиной.
— А где Кимберли?
— Ее здесь нет.
Таррелл и Каньеро вошли следом за Никки.
— Проверьте все комнаты, — приказала она, и детективы скрылись в коридоре.
— Кимберли там нет, — сказал Пакстон. — Я смотрел.
Хит ответила:
— Мы все любим делать сами, как это ни странно. — Взгляд ее упал на стены — как и прежде, от пола до потолка увешанные картинами. Никки залюбовалась этим зрелищем. — Картины — они снова здесь.
Ноа, казалось, разделял ее изумление.
— Я тоже ничего не понимаю. Я как раз пытался сообразить, откуда они взялись.
— Расслабьтесь, Ноа, больше не нужно разыгрывать спектакль. — Она помолчала, глядя, как лоб его пересекают морщины. — Они все это время были в «Гилфорде», верно? Мы подслушали ваш телефонный разговор с Кимберли меньше двадцати минут назад.
— Понятно. — Пакстон подумал несколько секунд — без сомнения, вспоминал свои слова, размышлял, не выглядит ли он теперь соучастником. — Я сказал ей, что она рехнулась, — пробормотал он.
— Конечно, вы законопослушный гражданин. Он развел руками.
— Прошу прощения, детектив. Я знаю, что должен был сразу позвонить вам. Наверное, сработали мои инстинкты — я так привык заботиться об этой семье. Я приехал сюда, чтобы уговорить ее вести себя разумно. Но уже слишком поздно. — (Никки на это лишь пожала плечами.) — Когда вы узнали, что она их украла? Из этого телефонного разговора?
— Нет. Первым звоночком послужило то, что наша новоиспеченная вдова купила пианино и уехала из города в тот день, когда его должны были привезти. Вам не кажется, что Кимберли не из тех женщин, которые оставят квартиру, полную антиквариата, в распоряжении команды грузчиков и безмозглой няни? — Никки неторопливо подошла к «Стейнвею» и ударила по клавише. — Мы побеседовали с администратором. Он подтвердил, что грузчики появились здесь утром с огромным ящиком, но не помнит, чтобы они выносили этот ящик на улицу.
Думаю, он не обратил на это особого внимания — у него хватало хлопот с отключением света.
Ноа улыбнулся и покачал головой.
— Ух ты!
— Я знаю, неплохо придумано, да? Картины никуда не пропадали из здания.
— Гениально, — сказал Пакстон. — Однако это слово никак не ассоциируется у меня с Кимберли Старр.
— Ну что ж, в итоге вышло, что она не так уж умна, как казалось ей самой.
— Что вы имеете в виду?
Никки множество раз прокручивала в голове предстоящий разговор, чтобы не упустить ни слова, и теперь нужно было вовлечь в него Ноа.
— Вам известно, что Мэтью передумал насчет коллекции и решил ее продать?
— Нет, я ничего об этом не знаю.
— Так вот, он собрался избавиться от картин. Утром в день убийства сюда приехала женщина по имени Барбара Дирфилд, сотрудница «Сотбис». Она должна была оценить коллекцию.
Однако к себе в офис она так и не вернулась — ее убили.
— Какой ужас!
— Я считаю, что это преступление связано с убийством Мэтью.
Ноа нахмурился.
— Все это трагично, однако не вижу никакой связи.
— Сначала я тоже не видела. Я все время задавала себе вопрос: зачем кому-то убивать оценщицу? Затем я обнаружила, что все картины в коллекции Старра были подделками. И Никки посмотрела на Ноа, побелевшего как полотно.
— Подделками? — Взгляд его блуждал по стенам.
Никки заметила, что он остановился на картине, висевшей около арки, которая вела в коридор. Эта картина была прикрыта покрывалом.
— Фальшивки, Ноа. — (Он снова обернулся к ней.) — Вся коллекция.
— Но как такое возможно? Мэтью заплатил за эти картины огромные деньги, покупал их у известных торговцев с прекрасной репутацией. — Лицо его начинало приобретать нормальный цвет, затем он даже порозовел от волнения. — Я уверяю вас, мы покупали несомненные подлинники.
— Я знаю, — сказала детектив. — В архиве страховой компании хранились фотографии настоящих картин.
— Тогда как они могли превратиться в подделки? Никки присела на подлокотник дивана, стоившего дороже среднестатистического автомобиля.
— Оценщица сфотографировала все картины коллекции. Мы нашли ее фотоаппарат: снимки отличались от тех, что нам прислали из страховой компании. Барбара Дирфилд получила документальное подтверждение того, что эта комната увешана подделками. — Хит помолчала, давая Пакстону время переварить услышанное. — В какой-то момент между покупкой и визитом оценщицы кто-то подменил картины.
— Этого не может быть. Вы уверены?
— Абсолютно уверена. И Барбара Дирфилд пришла бы к тому же самому выводу, если бы осталась жива и смогла внимательно изучить фотографии. Из этого, — продолжала Никки, — я заключила: Барбара Дирфилд была убита потому, что некий человек желал скрыть свое преступление. Коллекция Старра, оцениваемая в шестьдесят миллионов долларов, на самом деле не стоила ни цента.
